Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

– Я согласен на явку с повинной, – сказал я.

Эти слова произвели на следователя глубокое впечатление. Мне показалось, что я попал в яблочко. Но я ошибся.

– Нет, уважаемый, Павел Павлович, не выйдет. Во-первых, у нас есть против вас улика. Во-вторых… А впрочем, всё на этом, – он снова снял очки. – Я уважаю Фёдора Михайловича, но здесь совсем другой набор исходных данных, чтобы я мог тебе сказать: «Покайся, Родион. Перекрестись…»

Наступила тишина. Впрочем, тишина была относительной, ибо кровь шумела у меня в ушах. Я медленно втянул в себя воздух и промямлил:

– Мне просто необходимо поговорить с моим адвокатом… Только я не знаю его номер, мне нужен мой сотовый телефон…

– Этот телефон, – сказал следователь, достав из кармана мой старый телефон.

Я с облегчением вздохнул, потому что понял: «мамочкофон» и «яблокофон» по-прежнему лежат дома.

– Да… – проговорил я и потянулся к своей трубке.

– Это не обязательно, – проговорил следователь, убирая мой телефон обратно к себе в карман. – Ваш адвокат давно здесь. Я сейчас разрешу ему войти.

Я вздохнул с облегчением. Значит, мама дозвонилась до Тимура.

– Постойте, – сказал я уже привставшему со стула следаку. – У меня предложение…

*****

Итак, я купил себе времени до утра понедельника за сто пятьдесят тысяч. Красавчик отдал за меня деньги в руки допрашивавшему меня следователю. Я подписал внизу чистого листа, и был отпущен на свободу до семи утра понедельника тринадцатого августа двенадцатого года, когда должен буду вернуться навсегда… Будь у меня при себе вышеозначенная сумма денег, я бы остался без неё и без временной свободы. А так… Коррупция меня сюда упекла, коррупция же меня выручила. «Или я с этой минуты под стражей и вы без денег. Или я через тридцать шесть часов под стражей, а вы при ста кусках! Говорю вам: завтра у меня день рождения», – дрожа как лист, проговорил я. «Сто пятьдесят», – ответил следователь. Потом добавил: «Если сбежишь, мы всё равно тебя найдём».

*****

Я пришёл домой и сразу отправился в ванную. Когда я вышел, мама, встретившаяся мне в прихожей, с гордостью заявила:

– А дозвонилась до Красавчика!

– И что?! Тебе медаль за это выдать?! Животные в цирке и не такое проделывают, – потом поколебавшись, прибавил: – Спасибо.

«Спасибо маме, спасибо Красавчику, всем спасибо…»

Сел за компьютер. Из соседней комнаты был слышан звук телевизора: «Он повесился или его повесили?», – тревожным тоном вопрошал ведущий. Открыл почту. В Яндекс-почте всегда есть новое слово, в этот раз было слово «прострация». Итак, прострация – это истощенность, упадок сил, сопровождающийся безразличием к окружающей действительности. «У меня такой нет», – решил я.

Последний день

«Надо творить навеки, однажды и навсегда»

К. Д. Бальмонт

Воскресенье. Я обнаружил себя лежащим на диване и смотрящим в потолок. В голове вертелось смутное воспоминание из раннего-раннего детства: будто мы сидим с мамой в нашей коммунальной квартире (той, что была раньше в центре Казани, в доме, который давно снесли). Мама лепит для меня из пластилина всяких зверушек, а я радуюсь. Я же ничего не леплю, просто беру пластилин и втираю его в свою фланелевую пижаму. А мама меня не ругает, а наоборот: помогает мне втирать пластилин в пижаму; смеётся вместе со мной. Было это или нет?.. Не сумев понять: спал я или нет, – встал, открыл клетку с «два дурачка – пара» и пошёл чистить зубы. Выдавив пасту на щётку, я услышал звук сработавшего будильника:

«White brothers and sisters. Comewithme

I'llfillyouwithdesire

Take my hand and walk this land

Together…»

Значит, сейчас ровно шесть утра и ровно пятьдесят одна минута. Кешка и Сашка весело подпевали звонку будильника. Я умилился. Насыпал полные кормушки зерна, поменял воду в поилках и в ванночке для купания, потом, помешкав, посыпал весь пол клетки зерном, – неизвестно, когда о вас вспомнят в следующий раз; все десять упаковок, накануне купленного мной корма, поставил на видное место на две внешних полки шкафа. Я прощался с моими близкими существами. «Всё живое дышит. Это первое, что делает живое существо, вступая в мир. Но не это о нём знают окружающие. Им он заявляет о своём существовании не дыханием, а криком». Или… чириканьем! У тебя, Сашуленька, будет шанс стать мамой и, я не буду беспокоиться о том, что вы с Кешкой плодите беспризорников, потому что как они устроятся в жизни – это их забота, твоя забота – дать им шанс. Кеша смотрел на меня и не знал что сказать.

Через пятнадцать минут я вышел из дома и, если всё пойдёт по намеченному плану, то – вышел в последний раз. Заехав в ближайший Макавто за кофе и бутербродом, я устремился на дачу, где до завтрашнего дня отдыхали мама с Ратмиром.

Через тридцать минут быстрой езды, – видеофиксация моих превышений скорости была мне на руку, – я подъехал к домику. Время: восемь часов восемь минут; удача при мне. Естественно, все ещё спали. Придётся разбудить, это ещё больше разозлит мать.

*****

Спустя десять минут наш с матерью разговор принял нужное мне направление. Мы стояли около моей машины на аллее и одинаково жестикулировали при разговоре, что выдавало в нас довольно близкую родственную связь.

– Зачем ты вообще приехал сюда? Да ещё в такую рань?! – раздражённо спросила мать.

– Тебе о чём-нибудь говорит словосочетание: «пластилиновая пижама»? Или пижама в пластилине? Мы с тобой никогда не мазали пижаму пластилином, а?

– Нет, не говорит… Как ты тут оказался в такую рань?

– Говорю же тебе, я ночевал в соседнем садоводстве. Мы тут с сотрудниками… Шашлыки тут делали… Меня интересует вопрос: мне какая-нибудь жилплощадь достанется? Вот смотри – у тебя есть квартира в собственности, так? У бабули есть квартира в собственности, так? Бабуля унаследовала квартиру тёти Вали, которую тут же подарила тебе! А мне?!.. Мне, мне, мне-то что-нибудь достанется?! – я играл безупречно, как будто меня действительно крайне интересовал этот вопрос.

– А ты не собираешься случайно сам заработать на квартиру? – она почти всегда говорила убедительно – признак полного отсутствия сомнений. А полное отсутствие сомнений – это признак полного отсутствия ещё кое-чего.

– А может ты за свою жизнь заработала хоть на одну квартиру?! Ты ведь просто получила её при разводе! Научи своим примером, как заработать на квартиру. Почему бы вам с бабулей не продать мне квартиру тёти Вали за тысячу рублей?! – я вперился горящим взглядом в мать.

– Нет! Я буду её сдавать! Потом продам все квартиры и куплю дом. Живи в этой сколько влезет или покупай на свои деньги!!! – я это уже слышал раньше.

– Пошла на хер! Когда тебе в старости придётся работать уборщицей или посудомойкой, то тебе неудобно будет ездить из пригорода на работу каждое утро, – всё-таки она меня жутко бесила.

– Сам будешь работать посудомойкой или полы мести в питерском метро!!!

– Чёртова идиотка, я работал посудомойкой и, если придётся, буду работать ещё!

– Сволочь, ты и будешь работать посудомойкой, – там тебе самое место, писатель хренов!!! Ничего не получишь… В твоём возрасте…

– Бл…, изыди!!!

– …в твоём возрасте дети помогают родителям, а ты…! Дима вон… Из Питера своем матери деньги посылал… Ты сам рассказывал.

– Дима-то – сын обычной смертной женщины, а я – сын королевы; так же ты о себе думаешь, после второй рюмки?! С тобой разговаривать, что Богу молиться, – бесполезно…

– За что ты так ненавидишь мать?! Гнида ты, больше ничего… – она развернулась и начала уходить, но мой иступлённый шёпот заставил её остановиться.

– Он мне говорил такие вещи, которые говорить ребёнку не имеет права ни один взрослый. Он рисовал перед моим воображение забавные перспективы, – его безумные слова были и остаются для меня реальностью. А я, дурак, всегда защищал тебя в меру своих детских сил, а ты меня всегда предавала, – слёзы злобы и отчаяния потекли из моих глаз. – Пудель, на которого плюют, чтобы не плевать на пол, вот кто я был для тебя. Мои интересы ниже всяких интересов! Я просто не понимал этого раньше; понял только потом, но до сих пор не могу поверить… Я – самая мелкая разменная монета в твоём кошельке; ни хорошо, ни плохо – твой выбор. Ты спрашиваешь: почему я тебя ненавижу?! У меня было время подумать, почему я «так отношусь к матери». На самом деле, я к тебе никак не отношусь. Кто-то рождается для бесконечных сомнений, кто-то, чтобы всегда чувствовать себя правым; ты – всегда права. Ты для меня – пустое место, утопическая идея о матери… Ты доживёшь до глубокой старости, в глупости и комфорте, у тебя будет много времени… Ты его потратишь с умом – на просмотр телепрограмм… – я задохнулся и сел на землю, прислонившись спиной к двери машины.

Мать тем временем скрылась за поворотом аллеи. Мне на всё наплевать… На всё и на всех. Я должен спасти свою жизнь, этим я сейчас и занимаюсь. А матери будет легче, если она будет меня ненавидеть. Да…

Через сорок минут я въехал в город и остановился около заправки; открыл компьютер и начал записывать; на запись последних событий ушло двадцать пять минут.