Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей

Сашин отец домой из тюрьмы, в которую он попал из-за драки по молодости лет, приревновав жену к военному, так и не вернется.

Он просто растворится в неизведанных далях, то ли погнавшись «за длинным рублем», то ли подавшись в «блатные».

Всякое болтали – и что руку ему отрубили в счет карточного проигрыша, и что в тюрьме во время драки он убил уголовника…

Исчез папаша, будто и не было его никогда, ни одного письма мама от него так и не получила.

Посоветовалась мама с Иваном Сергеевичем Белышевым – директором прииска – да и подала на развод.

А что делать? Живет одна – и не мужняя жена, и не вдова…

В поселковом Совете развод оформили в тот же день.

Жили Саша с мамой вдвоем все в той же барачной комнате. Ну, не совсем вдвоем – в этой же комнате жили еще куры и маленький поросенок.

Тяжело жилось, но тяжести этой Саша не замечал – лучшие кусочки доставались, конечно же, ему, да и само по себе детство просто не замечает житейских невзгод – было бы чего перехватить на ходу из еды – неважно чего, лишь бы быстрей. И снова – туда, в мир детсва, в тайгу, на волю!

С одеждой проблем тоже не было – в холода спасали телогрейка и валенки, по теплу – сатиновые шаровары, «бобочка» -куртка из вельвета и сапоги кирзовые.

Так одевались все поселковые мальчишки, причем любые излишества в виде пальто или костюмов считались «девчачьими» и в компании не приветствовались.

Да и неудобно в такой одежде – ни с горки съехать, ни на дерево взобраться, ни в тайге переночевать.

То ли дело телогрейка – ватник! Тепло, можно под себя постелить, когда в тайге ночуешь, да и порвется – не жалко. Стоит в магазине она совсем недорого, а взрослым ее вообще выдают раз в год, как спецодежду бесплатно.

Не сказать, что все было так уж радостно…

Обязанностей у Саши было предостаточно – и полы помыть, и половики вытрясти, и дрова заготовить, и воды наносить, и двор подмести, и печку истопить, и травы – «огуречник» для кроликов и поросенка накосить, и на пилораму за опилками сгонять.

Опилки использовались в качестве подстилки. Для того, чтобы в комнате не пахло живностью, опилки менялись каждый день.

А еще – огород, свиньи и куры, но это уже вместе с мамой.

Сбор грибов, ягод и орехов тоже входил в круг обязанностей. Этого добра в тайге было в излишестве, но чтобы, к примеру, засолить большую бочку груздей на зиму, требовалось из тайги притащить ведер пятьдесят.

Грузди вначале вымачивались в воде, потом укладывались в бочку с солью, укропом и разными специями, а сверху клали в качестве гнета большой камень.

Принесешь с мамой три ведра груздей – она переберет, посолит, положит сверху камень. Кажется – ну, наконец – то бочка заполнена! Ан, нет – дня через два – три посмотришь – а камень опять опустился вниз – грибы то примялись, рассол выпустили.

Вот и таскаешь их и кажется, что эта бочка – бездонная.

Зато зимой!.. Подойдешь к бочке, которая стояла всегда в одном месте – в холодной кладовой – разобьешь ледок сверху и достаешь груздочки!

А они, все, как на подбор – маленькие, лохматенькие и вкуснющие – превкуснющие!

Хрустящие такие!

Да с картошечкой, да с соленым сальцом!

Да с огурчиками из другой бочки!

Да с капусткой – из третьей!

Да с помидорками – из четвертой!

А еще, если говорить о еде, заготавливали впрок пельмени и молоко. Когда мясо и молоко, конечно, появлялись.

Лепить пельмени собирались большими компаниями – к маме, к примеру, приходили женщины из бухгалтерии.

Выпивали, конечно, но понемножку – по полрюмочки. Так, чтобы песен попеть, наговориться, да и дело сделать.

Пельменей налепливали по два большущих мешка и замораживали на улице.

А молоко разливали по железным мискам и выставляли на мороз. После эти замершие круги замороженного молока с желтым бугорком посредине – это так сливки застывали – тоже раскладывали по мешкам и доставали по мере надобности.

Какая же вкуснятина были эти пельмешки!

Потому что фарш, как правило, готовили из смеси свинины, косулятины и лосятины. Дичину мужички добывали «по – тихому», чтобы власть не наказала, и делились с соседями.

Видимо поэтому пельмени получались удивительной вкусноты, и потому езще, что делались с любовью, с добром и с душевной песней.

А бугорок с молочного круга Саша, как и многие поселковые детишки, ножичком втайне отколупывал и съедал. Доставалось, конечно, за такую мелкую провинность, но так сладко было, что рука сама тянулась за ножом.

Хранили все эти вкусности там же, где и соленья – в холодной кладовой.

Красота! И вкуснотища!

А уроки и школа – это само собой.

Мама в учебный процесс почти не вникала – узнавала о его успехах и проказах только на родительском собрании.

Успехи воспринимались, как должное – если уж взялся за дело, то и делай его, как следует!

За проказы доставалось – ремень тоже периодически присутствовал.

Но главное наказание, которого действительно боялись все мальчишки – лишение права пойти в свободное время с ночевкой на рыбалку или на охоту в тайгу.

Редкие вылазки туда считались отдыхом, даже не отдыхом, а некоторым пространством свободы, размеры которой регулировались только отсутствием свободного времени и злобными охотинспекторами.

А ведь известно, что такое свобода. Это такая штука, от которой, если отщипнуть кусочек, даже самый маленький, в нем эта самая свобода и окажется.

Начиная уже с трех – четырех лет «мелочь» знала всю окрестную тайгу, как «отче наш».

Ходить туда не боялись, несмотря на частые встречи с «косолапыми» и «кисами», так звали медведя, рысь и тигров.

Этого «добра» было достаточно даже на окраинах Поселка

.По одним же местам ходили и с одними же целями – все больше за едой.