* * *
Брат Эрвин. Иерусалим.Наши дни
– А как же быть с законами экологии? – поинтересовался я.
– Ну… это не проблема. Здесь все сходится, – отвечала Марго, щурясь на меня сквозь стекла затемненных очков. – Все связано со всем. Тут ты не возражаешь?
Я развел руками. Тут возражать было трудно.
– Все должно куда-то деваться…
– Вот-вот, это уже интересней.
– Подожди, давай по порядку…
– Давай…
– Ничего не дается даром…
– Спорно.
Марго взмахнула рукой предостерегающе:
– Дашь довести мне мысль до конца?
Я промолчал.
– И наконец, природа знает лучше.
– Смотря что подразумевать под природой, – буркнул я. – Если те сущности, которые…
– Эрвин, – Марго мягко погладила меня по руке, – давай под природой будем подразумевать природу, и ничего более.
– Хорошо, – легко согласился я, – природу и ничего более. Но, тем не менее, сути вопроса ты не раскрываешь.
Она поглядела на меня скептически.
– При нашей последней беседе ты затронула один интересный аспект, сделав утверждение…
– Предположение.
– Не важно, сейчас не важно… Хотя ладно, сделав предположение, что при некоторых обстоятельствах член нашего Ордена может стать Черным. Причем не по убеждениям, а скажем так… в процессе перерождения… ну там изменение внутренней энтропии… атомно-молекулярные вещи… Кстати, это часом не твой философ грузит тебя такими идеями?
Марго чуть порозовела, и я почувствовал, что попал где-то рядом.
– Понимаешь, дело не в экологии… Тут брат Хуго мог бы тебе помочь, но… дело не в этом. Да, я допускаю, что черное может быть белым и наоборот, я допускаю, что все мы когда-нибудь сойдем с ума и превратимся в космическую пыль. Но если кто-то из нас станет предателем, то это произойдет не на энергетическом уровне. Это будет моральная проблема, прежде всего. И я вычислю его, рано или поздно. Мы особая каста – мы не имеем права ни на ошибку, ни на снисхождение. Мы выполняем задачу, и не важно, белой она будет или черной с точки зрения обычных людей. В конце концов, те силы, которым мы служим, в случае предательства кого-то из нас на энергетическом уровне не стали бы ставить перед нами эти задачи. Там было бы уже давно все известно.
Марго вдруг посерьезнела:
– Вот именно, Эрвин, – она говорила почти шепотом, – я думаю, Они знают кто это. Давно знают… Не понятно только, зачем Они поручили расследование тебе.
Я взял паузу. Оригинальность ее мышления всегда меня поражала.
– Ты думаешь, знают?
– Уверена… Мне вообще вся эта финальная часть чем-то напоминает фарс. Причем с заведомо известным исходом.
– Ты считаешь, Армагеддон не нужен?
– Не знаю. Но похоже, Они все уже решили за нас. А нам просто дают возможность доиграть до конца свои роли.
– Зачем?
Марго лукаво усмехнулась.
– Вспомни законы эволюции, Крестоносец… Ничего не дается даром.
* * *
33 г. н. э. Иерусалим Резиденция римского наместника
Скорбные лица церковников раздражали Пилата. Всегда раздражали, а сегодня особенно. Солнце уже поднялось в зенит, а ожидаемых прокуратором вестей все не было.
Он отдал приказ доставить себя во дворец, и лишь очутившись за его стенами, один, в своей огромной спальне, Всадник дал волю чувствам.
«Что происходит со мной? – сжимая кулаки от невыносимой осады и злобы, думал Пилат. – Что происходит со всеми нами?» Он уселся на ложе, сгорбился, и силы как будто оставили его. Закрыв глаза, Понтий снова ощутил обманчивую прохладу, утреннюю прохладу того страшного дня. Ощутил, как посреди невыносимой жары повеял вдруг легкий морской бриз, и следом хлынули тяжелые капли на истосковавшуюся по влаге землю. И снова увидел то лицо на кресте.
«Где же этот негодник?» – в сотый раз подумал Пилат и вскочил, и весь подобрался при звуке едва слышных шагов.
В опочивальню вошел тот самый человек, который получил тайные указания прокуратора накануне казни. Пилат впился в него взглядом, и тот взгляд свой отвел.
«Нервы, – подумал прокуратор, – проклятые нервы». Усилием воли он притупил свой пронзительный взгляд, и вошедший приблизился.
– Говори, – коротко произнес Пилат.
– Все сделано, игемон, – негромко произнес тот. – Все сделано, как было намечено, он слегка поклонился.
– Ты лично проверил?
Человек снова поклонился.
– Где он? – одними губами спросил Пилат.
– По моим расчетам, – человек поднял глаза вверх на высокие окна, украшенные мозаикой, – он должен очнуться через два-три часа.
– Тело в гробнице?
– Да. И стража охраняет его.