– А потом мы поднялись ко мне, распили бутылку рома с консервированным ананасом…
Марк задержал дыхание. «Немного суки-реальности ему не помешает», – подумал я. Слегка наклонился к собеседнику и «спустил курок»:
– …Трахал её всю ночь напролёт!.. – с выражением, деланно весело и вульгарно, проговорил я, присовокупив к словам неприличный жест. – Безо всяких этих дурацких контрацептивов. Ра-а-а-азными способами…
– Вонючий наркоман! – оскалив зубы, проревел Марк и кинул мне в лицо какую-то массивную декоративную хрень, которые в изобилии водились на его адвокатском столе.
Пока я инстинктивно ощупывал кровоточащий лоб, Марк успел подбежать и выволочь меня из кресла. Он вытащил меня на середину кабинета и швырнул на ковёр. Отошёл в сторону, повернулся ко мне спиной и начал снимать пиджак, изрыгая проклятья и брызжа слюной. «Ты сам напросился, крысёныш», – послышалось мне. «Вот и всё, – подумал я. – Адвокатская гнида отбрешется, – скажет, что убил в аффективном состоянии». Облокотившись на журнальный столик, я с трудом поднялся на ноги, попутно прихватив с этого столика мраморную сигарную пепельницу. Левый глаз залила кровь со лба. Честно говоря: сил сопротивляться у меня не было, да и желания тоже. Спустя секунду Бимерзкий приблизился, чтобы продолжить наш танцевальный номер. При всей апатичности моего настроя, я всё-таки успел познакомить спрятанную за спиной пепельницу с солнечным сплетением её владельца. Марк задохнулся и припал на одно колено. Я поставил пепельницу на место, вернулся к своему коленопреклоненному адвокату, размахнулся и, мысленно проговорив «Никакого бизнеса, только личное», смазал ему по нижней губе (по самому мягкому месту любого еврейского адвоката). Теперь Бимерзкий опирался не только на колено, но и на руку. Его жилетка окрасилась красным. Я почувствовал головокружение и тошноту; мой вестибулярный аппарат дал сбой, и я рухнул недалеко от стоящего на четвереньках Марка. В этот момент в кабинет вбежала секретарша, окинула взглядом картину, взвизгнула и убежала. Марк протянул в направлении убежавшей секретарши руку, но ничего сказать не смог. Приложив изрядное усилие, адвокат дошёл до своего стола и сел в кресло, надёргал салфеток и приложил к губе. Я в свою очередь, всё ещё лёжа на спине, вынул салфетки из кармана пиджака и приложил к рассечённому лбу.
– Что ты там хотел составить? – прохрипел Марк, возвращая нашу встречу в сугубо деловое русло.
– Завещание, – снизу прокричал я.
– Диктуй.
Дверь кабинета распахнулась, и внутрь вбежали охранники в количестве трёх штук в сопровождении секретарши; они чуть не наступили на меня.
– Марк Анатольевич!.. – завопила женщина-секретарь.
Охранники, в отсутствии явных ориентиров, стушевались.
– Уйдите, – спокойно сказал Марк немного изменённым – от приложенной ко рту салфетки – голосом.
Никто не пошевелился.
– Уйдите, я вам сказал, – всё так же спокойно повторил он.
Людская масса пришла в движение и спустя двадцать секунд, пятясь задом, скрылась за дверью. Щелчок ручки двери сообщил мне сигнал к диктовке:
– Я – Аронов Вадим… – вещал я с пола.
– Понятно. Дальше, – велел Марк.
– Завещаю всё движимое и недвижимое имущество, а также банковские счета в количестве двух штук… У тебя же есть паспортные данные? …А также содержимое банковской ячейки…
– В «Первом Средневолжском…»? – уточник Марк; он знал обо всех моих делах.
– Да.
– Кому?
– Что? – не расслышал я и приподнялся на локте.
– Кому?! Кому завещаешь?!
– Стальской Марте.
*****
Спустя пятьдесят минут я загонял машину в ворота нашего дома; около калитки меня поджидало такси, которое должно было отвезти меня в аэропорт. «Как просторно во дворе без Танка, – подумал я, паркуясь в самом конце двора. «Единственная возможность расстаться – убежать. Убежать – значит властвовать, это неоспоримо».
*****
– Да я тебя сам бы отвёз, – стоял у меня над душой Стальский, пока я складывал в сумку необходимые вещи у себя в спальне.
– Не надо.
– Ты когда вернёшься?
– Пока не знаю. Скоро, – я ещё раз проверил документы, наличные и карточки.
– Может мне поехать с тобой? – размышлял вслух Глеб.
– Извини. Я хочу поехать один.
– Позвони; я тебя встречу.
– Ладно, – выдохнул я, перекинул лямку через плечо и вышел из комнаты; Глеб пошёл за мной.
В прихожей, пока я надевал ботинки, Стальский неожиданно сменил тактику и сделал вид, что как будто вспылил:
– А что вдруг ты решил отдыхать среди рабочего процесса?! Новый номер скоро выпускать. Кто будет писать «последнюю страницу»?! А?! – Глеб скрестил руки на груди.
Я глубоко вдохнул и задержал взгляд на Глебе. Мой взгляд, помимо прочего, говорил: «Глебушка, сегодня только восьмое число! Мы выпустили свежий номер неделю назад!..»
– Ты или Марта напишете вместо меня, если я… пожелаю иммигрировать, – пошутил я.
– Да… Но всегда «последнюю…» писал ты, – не желал понимать шуток Глеб.
– Не трахай мне мозги, Стальский, – нежно проговорил я. – Может, я ещё успею вернуться. Может мне через несколько дней надоест отдыхать, и я прилечу обратно. – Я тебе что-то сказать хотел, но не помню…
– Что? – с проблеском надежды спросил Глеб.
– Не помню… Позвоню, когда вспомню.
– А ты куда, собственно, летишь? – в голосе Глеба звучала обида.
– В Египет.
– Куда?!
– «Ебать верблюдА»! – я засмеялся, что счастливо применил папино устное наследие.
– Дурак, там же война! – привёл последний аргумент в пользу отмены поездки Стальский.
Я снова повернул к Глебу своё синее залепленное огромным смешным пластырем лицо и сказал:
– И здесь война.