Книга Небытия

Гозаль гнался за госпожой по коридору, потом по лестнице. Слуги? Где-то отстали, он, кажется, даже не добил их, за его спиной разгорался пожар. Гозаль прыгнул в крытый внутренний двор.

Покойный муж госпожи был бароном, рыцарем, здесь Гозаля ждали воины.

Госпожа забилась в дальний угол двора и выкрикивала что-то неповоротливым латникам. А они не торопились. К чему? Кто-то переместился вдоль стены и закрыл Гозалю путь назад к лестнице. Пути вперед к главному входу не было, там ждали.

Двор заливал тревожный свет факелов.

Гозаль собрался умирать и бросился вперед. Воины расступились, чтобы не мешать друг другу. Сколько их? Меньше десятка, но этого более чем хватит, было бы где развернуться. А двор у вдовы барона просторный.

Гозаль не успел ничего сделать, даже умереть не успел. Было всего-то пара ударов, простых – верх-низ, верх-низ. И тут ворота со стороны улицы вышибло словно тараном. Тяжелые створки распахнулись, кого-то сбило с ног. В дом ввалились уличные босяки, страшная рвань с клинками в руках. Впереди с ревом, по-носорожьи несся однорукий кряжистый урод без носа. В низкой руке его кривился, задрав острие вверх, широкий шамшер. Урод с разгона вогнал его в чужое кольчужное брюхо и, не замедлившись, пролетел дальше, вперед, топча скрючившийся труп. Рвань и латники рассыпались по двору.

– Кобра! Змея! Где Тадео?! Змеища! – ревел безносый. Он увидел госпожу. – А, вот ты!

– Носорог… – Женщина, кажется, узнала урода. Под прикрытием воинов бросилась к лестнице, обратно в дом. – Взять! Взять!

Носорог почти пробился к змее. Однорукий мог нападать, давить, но защищаться… он не успел чуть-чуть – подрезали. Упал на колени. Саблю прочь – в руке самострел, уже взведенный, только непривычно маленький… Откуда он его выхватил? Тот слуга, что готовился раскрыть Носорогу башку, был пробит навылет. К однорукому бросился второй – теперь все! И тут (Гозаль готов был поклясться, что произошло чудо) самострел выстрелил второй раз. Болт, припасенный для змеи, достался ее воину. Но Носорог уже не мог дотянуться до нее.

До змеи дотянулся Гозаль. Она уже почти улизнула – он догнал, она метнула кинжал – он уклонился. Она хотела укусить, шипела и извивалась – он зарубил ее, с наслаждением протянув в парном мясе клинок – такая чувственная оттяжечка. Будто кончил.

– Гозаль! Свитки, Гозаль!

Гозаль с недоумением посмотрел на лестницу, в клубах дыма со ступенек сползал рыночный мудрец, весь в дерьме и крови. Гозаль уже и забыл о нем.

– Свитки, Гозаль! Футляр…

О чем он говорит, этот старик? Свитки?

– Возьми футляр на ней, дай…

Гозаль вспомнил. Обшарил падаль, нашел. Потянул футляр у змеи из-за пазухи, тот зацепился за что-то, раскрылся. Свитки рассыпались. Гозаль сгреб их небрежно, сунул обратно в футляр. Все ли? Нет? Протянул футляр старику.

– Нет. – Мудрец покачал головой. – Я уже не смогу, ты сам… Отвези их на Кипр, вот, возьми письмо, там написано кому… попросишь кого-нибудь, тебе прочтут… Тебе дадут деньги, это важно. Империя… Понял?

– Сколько денег?

– Сколько попросишь… Нет, не иди через двор, сейчас здесь будут храмовники… иди, в подвал, там жук ждет. Прощай.

– Прощай, старик. Не знаю, отвезу ли я свитки, но спасибо тебе, глупый мудрец, за все. Прощай.

Мудрец закатил глаза. Гозаль убежал. Внизу еще рубились.

Тамплиеры появились следом за городской стражей, их было двое рыцарей и десяток сержантов. Уже светало. Нападавшая рвань, те из нее, что оставались в живых, давно скрылись. Стражники принялись тушить пожар. Храмовники быстро прошли через двор.

– Этого мы забираем. – Храмовник показал на истекающего кровью Мудреца. Храмовнику никто не возразил.

В Тампле старика перевязали, привели в чувство. С ним говорили два рыцаря, молодой и старый.

– Ты шпионишь на Византию?

Мудрец разлепил покрытые серым налетом губы.

– Я умираю… в моей крови яд…

– Мы можем найти противоядие.

– Поздно…

– Ты будешь говорить?

– Да… Вы извратили дело Павла, воры, укравшие тайное… Второй Рим, вторая Империя, вечная… Византия… Вы враги дела Высшей Власти, хотите сами… Вам нет… не успеете, мы раньше найдем ее… Я ничего не скажу.

– Глупец. Византия дряхла, она пережила себя. Не люди, не царства, но Сын Божий – вот носитель Высшей Власти. Власть не для правителя, но для Бога. Глупый старик.

– Второй Рим, Град Небесный, Чаша даст сил, из нее черпаем бессмертие власти… Падут народы к ногам Империи, будет Церковь единая, вечная. Пресвитер Иоанн, на престол взойдет и… Господи, умираю я! Прими меня к себе, Господи! Аминь.

– Глупый старик. Пойдем, мой юный брат, надо отдать распоряжения – попробуем перехватить Черного Гозаля по пути в Константинополь.

– А что если у него другая цель?

– Не думаю… Нет, нет, это должен быть Константинополь, интрига идет оттуда.

– Император?

– Конечно нет, это тайный совет, что-то вроде секты гностиков, наверняка последователи Офитов. Знание досталось им от отступников Высшей Власти, еще до падения Рима. Они по-своему расшифровали писания и двигаются своим путем. Что ж, Господь да просветлит заблудших.

– Амен.

К рыцарям подошел послушник. Почтительно склонил голову.

– Наставник, вас спрашивает слуга барона де Ги.

Старший тамплиер в удивлении поднял брови.

– Что понадобилось от меня барону в такой ранний час?

– Что-то случилось с его дочерью леди Джоанной.

– Ой, няня, нянюшка, ой, плохо мне. Ой, плохо… Вчера, как пришли со службы, так и ломит всю, и рученьки и ноженьки так выламывает. А саму то в жар, то в холод бросает, и знобит, и на сердце будто камень лежит, и давит, и давит, и гнет, ой нету моей моченьки… Няня, нянюшка, плохо мне, плохо…

– Батюшка, батюшка, отец… зачем вы так, разве я в чем провинилась. Почему вы так суровы со мной? Батюшка, разве я бы осмелилась ослушаться вас. Почему же вы даже не смотрите на меня? Почему молчите? Батюшка, не отнимайте руки, ну скажите, скажите, в чем вина моя! Ну не молчите же, батюшка…

– Братец, милый, поговори хоть ты со мной, ну пожалуйста, братец… Помнишь, как мы ездили в церковь в последний раз… Почему ты уходишь, братец? Ты боишься? Меня? А почему на тебе кольчуга? Братец, для чего вы достали мечи? А эти стражи у моей светелки, для кого они? Для меня?..

– Да, святой отец, я молилась. Я молюсь все время. И плачу. Да, я исповедуюсь с радостью, отче, мне так тяжело… Я все рассказала вам, святой отец, все… Не правда, я не лгу. Я не лгу! Видит Бог, мне нечего скрывать. Это не гордыня, святой отец, я говорю правду. Правду! Разве вы не благословите меня?

– Господи, защити меня, дай мне сил, Господи! В беде сохрани, и спаси, и научи, что мне делать, Господи. Я люблю тебя, я верю тебе, господин мой, спаситель мой, не покинь меня. Они все ненавидят и боятся меня, за что, Господи? Матерь Божья, к тебе взываю, защити меня. Мама, мамочка! Не оставляй меня, Господи!

– Здравствуй, рыцарь. Кто ты? Как ты проник ко мне? Как странно, я ничуть не боюсь тебя… Ты молчишь. Вокруг меня все молчат… и ты… Я уже давно сижу здесь взаперти. Святой отец сказал, что я одержима дьяволом. Это значит, что дьявол держит меня. Разве это возможно? Разве дьявол это Господь-вседержитель?.. Да? Нет, я не верю в это. Ты лучше не говори мне о дьяволе, я боюсь его. Святой отец говорит, что дьявол приходит ко мне. Но я его ни разу не видела. А святой отец говорит, что этот бесовская гордыня, и что я должна смириться и покаяться. А я уже каялась недавно. Ты часто ходишь в церковь, рыцарь?.. Куда ты? Подожди! Мне так плохо одной. Ты придешь еще ко мне? Нет?.. Постой, я подарю тебе что-то… Вот, это мой шарф, а это мои цвета – белый означает непорочность, а алый – честную кровь. Я еще никому не повязывала свой шарф, рыцарь, еще никто не носил моих цветов… Ах, какой ты холодный, прямо ледяной… и белый как мел… А это… кровь на твоем челе?! Ты ранен! Боже, а я болтаю всякую ерунду, какая я глупая. Сядь сюда, рыцарь, я помогу тебе, я умею останавливать кровь… правда-правда – меня нянюшка научила. Вот так, теперь твоя рана быстро заживет. А мой подарок будет хранить тебя. И ты храни мой подарок, благородный сэр. И когда ты будешь сражаться с сарацинами во славу Господа нашего Иисуса Христа, пусть этот шарф напоминает тебе обо мне… хоть иногда. Я буду молиться за тебя… А теперь прощай. Прощай, рыцарь.