Сады пяти стремлений

– Пожалуй.

– Не забывайте, что мессеру придётся заботиться о Мерсе, – улыбнулась Кира.

– И Бабарском, – добавила Аурелия.

– Бабарский сам будет заботиться о мессере, – подал голос Бедокур. – А вот Мерса не очень приспособлен к ведению разведывательной деятельности, особенно, Энди.

– То есть, если мессер будет один или с Бабарским, он сможет затеряться среди местных, хотя бы для того, чтобы понять, как получить больше информации о цивилизации, – ровным голосом продолжил Дорофеев, глядя Аурелии в глаза. – Если Мерса с ними, а я на это искренне надеюсь, им будет проще вступить в контакт с местными властями. В этом случае мессер не станет скрывать, кто он.

– И расскажет, что он с другой планеты?

– А что в этом такого? – удивился Крачин. – Раз они потомки переселенцев, то вряд ли забыли о существовании других планет.

– Как показывает опыт, на всех открываемых планетах сохраняется память о Герметиконе и появление его посланников вызывает интерес и удивление, но не страх, – вернул себе слово Дорофеев. – С этой точки зрения мессеру ничего не угрожает. Однако отсутствие корабля вызовет вопросы и породит недоверие к рассказу.

– Его могут принять за мошенника?

– Уверен, мессер сумеет убедить аборигенов в том, что не является мошенником. А также – в своём высоком статусе.

– Он расскажет о нас? – спросил Бедокур.

– Нет, – качнул головой капитан.

– Почему? – растерялась Аурелия.

– Потому что мессеру неизвестна судьба «Амуша», – объяснил Базза. – Кроме того, в его обстоятельствах информацию следует выдавать дозированно, всегда оставляя что-то в рукаве. Что же касается нас… – Дорофеев выдержал короткую паузу. – Мессер уверен, что мы живы, и будет действовать исходя из предположения, что мы в скором времени появимся.

– Потому что он верит в нас? – тихо произнесла Кира.

– Потому что он уверен в нас, адира. И мы его не подведём.

Ответить капитану никто не успел: дверь распахнулась и появившийся на пороге цепарь выкрикнул:

– Прямо по курсу земля!

* * *

– Моя земля!

– Траймонго – наш общий дом. Мы все за него в ответе.

– Правда?

– С чем ты не согласен?

– От таких пафосных речей скулы сводит.

– Можешь называть мои слова пафосными, но лично я чувствую огромную ответственность за всё вокруг, – твёрдо произнесла Феодора. – За всю нашу планету.

И прозвучавшая в её голосе убеждённость заставила сенатора Фага умолкнуть и даже слегка смутиться. Наамар увидел, что молодая женщина настроена весьма решительно и если он продолжит «шутить», то разговор завершится скандалом, и решил сбавить обороты. Но тем не менее пробубнил:

– У нас не вся планета, а один-единственный материк.

– Мы не знаем, есть ли на Траймонго другие материки, – подал голос Радбуд.

– Раз мы о них не знаем, то можем считать несуществующими.

– А если они существуют и заселены?

– Вы действительно хотите говорить сейчас об этом? – изумилась Феодора, по очереди разглядывая собеседников, двух мужчин, двух сенаторов. – Или мы всё-таки поговорим о том, что действительно важно?

– Что может быть важнее освоения планеты? – поднял брови сенатор Фага. – Ты постоянно поднимаешь эту тему.

– Наамар, хватит дурачиться! – не выдержала сенатор Уло.

– Я абсолютно серьёзен.

– Если тебя так сильно волнует исследование Траймонго, то почему ты не построил флот?

– И не убрался с вашего континента?

– Просто: почему ты не построил флот? – Продуманные «дурачества» сенатора Фага разозлили Феодору, но молодая женщина держала себя в руках. – Почему не использовал свою энергию на благо планеты?

– Мы всё время топчемся вокруг одного и того же вопроса.

– И будем топтаться, пока ты не ответишь на мой вопрос, – громко произнесла Феодора, глядя сенатору Фага прямо в глаза. – Мы планировали снарядить экспедицию для исследования планеты, но ты выбрал войну. И я хочу знать: почему? Почему, Наамар? О чём ты думал?

Несмотря на то что во Дворце Пяти Стремлений оставались все лидеры Траймонго, сенаторов Суно и Харо на эту встречу не позвали. И не потому, что они были старше Радбуда, Наамара и Феодоры, которые ко всему прочему ещё и знали друг друга с детства, а по той простой причине, что Идлен и Габрис не были самостоятельными фигурами. Им оказывали уважение, они ярко выступали в Сенате и перед своими избирателями, но в конечном счёте делали то, что им приказывали: Наамар – Габрису, Радбуд – Идлену. И потому в их присутствии на встрече старых друзей и почти смертельных врагов не было никакой необходимости. Для разговора же они выбрали Дальнюю террасу, уединённое расположение которой позволяло надеяться на то, что всё произнесённое не выйдет за её пределы. И ещё уединённость Дальней террасы позволяла общаться свободно, без церемоний.

– Я объяснял свою позицию не один раз, – грубовато резанул Наамар.

– Твои объяснения не выдерживают критики. – Радбуд тоже начал горячиться. – Экономика – это экономика…

– Война – это всегда экономика, а экономика – это война, – перебил его сенатор Фага. – Наши Стремления много воевали в своей истории, и я искренне надеялся, клянусь – я искренне надеялся! – что противостояние осталось в прошлом. Но ты так разогнал экономику, что не оставил мне выбора: тягаться с тобой в бизнесе я не могу, поэтому перевожу противостояние в другую форму. – Наамар грустно усмехнулся: – В более привычную.

– Почему именно противостояние?

– А как ты это называешь?

– Мы торгуем. Производим товары. Конкурируем.

– Не прикидывайся идиотом, Радбуд. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду: пройдёт десять-двадцать лет и ты купишь моё Стремление с потрохами.

– Можно обсудить протекционистские меры. У тебя есть возможность защитить свою экономику законодательным, а главное – мирным способом, и я готов обсудить возможные варианты.

– Я хотел так поступить, – кивнул северный сенатор. – Но ситуация поменялась: для чего ты устроил погромы?

– Я?!