Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

– Да, всенепременно, – с радостью согласился я.

– Договорились.

– Знаешь, я собирался писать себе сам от твоего имени, как тётка Афанасия Борщова, – я опять раскис.

– Понятно. Теперь всё вернётся на круги своя.

– Пока.

– Пока.

Когда мы закончили разговор, я решил написать сообщение, чтобы… просто так. Пишу: «Наверно, тот мужик, которому я писал, перепутав с твоим номером, подумал, что его достаёт какой-то больной. В частности я касался таких тем, как: растление малолетних, наркотическое и алкогольное опьянение, инцест на фоне наркотической интоксикации, Родина как предмет бартера, избиение младенцев и его перспектива как олимпийской дисциплины. Этот мужик, наверное, хотел написать или позвонить, но боялся, что у меня такой номер, что когда на него звонишь или пишешь – снимаются все деньги с телефона, и ещё в долг уходишь на сто пятьдесят». «Это уж как пить дать!» – сразу же ответил Аркадий, и мне полегчало. Я постучался в мамину комнату и сказал, что купил соковыжималку, которую мы давно хотели.

Надавив полно сока и упившись им на пару с мамой, я снова почувствовал пустоту внутри и смертный страх. Я сидел напротив компьютера, трясся и раскачивался как сумасшедший. Набрал номер Маши.

– Привет, как дела, увидимся? – спросил я.

– Ой, Поль, сегодня не могу… Давай завтра созвонимся в это же время.

– Давай.

Я продолжил трястись и раскачиваться. Часы показывали семнадцать часов ноль-ноль минут. Стемнело. «Интересно, в тюрьме вкусно кормят?» – спросил я сам у себя. Закачался и затрясся ещё сильнее. Пошёл на кухню, выдавил ещё апельсинового сока. Налил сок в стакан и положил три кубика льда. Вернулся в комнату. Лёг на диван. Уснул.

Проснулся от вечерней песни Кеши-певца. «Кеша – дурачок, а Саша – дурочка, Кеша – петушок, а Саша – курочка» – проговорил я, чтобы отвлечь птиц от воплей. Они с интересом выслушали мою речь и возобновили песни. Я вспомнил о стакане сока со льдом. Теперь у меня был просто тёплый сок. Отпил половину и положил ещё льда. Я слышал, что пробуждение на закате предвещает плохое настроение. К чему это я? К тому, что сон меня не вылечил от тревоги. Часы показывали двадцать два часа двадцать минут. Взглянув на стакан с соком и льдом, я понял, что может отсрочить мой ментальный коллапс. Оделся и побежал в магазин.

«Молодой человек, умолять бесполезно, я не могу продать вам водку! Уже больше десяти вечера». Я не сдавался. Угрожал наложить на себя руки и ноги. Хныкал и канючил. Обвинял правительство России, климат и Вашингтон. Наконец, мне согласились продать водку, лишь бы я исчез из поля зрения. «Я уже не хочу. Я передумал. Я с нового года бросил пить, оказывается…» Я развернулся и убежал без покупки.

Заходя в квартиру, я услышал незнакомый звук. «Какого чёрта!» – прошептал я. Мимо проходящая мама, сказала: «У тебя что-ли телефон звонит?». Не разуваясь, я бросился к сумке и схватил трубку. Входящий вызов от «мамочка».

– Да! – закричал я.

– У тебя проблемы? – спросил меня молодой женский голос.

– Не знаю, – признался я.

– А кто знает?

– Не знаю, – снова не знал я.

– Половина второго ночи. Тринадцать, – чётко проговорила девушка.

– А?

– Повторяю: половина второго ночи, тринадцать, – такой же интонацией повторила девушка.

– Понял… То есть, принял!..

Звонок закончен. Я достал распечатку с числовыми кодами и точками и убедился, что «тринадцать» – это под стенами Кремля, со стороны улицы Проломной. Времени ещё много. К Аркадию заезжать уже поздно, потому что он рано встаёт, а поэтому рано ложится; и ещё у него маленький ребёнок.

*****

– Тук-тук. Кто там? Я – Гузель, ты – Пол? – спросила меня девушка в белом полушубке, стоя за полуоткрытым пассажирским окном моей машины.

Эта девушка десять секунд назад вышла с водительского места Ауди ТТ и прошла восемь шагов до моей машины.

– Может впустишь меня, – спросила девушка.

– Ах, да, конечно, – я нажал кнопку центрального замка.

Она уселась на пассажирское кресло. От неё пахло вкусно. Она была не так молода, как мне показалось по телефону.

– Повезло тебе, Пол, на этой недели: в тот же день передаёшь товар.

– Поль.

– Что?

– Поль, меня зовут Поль, а не Пол, – сказал я как можно мягче. – Но, вы можете звать меня Пол, если вам так удобнее.

– Хорошо, давай мне посылочку, где эта треклятая пыль? Мука, сорт «Депутатская перхоть», – она засмеялась над своей шуткой.

Я тоже засмеялся. «Депутатская перхоть», – это остроумно. Я достал с заднего сиденья свою сумку, положил её на колени, отрыл, вынул пакет, отдал в руке Гузели.

– Отлично, Пол, до связи, – она застегнула свою маленькую сумку на застёжку и спешно вышла.

Я проводил её взглядом до ТТ-шки. Затем проводил ТТ-шку взглядом до поворота на улицу Чернышевского. «Куатро», – про себя отметил я. Площадь перед Кремлём была красиво освещена. Падал крупный снег. Кругом стояли отреставрированные особнячки. В общем тут всегда было красивое место, даже когда Иван Четвёртый проломил в этом самом месте стену казанского Кремля. Я медленно покатил в сторону своего «Бруклина». «Откуда ж мне знать хоть что-то, откуда-откуда?! И зачем мне это сдалось?! Вива Мехико! Ведь я глупый ковбой и парень я простой. И я не знаю. Жизнь веду простую и в голове сквозняк, ведь лишь ковбой я»…

Глава 5

Проснувшись по будильнику, я включил компьютер и залез в Интернет. В поисковой системе набрал: «К чему снится, когда велосипед заправляешь девяносто вторым?» Ничего путного нет. Убрал вопросительный знак в конце. Зазвонил телефон. Я захлопнул крышку компьютера и провёл по экрану телефона.

– Привет, – сказал папик.

– Привет, – сказал я.

– Как дела? – спросил папик.

– Работаю… Подрабатываю… Обыватели называют такую многогранную деятельность универсальным словом «кручусь». Ты удачно распорядился деньгами? Много вложил в печень?

– Не мало. Но дом почти готов. А баня полностью готова. Не ломается новая машина? Я слышал, что шведки капризные.

– Ага, и холодные.

– Точно.

– Неа, всё нормально. Катаюсь – не нарадуюсь, – я глянул на экран телефона, – часы показали семь тридцать утра, я понял, что папик пьян. – Ты, что? Пьяный? Может бабуле позвонить: нажаловаться на тебя?

– А чё?!