И я текла по Понтия Пилата
Холодным и трясущимся рукам.
А в будущем, все заданное сделав,
Как смертный гной из вспухшего свища,
Из мной самой назначенных пределов,
Я выйду в мир, свиваясь и хлеща.
И люди побегут, и скот заблеет.
Рожденные и мной, и из меня,
Всю Землю под копытами развеют
Четыре неподкованных коня.
Увижу семь смертей и семь зачатий,
Увижу меч и руку среди туч,
Семь ангелов откроют семь печатей,
И семь церквей возьмут из бездны ключ.
С кровавым ртом царица и блудница
Под зиккуратом затанцует вновь,
И Солнце станет словно власяница,
И диск луны – как спекшаяся кровь.
Весь мир, что я когда-то сотворила,
Сгниет в моей утробе соляной,
И снова будет так, как раньше было:
Слепая бездна с Духом надо мной.
НЕИЗВЕСТНЫЕ
Всё как всегда: сужается зрачок,
И жажда славы с гибельным исходом
Стрелой проходит прямо в мозжечок,
Пройдя под полушарий полусводом.
Покинув жен, детей, дома, страну,
Невест своих оставив у налоев,
Плывем на чужедальнюю войну,
Отмечены проклятием героев.
Нам волны и сирены нипочем,
Мы Скиллу и Харибду миновали.
Нам говорят: «Безумные!» – Учтём.
Нам говорят: «Погибнете!» – Едва ли.
Потомки невлиятельных богинь,
Плывем, уже почти достигли цели,
В мечтах лаская будущих рабынь,
Не ведая, что мы на самом деле —
Не более, чем воздух для бича,
Лишь зеркала, для отраженья стёкла,
Лишь фон, лишь жертвы тяжкого меча,
И даже не Ахилла, а Патрокла.
ДВЕ КНИГИ
Кентавры, боги, пифии, лапифы…
Лет восемь было мне, ну десять пусть.
Легенды древней Греции и мифы
Я знал и назубок и наизусть.
«Вначале был лишь Хаос безграничный,
Исток всего, всех мыслимых частиц…», —
Запев я бормотал давно привычный
С пяти обрывков первых двух страниц.
Дыхание рвалось на этих строчках,
И видел я, один среди слепцов,
Что можно лишь на порванных листочках
Читать рожденье мира и богов.
И я читал – от верхней и до нижней
Обложки, от доски и до доски,
До точки неизменной, неподвижной,
Последней, заключительной строки.
Там слышались героев исполинских
Удары, стоны, треск мускулатур,
Там были фотографии афинских
Гробниц, и ваз, и фресок, и скульптур,
Фигуры Илиады, Одиссеи,
Геракла булава, Дианы грудь…
А чуть позднее, в Пушкинском музее
Увидел я их мраморную суть.
Я столбенел колонною свинцовой,
Не верил мозг, не верила моя
Бессмертная душа, что за грошовый
Билет все видят тайны бытия.
Но по тому, как большинство, бесстрастны,
Не замедляют взглядов и шагов,
Я понял быстро – люди непричастны,
Глухи и слепы к магии богов.
Идут, смеясь, по каменному цирку,
Не ведая, зачем, какой закон
Позволил, чтоб привязывали Дирку