– Слава Богам, – выдохнул я. – Я рад это слышать.
Ксения сложила губы таким образом, что я сразу понял, что она будет говорить гадости. Я не ошибся:
– А знаешь, Аронов, я тебе всё-таки расскажу о своих наблюдениях.
– Нет, не стоит… – вяло запротестовал я.
– Послушай-послушай! Кто тебе ещё откроет глаза, кроме меня?! Все эти ваши порочные связи: твоя с сестрой Стальского, её с тобой, Стальского с ней и тобой… Ты понял, да?.. Кому-то может непонятно, но я-то проницательный человек, я-то для себя всё уяснила!.. Да-да!..
– Что уяснила?.. – устало вздохнул я.
Я не хотел грубо перебивать Ксю, даже притом, что она собиралась порок откровенную чушь. «Пускай, лучше, выскажется», – подумал я. Ксю, тем временем, продолжила высказываться и попутно искать свою одежду и надевать её.
– Да-да, мой дорогой! Вы все – блядские содомиты! Я давно это поняла…
– Ксю…
– Ты боишься признаться самому себе в том, что любишь своего Глеба Стальского. Хотел бы быть с ним, но довольствуешься тем, что трахаешь его сестру! Не спорь! Так оно и есть.
Ксения серьёзно разошлась, и я просто слушал.
– А Стальский трахает всё что шевелится и не может остановиться, а почему?
– Почему? – спросил я, заставив Ксению побледнеть от злобы.
– А потому, что единственную, кого он действительно хочет – это его сестрёнка! Ха! – Ксения щёлкнула пальцами и пронзила меня взглядом. – Так что для Глеба, твоя связь с его сестрой – самый лучший вариант. Он без труда отождествляет себя с тобой и получает удовлетворение от всей этой ситуации. Да-да, мой дорогой, так оно и есть! Сам-то он не может засадить Марте, по понятным причинам, а ты – вот он ты – отдельный человек!.. Всё ясно с вами!.. – Ксения откинула упавшую на лицо прядь волос назад.
Она прыгала на одной ноге в прихожей, надевая второй сапог, и тяжело дышала. Я подумал, что должен что-то сказать. Глядя в сторону, я сказал:
– Ну, не знаю, Ксения, как-то это всё притянуто за уши…
– Прощай, несчастный идиот! Живи и дальше в мире иллюзий.
С этими словами Ксения запахнула плащ и попыталась открыть входную дверь, но не справилась с замком.
– Как это открывается?
Я подошёл и открыл заедающий замок. Так как последние слова были сказаны, Ксюша посмотрела на меня грозным взглядом и вышла за дверь.
*****
Время стало вязкое. Я и не предполагал, что находиться в одиночестве в предчувствии надвигающейся деинтоксикации так тяжко. Но у меня был козырь в рукаве. Помимо «снега», по совету Окуня я приобрёл два «билета на радугу», – смесь «неизвестно чего» напополам с ЛСД. Форма выпуска – согнутая напополам марка с Юрием Гагариным. И полчаса назад я принял половину «Алексеевича». Сел в кресло перед выключенным телевизором, который с «той самой ночи» всё ещё стоял на полу. Через какое-то время я заметил, что включена заставка «Камин», но я не помнил, чтобы я её включал. В дальней комнате квартиры раздался смех, а потом и на кухне тоже кто-то засмеялся, и в другой комнате тоже кому-то было, блин, смешно. Я негодующе покачал головой, ведь самому-то мне было не до смеха. В следующее мгновение все три смеха выбежали из комнат в прихожую, а потом, распахнув двери, ворвались в гостиную, где сидел я. Не спрашивая моего мнения, смехи бросились на меня и, толкаясь и визжа, запрыгнули мне в глотку. Пытаясь выблевать наружу незваных гостей, я согнулся пополам от… смеха. Я смеялся, и слёзы текли у меня по щекам.
– Ой, ой, ой!.. А-хах!.. А-хах!.. – корчился я, задыхаясь. – Картав… Картавый… это нечто! Просто, мать твою, нечто!
– Да, др-р-руг, а пока не пгишли галлюцинации, советую тебе настгоиться на позитивный лад, иначе р-р-рискуешь склеить лошадей… В смысле двинуть ласты.
Внезапно я успокоился. Я вообще не был уверен, что недавно смеялся.
– Знаешь что происходит, Картавый? – серьёзно спросил я.
– Знаю. А ты знаешь?
– Я тебе скажу, а ты подтвердишь, если я прав. Окэ?
– Договогились.
– Сейчас мир на меня надвигается слоями. Каждый из этих слоёв имеет свой цвет. Эти слои – не что иное как всё что ни есть.
– Та-а-ак… – протянул Картавый, ожидая более внятного объяснения.
– За стенами этой квартиры находятся другие люди, а также животные и растения. У каждого из этих живых существ есть мысли и желания, страхи и… и другие – куда более тонкие – импульсы. Все эти волны света, которые я вижу – это продукты их энергетического обмена веществ. Правильно?
– В точку, пгиятель! Ха!..
– Ну-ка, дай попробовать твой смех, – попросил я.
Картавый отрыгнул свой смех и вручил его мне.
– Фу, какой неприятный у тебя смех, – сморщился я, перекатывая в руке фиолетовую липкую субстанцию. – Какой-то затхлый он к тому же… Смех неживого человека. На, обратно.
– Не хогошо говогить «неживого человека», – обиженно проговорил Картавый, проглатывая свой смех. – Коггектно говогить «альтернативно живой».
– Ладно, извини. А я тогда буду «альтернативным высоким блондином» с «альтернативным тридцатисантиметровым членом».
– А-ха-ха-ха! – засмеялся Картавый, а потом резко посерьёзнел и проговорил: – Это я не над твоей шуткой, это смех калибговался.
Мы немного понаблюдали волны света, потом немного попускали свои волны света. Потом я спросил:
– А что есть?
– Всё, что может пгийти на ум, кгоме будущего, – ответил Картавый, подтвердив мою собственную мысль.
Я усмехнулся, вспомнив, события почти двадцатилетней давности.
– Помнишь, Картавый, когда мне было одиннадцать лет, меня чуть не упекли в психушку?
– Ага, ты утвегждал, что видишь меня, хотя я тебе говогил, чтобы ты помалкивал.
– Ты тогда – у главврача в кабинете – отказывался помогать мне с фокусом с картами, а это был единственный способ доказать твоё присутствие и… существование.
– Если бы ты десять р-р-раз угадал кагту, этот дядька сам бы свихнулся или р-р-решил бы, что это совпадение. Учёные всегда так делают.
– А помнишь, сколько всякой ерунды мы выиграли у одноклассников, показывая этот фокус? И почему ты против того, чтобы зарабатывать на этом серьёзные деньги?
– Мы это уже обсуждали, – отрезал Картавый.
Прошло какое-то время. Я захотел копнуть глубже и достал из кармана вторую половинку «Гагарина». Со словами «Семьдесят лет – полёт нормальный», положил её на язык.