Жизнь на Земле – опасная игра…

7

– Но есть момент, в котором взрослый намного превосходит ребёнка, – произнёс с порога Учитель при следующей встрече.

– Какой же? – Ютупе живо поднялся и взял из рук наставника мокрый зонт.

– Человек посылается на Землю для исправления. И это с ним, действительно, там происходит. Через страдания, душевные муки он постепенно становится чище, добрей, бескорыстней. Но для всего этого необходимо время. Поэтому, априори, пожилой человек всегда будет честнее, отзывчивей, душевнее молодого (я не говорю о шестидесятилетних отморозках – их единицы и с ними всё ясно). В зрелости, прежде чем согрешить, вспомнить «лихую» юность, каждый сто раз подумает о бумерангах.

– Бумерангах?

– Я так называю страдания, которые посылаются грешнику за проступки (через неделю, месяц, год, десятилетия – не важно). Молодёжь же всё делает без оглядки на возмездие, так как ещё не верит в его неизбежность.

8

Алексей вышел на залитую огнями Большую Никитскую, поднял воротник пальто. Медленно, словно под красивую музыку, направился в сторону метро. Он до сих пор был под впечатлением от концерта, но что-то продолжало точить его сердце.

– Ах, да! Несостоятельность… – Алёша тихо вздохнул и ускорил шаг.

Навстречу неслись автомобили, заставляя его невольно прижиматься ближе к домам. Десятки прохожих – молодых, пожилых, грустных, веселых – куда-то спешили, боясь не опоздать, не прозевать своё счастье, не упустить удачу. Им совсем не было дела до душевных исканий одинокого романтика, который вежливо уступал им дорогу и уважительно думал, что вот у этих-то людей точно есть своя важная, мудрая и подвластная только им одним цель.

9

– И всё-таки по мере взросления, дети становятся всё хуже и хуже…

– Хуже? – Учитель приподнял одну бровь.

– Ну, бесшабашней что ли…

– Хорошо, давай разберёмся. Человек перемещается из хорошей среды (я имею в виду рай) или – из прошлой земной жизни, в которой сумел (или не сумел – не имеет значения) стать лучше. Поэтому на «генетическом» уровне старается вначале сдерживать дурные наклонности. Но со временем видит, что за плохие поступки – а они, как бы там ни было, случаются – его никто не наказывает, и начинает наглеть. К сожалению, принцип бумеранга ему ещё неизвестен, и только к зрелости, когда запущенные в молодости «хитродрыны» возвращаются на беспутную голову, он начинает всё понимать и исправляться. Даже закоренелые негодяи к этому времени испытывают что-то похожее на угрызения совести, но – поздно, повторный срок… Кстати, любой получивший наказание всегда знает или догадывается (если хорошо подумать и честно признаться самому себе) за что ему это. В пятьдесят лет глупо уже восклицать: «Ах, как такое могло со мной случиться!». Разумней понять: почему это произошло, и какой из бумерангов возвратился.

– Но, может, вначале человек живёт так, будто смерть никогда не наступит, ещё и потому, что точно знает о продолжении?

– Хм… – Наставник внимательно посмотрел в глаза молодому человеку. – А ведь ты, действительно, вырос.

10

– Ну почему моя жизнь складывается так жалко? За что мне это рабское существование? – Алёша задумчиво посмотрел в окно, вспомнил с каким самодовольством… Нет, даже не самодовольством, а внутренним благосклонным достоинством (как добрый барин!) садился в свой сверкающий джип. Как приветливо поглядывал на скрючившихся от нош пешеходов. Так вот в чём дело! Это даже не надменность, а совсем уж что-то дрянное!..

– За что… – передразнил голос за миллионы миль. – Для чего – вот о чём ты сейчас должен думать. Если честно, твоя заносчивость никому здесь не интересна. Ну, разве что мне, как учителю… Ищи причины в другом.

– В другом?.. – машинально произнёс Алёша.

– Именно. Ты всё делал правильно в последние годы? Никого не обидел, не предал? Следовал своему таланту (дару божьему) или, всё-таки, бросился зарабатывать деньги и похоронил в себе творческое начало?

– Начало? – ухватил обрывки мыслей Алёша. – А каким оно было, начало?

Он вспомнил, как радостно работал над своим первым рассказом. Как стучало сердце, когда он открывал очередной номер газеты – вдруг, напечатали? Как обомлел от страха и восторга, когда среди прочих, таких же безвестных, имён увидал и своё.

– А ведь я был тогда самым счастливым на Земле человеком! Куда же всё? подевалось?

Он отошёл от окна, сел за письменный стол, который давно уже не протирали от пыли, и вывел пальцем на его крышке какие-то непонятные самому знаки.

– Ну вот! Совсем другой коленкор! – Учитель удовлетворённо шмыгнул носом, ещё раз взглянул на надпись и бодро зашагал по тропинке.

Глава 2. Блокнот

1

Из личного сообщения для Ютупе.

[…]

***

«Дорогая Скотти, в те моменты, когда тебя душит отчаяние, когда тебе кажется, что у тебя ничего не получается, и что невозможно ничего сделать, вот знай, дорогая Скотти: только в такие моменты ты по-настоящему идёшь вперёд».

Скотт Фицджеральд, из письма к дочери.

***

«Искусство, прежде чем дать человеку крылья, чтобы он мог взлететь ввысь, обычно ломает ему ноги. И если наступит день, Джеральдина, когда ты почувствуешь себя выше публики, сразу же бросай сцену. На первом же такси поезжай в окрестности Парижа. Я знаю их очень хорошо! Там ты увидишь много танцовщиц вроде тебя, даже красивее, грациознее, с большей гордостью. Ослепительного света прожекторов твоего театра там не будет и в помине. Прожектор для них – Луна.

Вглядись хорошенько, вглядись! Не танцуют ли они лучше тебя? Признайся, моя девочка! Всегда найдётся такой, кто танцует лучше тебя, кто играет лучше тебя! И помни: в семье Чарли не было такого грубияна, который обругал бы извозчика или надсмеялся над нищим, сидящим на берегу Сены. Я умру, но ты будешь жить. Я хочу, чтобы ты никогда не знала бедности. С этим письмом посылаю тебе чековую книжку, чтобы ты могла тратить сколько пожелаешь. Но когда истратишь два франка, не забудь напомнить себе, что третья монета – не твоя. Она должна принадлежать незнакомому человеку, который в ней нуждается».

Чарли Чаплин, из письма к дочери.

***

«В сущности, дружочек, ничего нет проще живой тревоги отцовского сердца. Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твоё слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всём поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита».

Евгений Леонов, из письма к сыну.

2

Алёша наслаждался бездельем. Что-то читал, что-то смотрел. По вечерам гулял в парке или ходил в театр. Но на душе зрело нехорошее. Чувство тревоги, которое раньше появлялось лишь после бурных застолий, теперь терзало его постоянно.

– Вот закончатся деньги, и – что? – рассуждал он, глазея в парке на счастливые семьи. – Работы нет, за квартиру платить…

Он тяжело поднялся со скамьи и побрёл по тропинке, сам не зная куда.

На следующий день Алёша случайно наткнулся на старенький блокнот, в котором ещё в молодости набросал канву будущего романа.

– Надо же… Сохранился.

Он присел на диван, открыл кожаную обложку. «Ссылка на Землю. Глава первая. Муки младенца». Дальше шли названия следующих глав, небольшие наброски, сюжет…

– А что, забавно… – Алексей с увлечением перелистывал страницу за страницей. Беспокойство, мучавшее его с каждым днём всё сильнее, куда-то исчезло. Взамен появился азарт и… радость. Да, радость! Чувство, которого он не испытывал больше с той самой минуты, как умерла мать.

3