– Учитель, а кто такой медиум? По-моему, земляне слишком упростили это понятие…
– Медиум – это середина. – Наставник на секунду задумался. – Посредник между двумя разными ипостасями. Добром и злом, живыми и мертвыми…
– Землёй и небом?..
– Да, Ютупе, Землёй и небом. Кстати, твоя любимая Россия – тоже своего рода посредник. Между Востоком и Западом.
– Значит, у неё особая роль?
– О главной роли страны мы уже говорили. Что же касается земного её предназначения, то – да, примирение полярных культур.
– Именно поэтому у всех жителей планеты такой интерес к России?
– Наверное… Люди интуитивно чувствуют, что эта далёкая, огромная и непонятная для большинства территория каким-то образом влияет на их мировоззрение и жизнь.
4
«Россия… Филологи, историки и даже политики ломают копья, доказывая происхождение этого слова. Но ведь всё очевидно! Ра – Бог солнца. Так говорили древние славяне. Сия – это сиять. То есть изначально слово звучало как Расия – сияние бога, место, откуда можно увидеть это сияние. Лишь позднее иноземцы добавили к нему две слитные «с», что противоестественно для русского языка, ну и переделали Ра на Ро. И только Беларусь (название-то какое чистое!) и по сей день именует Россию Расия».
Алексей сделал паузу, открыл словарь «Живаго Великорускаго языка» Даля.
– Сиять, – прочёл он вслух. – Ярко блистать, светить лучами, светом, огнём…
«Надо же – огнём…» – Алёша на секунду задумался и продолжил:
– Солнце сияет, а месяц только светит. Звёзды сияют… Лицо его сияет, окружено светом, венцом света, сияет радостью. Возсияло празднично солнце… Сияние вокруг головы святого…
«Что и требовалось доказать!» – Алексей захлопнул книгу. Но потом, почему-то, снова открыл её и долго вглядывался в умные, внимательные глаза человека, который положил жизнь на то, чтобы уберечь от тёмного забвения родное Светлое Слово.
5
«Поведение, удел Печорина (Лермонтова?) не может вызвать всеобщего одобрения или жалости. Но почему он нам симпатичен? Глубоко симпатичен! Может, потому что во вселенском масштабе был честнее других?» – Алексей поставил вопросительный знак, откинулся на спинку стула.
– Вот тебе и пример короткого, но очень сложного возвращения Домой.
– Домой? – Алёша растерянно огляделся и почти шёпотом произнёс, – а я где?..
С минуту он сидел не шелохнувшись, глядя прямо перед собой, но потом снова начал стучать по клавиатуре.
«Один из критиков, говоря о “Герое нашего времени“, как-то высказался, что нет де в романе ”ни морали, ни философии, ни сколько-нибудь осмысленного движения, а как прочитаешь, так сразу захочется обогреть несовершеннолетнего сироту”.
Выходит, слово, помимо прочего, имеет ещё и необъяснимую, тайную власть над разумом человека? А ведь и, правда, раскроешь какой-нибудь лихо закрученный, но скверно написанный, роман – и умираешь от скуки. А иногда увлечёшься книгой, где и сюжета-то толком нет, и не можешь оторваться от бесконечной, удивительной музыки слов, которая, минуя голову, льётся прямиком в твоё сердце».
6
Проснулся Алёша поздно. Повалялся в кровати. Включил телевизор, пощёлкал пультом. На канале «Культура» какой-то небритый человек говорил об Александре Сергеевиче: «Пушкин – наше всё… Гений… Учитель…».
– А Лермонтов – не всё? Блок, Фет, Ахматова, Достоевский? – Алексей нажал на красную кнопку, экран погас. – Да людям, может, вообще достаются лишь обрывки великих произведений, созданных человеком! Отсюда иллюзия, что в той же литературе кроме Пушкина и ещё нескольких имён больше не было ничего стоящего. Но сколько работ так и остались неизвестными или недоступными людям, потому что утеряны или забиты, оттеснены от «большой» литературы, живописи, музыки критиками и «маститыми» коллегами?
Алёша взволнованно прошёлся по крохотной спальне, встал у окна. На детской площадке несколько заросших мужиков, не таясь, разливали по стаканам.
– А если, до поры, Бог просто придерживает великие произведения? И лишь изредка открывает человечеству что-то из «небесного собрания сочинений»? Чтобы люди тянулись к прекрасному, не останавливались на достигнутом, а росли, совершенствовались духовно!
Один из мужиков занюхал дозу засаленным рукавом и хрипло закашлялся. Алексей отвернулся.
– С трудом верится, что гениальные тексты можно пересчитать по пальцам. Может, как раз по-настоящему гениальные, людям попросту неизвестны?
За окном послышался мат.
7
– Учитель, почему все великие художники уходили из жизни так рано?
– Ну, допустим, не все…
– А Пушкин, Лермонтов, Чехов, Вампилов?..
– Они выполнили своё предназначение на Земле. То есть написали всё, что могли, и выросли духовно.
– Но они могли создавать и дальше!
– Дальше было бы уже слишком хорошо. Для Земли. Поэтому их и остановили. Конечно, они могли жить. Но – как? Ежедневно мучаясь, что не в состоянии написать ни строчки? Более того, излив душу (а любое великое произведение может появиться лишь при этом условии), они уже очистились перед Богом. Ну а держать почти в аду невиновных…
– То есть дуэли Пушкина и Лермонтова, изнуряющая чахотка Чехова, леденящая душу гибель Вампилова – всё это награда Всевышнего?!
– Награда ждала их в раю. На Земле же остались факты биографии, которые навсегда врезались в память каждого думающего человека.
8
Следующее утро Алёша решил посвятить работе. Но не той странной, малопонятной деятельности, за которую ему платили деньги. А той, о которой мечтал по ночам, которая одним лишь гипотетическим существованием превращала унылые сны в радужные, волнующие фейерверки. Он решил написать роман.
Прошло несколько дней. Как-то вечером, допив в одиночку бутылку водки, Алексей подошёл к столу, взял в руки потёртый блокнот и медленно, наслаждаясь действием, стал вырывать из него страницы.
– Ссылка на Землю… Муки младенца… – Он нехорошо засмеялся, чиркнул зажигалкой, поднёс её к смятым листам.
– Гори, гори ясно!.. – Странный танец, что-то среднее между судорожными движениями шамана и «Комаринской», больными, ломаными тенями взвился под потолок, пробежал по полуосвещённым стенам и сник.
Алексей обессиленно упал в кресло.
9
Огромная плита давила на грудь Алёши, не давая не только пошевелиться, но и вздохнуть. Он попытался крикнуть, но изо рта лишь тихо пошла пена.
– Что это?! – в ужасе рванулся Алексей и открыл глаза.
В комнате было нечем дышать. Полуобгоревшая крышка стола некрасиво и беспомощно напрягла расслоившиеся «крылья», словно собираясь навсегда покинуть ненавистное жилище, но так и осталась догорать вместе с придавившей её кипой никчёмных бумаг.
– Рукописи не горят, – почему-то вспомнил Алёша. – Горят! Ещё как…