Мы уже отмечали выше: тот, кто будет первым в космосе в XXI веке, тот будет первым и на Земле. Именно в такой современной реалистической геополитической парадигме и следует работать в следующем веке. Вместе с тем в геополитических изысканиях нельзя пренебрегать использованием государствами пространственных факторов при определении и достижении политических целей. В этой связи заслуживает внимания попытка К. Э. Сорокина подразделить геополитику на «фундаментальную» и «прикладную». Первая изучает развитие геополитического пространства планеты, а вторая вырабатывает принципиальные рекомендации относительно генеральной линии поведения государств или группы государств на мировой арене – «геостратегическая геополитика». Хотя эти дефиниции не получили достаточной разработки, следует приветствовать стремление Сорокина обновить геополитику, представить ее в виде многоуровневой глобальной политики. Его положение о том, что геополитика должна заниматься решением проблем на региональном, субрегиональном и даже внутригосударственном уровнях, не вызывает возражений.
Во многом подобных же взглядов придерживается и К. С. Гаджиев. Он пишет: «В современном мире сами географические и пространственно-территориальные параметры мирового сообщества и, соответственно, отдельно взятых стран, наций и этносов в их отношениях друг с другом подверглись существенной трансформации. Особенно важно, что традиционная геополитика, при всех расхождениях между ее адептами, была разработана в рамках евроцентристской парадигмы, исходя из реальностей евроцентристского мира и в его интересах». Отметим, однако, что в России геополитические исследования не носили евроцентристского характера. Традиционно России отводятся четыре геополитических особенности:
1) по территории, населению и природным ресурсам Россия превосходит любое европейское государство;
2) на протяжении всей истории Россия не имела четких границ как на западе, так и на востоке, что способствовало ее экспансии для стабилизации положения в этих неспокойных регионах;
3) между Россией и государствами Запада всегда существовали слабые буферные государства;
4) не только географически, но и в культурном и политическом аспектах Россия находится как в Европе, так и в Азии.
Поэтому и сегодня российская геополитическая концепция ни в коей мере не будет нести евроцентристскую парадигму. Ниже мы изложим различные геополитические концепции, в том числе и наше видение геополитического положения России.
Геополитика и стадии развития мирового хозяйства
В конце XIX – начале XX века господствовали и конкурировали между собой три основные политические идеологии. Одна из них – империалистическая – провозглашала право сильных стран процветать за счет остальных. Как известно, она привела к двум мировым войнам и огромным жертвам. Другая, либеральная модель, основывалась на принципе свободной торговли. В соответствии с ней каждая страна процветает благодаря своему относительному преимуществу производить определенные товары на экспорт. Свободная торговля была бы невозможна в условиях глобальных военных конфликтов и политической напряженности. Орудием либеральной идеологии стала Лига Наций, а затем ООН – этот международный клуб для поддержания мира. Наконец, третья, социалистическая, идеология ставила во главу угла интересы рабочего класса. Она же выдвинула принцип интернационализма – как один из примеров утопического мирового подхода к международным отношениям.
Многие теории рассматривают современное положение в мире через стадии его развития. На этом построена теория И. Валлерстайна (I. Wallerstain, 1979), который выдвинул концепцию «исторических систем». Историческими они являются в том смысле, что развиваются в течение некоторого исторического периода, а с наступлением нового заменяются другими системами. Валлерстайн признает существование сегодня одной такой исторической системы – «мира-экономики».
Несмотря на то, что каждой исторической системе присущи свои характерные черты (она уникальна), по мнению Валлерстайна, их можно объединить в три большие группы. Каждой из них соответствует свой тип производства, который, в свою очередь, ассоциируется с определенной системой изменений.
Так называемая «мини-система» основывается на эквивалентном обмене. Задачи и формы ее весьма ограничены – охота, собирательство или зачаточное сельское хозяйство. В организационном плане мини-системы представляют собой сравнительно небольшие семьи или родовые группы, а положение их отдельного члена определяется его возрастом и принадлежностью к определенному роду. Мини-системы никогда не охватывают больших территорий и существуют лишь в течение жизни нескольких поколений. Таких мини-систем некогда насчитывалось великое множество. Однако все они либо трансформировались в другие системы, либо были поглощены на поздней стадии более развитыми.
Под термином «мир-система» Валлерстайн имеет в виду не какую-то глобальную структуру, а лишь ту, функционирование которой не ограничено повседневными заботами отдельных членов. В соответствии с типом производства Валлерстайн выделяет две разновидности миров-систем. Так называемая «мир-империя» основывается на перераспределении материальных благ путем фактического грабежа. В рамках мира-империи существует многочисленный класс непосредственных производителей в сельском хозяйстве. Их технология производства позволяет получать излишек, достаточный для развития других сфер, – ремесла и государственного управления. Если между крестьянами и ремесленниками обмен эквивалентен, то государственные чиновники, образующие военно-бюрократический правящий класс, часть излишка присваивают себе. Появляется целая иерархия материального неравенства, которое отсутствует в мини-системах.
Такое перераспределение имело место как в рамках унитарных государств – таких, как Римская империя, – так и в раздробленных политических образованиях – например, в феодальной Европе примерно до 1450 года. Несмотря на политические контрасты, Валлерстайн считает, что все подобные цивилизации, начиная с бронзового века и кончая недавним прошлым, имели одну и ту же материальную основу – они были мирами-империями. Вообще на земном шаре существовали десятки миров-империй со времени неолита.
В основе «мира-экономики» лежит капиталистический способ производства, т. е. рынок. В капиталистическом рынке критерием эффективности производства является его выгодность, а основной целью – получение и накопление капитала. Соревнование между отдельными производителями контролируются в конечном итоге только рыночными механизмами. В такой системе более эффективными производителями считаются те, которые процветают и разоряют менее эффективных, снижая цены на свою продукцию.
Европейский мир-экономика, развивающийся приблизительно с 1450 года, сумел устоять против попыток миров-империй подчинить его своим интересам (остальные подобные системы оказались поглощенными еще на начальном этапе своего существования). Ключевым моментом в становлении европейского мира-экономики стал 1557 год, когда провалилась последняя попытка испано-австрийских Габсбургов и их конкурентов из династии Валуа установить свое господство над нарождавшимся капиталистическим рыночным хозяйством. В дальнейшем европейский мир-экономика расширил сферу своей деятельности, поглотив большинство мини-систем и миров-империй, и, наконец, около 1900 года стал действительно глобальным.
В рамках единого мира-экономики существует множество независимых государств. Такое разнообразие является определяющим, так как если отдельное государство сумеет установить контроль над всей системой, мир-экономика станет политически контролируемым, конкуренция исчезнет и система превратится в мир-империю.
По Валлерстайну, первоначально мир-экономика включал в себя Западную и Восточную Европу и латиноамериканские колонии Испании и Португалии. Весь остальной мир представлял собой внешнее пространство, которое вовлекалось в европоцентрическую систему мирового хозяйства несколькими путями. Простейший являлся фактическим грабежом. Он не мог затянуться на длительный период и сменился основанием европейских поселений в Америке и Австралии. Аборигенные системы там были разрушены, но было создано новое хозяйство. Другие общества (или страны) вовлекались в сферу периферии, т. е. их экономики переориентировались на нужды европейского мира-экономики в ущерб собственным. Это сопровождалось либо установлением европейского политического контроля, как в Индии, либо рыночные силы «открывали» страну, как это произошло с Китаем. Конечным результатом этих процессов стало последовательное сокращение внешнего пространства, не вовлеченного в мир-экономику.
В мире-экономике существуют ядро и периферия. К ядру Валлерстайн относит Северную Америку, Западную Европу и Японию, к периферии – страны «третьего мира». Для ядра характерны относительно высокая заработная плата рабочих, передовая технология и сложная отраслевая структура хозяйства. Для периферии же наоборот – низкие зарплаты, отсталые технологии и простой набор отраслей. Однако характеристики как периферии, так и ядра изменяются в процессе эволюции мира-экономики. Кроме этого, на них большое влияние оказывают социальные отношения, которые нередко и определяют, к какому типу – ядру или периферии – эти страны относятся. Франк (1978) приводит следующий пример. Индия в XIX веке производила хлопок для Ланкашира, шерсть для Йоркшира поставляла Австралия. Обе страны, казалось бы, были сырьевыми базами британской текстильной промышленности. Однако благодаря различиям в социальной структуре Индия стала типичной периферийной державой, а Австралия вошла в ядро. Другой пример зависимости конечных результатов в сходных отраслях от производственных отношений – сочетание производства дорогостоящей твердой древесины и дешевой рабочей силы в Центральной Африке и, наоборот, дешевой мягкой древесины и дорогой рабочей силы в Северной Америке и Скандинавии.
Кроме ядра и периферии, Валлерстайн выделяет промежуточную категорию полупериферии, где сочетаются как ядровые, так и периферийные процессы. Полупериферия – наиболее динамичная составляющая трехъярусной структуры мира-экономики. Через нее зоны проходят во время перестройки производства либо в категорию ядра, либо на периферию. Валлерстайн считает, что понятие «полупериферия» имеет скорее политический характер, нежели экономический.
Россия вошла в мир-экономику в конце XVIII века. Как считает Валлерстайн, заслугой Петра I явилось создание мощной современной армии, которая позволила России стать важной составной частью европейской политической системы. Однако, по его мнению, заслуги Петра в создании административной системы явно преувеличены. Он лишь сделал обязательной службу дворян в армии, которой придал административную функцию. Екатерина Великая освободила дворян и позволила им заняться товарным сельским хозяйством. Реорганизовав внутреннюю жизнь страны (при усилении эксплуатации крестьян) и заручившись поддержкой Англии (с помощью торгового договора 1766 г.), она повела агрессивную политику по отношению к Турции и Польше. Однако несмотря на лавирование между Англией и Францией в течение правления Екатерины II и Павла I, России был жизненно необходим нейтралитет хотя бы одной великой европейской державы на Ближнем Востоке, куда она рвалась.
Стремление Российской империи к экономическому и политическому господству в этом регионе было по существу стремлением приобрести роль полупериферийного государства. Но для того, чтобы расширить экспансию, ей пришлось пожертвовать более сильным положением по отношению к Западной Европе. Таким образом, Россия оказалась вовлеченной в мир-экономику, заняв положение на заднем плане. Это отразилось на ее неспособности предотвратить революцию.
Россия хотя и вступила в мир-экономику раньше Японии, испытала упадок, который был приостановлен реорганизацией Русского государства в Советский Союз – важнейшую военную державу, оставшуюся на экономической полупериферии.
Наконец, Китай, вступив в мир-экономику в качестве периферии, успешно перешел после двух попыток в разряд полупериферии (уже в виде КНР).
Все эти примеры показывают, насколько важны для достижения успеха в мире-экономике политические преобразования. В этом смысле постоянные политические изменения, особенно на полупериферии, являются, по сути, поиском путей к экономическому процветанию.
Из этих примеров Валлерстайн делает следующий вывод: страна, чья экономика основана на производственных отношениях, характерных для ядра, устанавливает свое влияние над страной с формально более сильной экономикой, но основанной на другом типе производственных отношений.
Геополитика и современные глобальные политические перемены
Рассмотрим эти перемены в наше время. Распад Советского Союза привел к нарушению равновесия в мире, который входит в однополярную стадию. Эта однополярность предопределяет мировую гегемонию США, что уже обернулось операцией «Буря в пустыне» против Ирака.
Америку и Израиль военная мощь Ирака беспокоила всерьез. Поэтому, как теперь уже совершенно очевидно, первоочередной целью операции «Буря в пустыне» было не освобождение Кувейта, а уничтожение иракских жизненных структур с целью вызвать народные волнения в стране и последующее свержение Саддама Хусейна, чтобы в конечном счете расширить контроль США за нефтью на Ближнем Востоке. Этот план не был доведен до конца, и вот по какой причине. Саудовская Аравия сочла необходимым обратить внимание США на то, что режим Саддама Хусейна служит единственным барьером на пути распространения, в том числе по всему Аравийскому полуострову, исламского фундаментализма из Ирана. Турция тоже заявила в НАТО: «Поосторожней! Мы боимся возникновения Курдистана. У нас более миллиона курдов, и мы вовсе не заинтересованы в том, чтобы они создали свой Курдистан вместе с иракскими курдами». А единственным, кто мог справиться с курдами, был Саддам Хусейн. Учтя все эти соображения, генералу Шварцкопфу было приказано остановить наступление.
Эта война показала произвол мощной сверхдержавы, которую более не уравновешивает другая сверхдержава. Другим важным выводом из этой войны было то, что в результате сочетания технических и социальных факторов современные державы во главе с США более не намерены во время ведения войны допускать значительных людских потерь со своей стороны – теперь это удел исключительно их противников. Общественное мнение тех самых западных государств, которые вели войну с Гитлером и теряли в этой войне миллионы людей, более не считает допустимым в войнах никаких потерь своих граждан, кроме как чисто символических. «Недопустимые» потери, в частности, заставили США и Францию уйти из Ливана, а США – из Сомали.
Сейчас в недрах «Большой семерки» разработана «доктрина гуманитарного вмешательства». Эта доктрина сегодня – своего рода повторение теорий Хаусхофера с той лишь разницей, что понятие «сильная раса» употребляется во множественном числе: «большая семерка», «высокоразвитые страны».
Классическим воплощением этой доктрины и была операция в Сомали. Никаких потерь не предполагалось. Американцы превосходили своего возможного противника в сорок раз. И тем не менее они просчитались. Народ остается таким, какой он есть. И сомалийцы не пожелали признать за западными странами право на вмешательство в их дела – то самое право, которое эти страны сами себе даровали на том основании, что полагали, будто их экономическая, политическая и моральная системы – наилучшие в мире и поэтому их можно навязывать всем. А оказалось, что нельзя. Потому что у каждого народа, включая сомалийцев, свои особенности (даже Гаити – под самым носом у США – и то сопротивлялась американскому вмешательству). Сомалийцы вопреки ожиданиям Клинтона, начали сопротивляться и нанесли американцам те самые «недопустимые потери», которые заставили Клинтона вывести свои войска. Таким образом, сомалийская экспедиция обернулась для США поражением со всем их превосходством и провозглашенным ими правом на вмешательство в гуманитарных и прочих «благородных» целях.
Тем не менее сомалийский урок не пошел впрок, и то же самое «право на вмешательство» по-прежнему остается на вооружении стран Запада. Причем в том числе и по отношению к России, другим государствам, входящим в СНГ. Запад обусловил сотрудничество со странами СНГ темпами ускорения процесса рыночных реформ в этих странах. А это оказалось совершенно нереальным. Русский народ, в частности, оказался не готовым к тому, чтобы изменить свой образ жизни столь коренным образом и принять образ жизни, который хотел навязать ему Запад. Западу понадобилось два-три века, за которые он познал и голод, и холод, и забастовки, и мятежи, и войны, и безысходную нищету, прежде чем он пришел к нынешнему результату. При этом в социальном плане он так и не достиг совершенства, и его «демократия» – это не земной рай. В тех же США 1/3 населения живет ниже уровня бедности. А во Франции только безработных свыше трех миллионов.
Будущее политическое развитие связано с тем, что технические достижения радикально трансформируют мир. Они трансформируют и человеческое общество. Информатизация и роботизация производства все меньше оставляют возможностей для создания рабочих мест. Напротив, они уничтожаются. Западный мир идет к обществу с 40–50-процентной безработицей. Последствия этого могут быть ужасны. Поэтому, по мнению крупного французского специалиста по геополитике Галлуа, можно предвидеть весьма серьезные потрясения и в XXI веке.
В гонке производительности труда развитые страны будут стремиться к тому, чтобы опередить страны с дешевой рабочей силой. Но стоимость роботизации вряд ли скомпенсирует ту дешевизну труда, которая существует, например, в странах Азии. В результате произойдет относительное уменьшение благосостояния богатых стран, в первую очередь стран «большой семерки», ибо они уже не смогут обеспечивать социальную защиту резервной армии труда и одновременно выдерживать расходы на оплату труда рабочих. Одновременно несколько возрастет уровень жизни стран «третьего мира». Это вполне возможная картина XXI века.
Это будет иметь соответствующие последствия: геополитические, социальные и экономические. Когда премьер-министр Франции ездил в Тулузу открывать линию метро, по которой пассажиров перевозят автоматические поезда без водителей, он не задумывался о ликвидации безработицы. Выходит, он предпочитает платить человеку, который работал в этом метро, пособие по безработице, а не зарплату. Рост производительности труда будет сопровождаться ростом безработицы, и такое положение сохранится примерно до середины следующего века.
И еще одна опасность – военная. Но, скорее всего, ее удастся отвести. В обычной, так называемой классической, войне правительство посылает войска на войну на то или иное заданное расстояние, при этом стремится к тому, чтобы по крайней мере центральная часть своей страны оставалась вне конфликта. В случае ведения ядерной войны современными средствами, особенно оружием массового поражения дальнего действия, тыл и фронт поменяются местами. Военные подвергаются меньшему риску смерти, чем гражданские лица. Так, например, экипаж атомной подводной лодки, которая практически неуязвима, может уничтожить целый город. Вот эта новая ситуация заставляет правительства воздерживаться от игры с огнем. В первую очередь это касается ядерных держав. Уже тот факт, что победителей в такой войне не будет, делает эту войну бессмысленной, идиотской.
Китайский маршал Чэнь И сказал агентству Рейтер в 1958 году: «Чем больше будет ядерных держав, тем осуществимее будет задача достижения мира. Мир наступит, потому что они все будут бояться войны».
Несмотря на это, мир накапливал ракетно-ядерное оружие. Совершалось самое крупное мотовство в истории, что особенно наглядно показала гонка вооружений между СССР и США. Гонка шла по принципу – кто сколько раз может уничтожить друг друга. Раз вы меня можете уничтожить пять раз, то я вас – десять. Вы меня – десять, я вас – пятнадцать. Сейчас стало ясно, что можно на 80 процентов сократить накопленные ядерные арсеналы без какого-либо риска для безопасности ядерных держав, стало очевидным, что это действительно было разбазаривание денег. Ядерные стратеги, увы, обладали мышлением стратегов прошлых классических войн, в которых выигрывала та страна, у которой было больше оружия. А в ядерной войне это не так. Даже тот, у кого немного ядерного оружия, может сделать обладателя огромного ядерного арсенала уязвимым. СССР и США, особенно СССР, небывало истощили свои ресурсы в гонке вооружений. Но вот китайцы поняли эту мудрость. Они могли произвести больше ядерного оружия, но не стали этого делать. А сейчас имеют самые высокие темпы экономического развития в мире.
Международные отношения: концепции «реализма» и «идеализма»
В зарубежной науке сложились два основных направления в теории международных отношений: «реализм» и «идеализм». Концепция «реализма» является доминирующей, ее истоки идут из классических работ по искусству управления государством и межгосударственному соперничеству. Работы XVI столетия Макиавелли и XIX столетия Клаузевица – наиболее известные классические труды по международным отношениям. Во всех подобных исследованиях подчеркивается необходимость политики с «позиции силы». Это фактически означает, что сильное государство должно навязывать свою волю более слабому. Война или по крайней мере угроза войны являются основой «реалистических» рекомендаций для международных отношений. Именно из-за этого «идеалисты» обвиняют «реалистов» в аморальности.
Многие обозреватели интерпретировали Первую мировую войну как неизбежную кульминацию реалистического мышления в международных отношениях. «Реализм» выражал отношение Старого света к ведению международных дел. Вступление США в войну произошло под прикрытием концепции «идеализма» в международных отношениях. «Идеализм» выступил как способ Нового света вести государственные дела. Соответственно президент Вильсон оправдывал вступление США в войну с точки зрения абстрактных моральных принципов ведения международных дел. Если «реализм» позволял сильным государствам брать на себя ответственность за международные отношения, то новый «идеализм» потребовал установления контроля за международной жизнью с помощью коллективной деятельности всех государств. Это выразилось в создании Лиги Наций по окончании Первой мировой войны. Если «реализм» в основном рассматривается как консервативный за его предпочтение позиции силы, то «идеализм» считается либеральной доктриной, которая пытается поставить международные отношения на прочную «законную» основу.
Старая геополитика в основном была частью «реалистической» традиции в международных отношениях.
Сердцевинная теория Маккиндера
Отправным пунктом многих теоретических изысканий о геополитике является «Сердцевинная теория» сэра Хэлфорда Маккиндера. В географии она остается, вероятно, наиболее хорошо известной геополитической моделью всего мира. Первоначально его концепция была представлена в 1904 году в работе «Географический стержень истории». Затем его идеи были развиты в работе «Демократические идеалы и реальность» (1919 г.), где термин «стержень» был заменен на «Хартленд» – «Сердцевинная Земля». В 1943 году Маккиндер в возрасте 82 лет представил окончательную версию своей концепции.
Первая модель Маккиндера определяла Центральную Азию как «стержневую область» истории, из которой монголы распространили свое влияние на азиатскую и европейскую историю благодаря их преимуществу в подвижности.
Начиная с эры Колумба баланс сил решительно переместился в сторону приокеанических стран, в основном Англии. Маккиндер считал, что в начале XX века эта эра подошла к концу. Транспортная технология, особенно железные дороги, изменили баланс снова в пользу сухопутных государств. Стержневой район был определен в зоне, не доступной морской державе, и был очерчен внутренним полумесяцем в Европе и Азии и внешним полумесяцем островов и континентов за пределами Евразии.
Какое это имело отношение к тогдашней государственной политике? Эта модель могла быть интерпретирована как корректировка традиционной британской политики поддержания баланса сил в Европе, в соответствии с которой ни одно континентальное государство не могло угрожать Британии, Германия в союзе с Россией не смогла бы контролировать стержневую область и угрожать Британской империи.
В своей ревизии этой модели мира в 1919 году Маккиндер подтвердил положение Центральной Азии как «Сердцевинной», которая стала больше по размеру, чем первоначальная стержневая область. Это основывалось на переоценке проникающих способностей морских держав. Тем не менее те же самые основные структуры остаются, остается и страх перед контролем Германии над сердцевинной зоной.
Ревизия, которой Маккиндер подверг свою модель в 1943 году, отражала временный краткосрочный союз России, Англии и Америки и определяла их вместе как Сердцевинную область и «Средний океан» (Северную Атлантику) для контроля и подавления германской мощи.