Книга без названия

– По роду своей деятельности мне часто приходится встречаться с разными людьми, беседовать с ними, решать проблемы…

«Нос. Точно, именно нос». Мой правый кулак нестерпимо зачесался.

– Что ж, одной проблемой у Вас стало меньше, – посочувствовал я Дювалю, вкладывая в удар все накопившееся на простых смертных раздражение.

Он не издал ни звука, а молча, свалился на пол, как мешок с философским дерьмом – мягко и без шума.

Вокруг никто даже не пикнул. Как же! Пикнут они. Элита! Богема! Пари Па Де Труа! Тьфу…

Я вышел на улицу даже не оглянувшись. С романтикой было покончено. Ужасно захотелось вскочить в седло, и помчаться на добром коне. Все равно куда. Но коня рядом не было. Я свернул на соседнюю улицу и стал спускаться в метро.

* * *

Израиль. Окрестности Ашкелона. Наши дни

Пропыленный, едва не разваливающийся пригородный автобус, тяжело пыхтя, притормозил около обшитой рекламными щитами остановки. Из распахнувшихся дверей наружу вышел его единственный пассажир. Был он худ, смугловат и как-то особенно по-мужски красив. Небритость шла ему, а темные очки добавляли неуловимого шарма. Длинные черные волосы были собраны в хвост, а одет он был в вылинявшую черную майку и тертые джинсы. За спиной висела холщовая сумка не слишком тяжелая с виду.

Он огляделся и подошел к мальчишке-инвалиду, сидящему прямо на песке.

– Эй, парень! – позвал он удивительно чистым голосом. – Как добраться до Иерусалима?

Мальчишка снисходительно посмотрел на него и, не говоря ни слова, ткнул пальцем куда-то на восток.

Пассажир пригородного автобуса улыбнулся и, слегка прикоснувшись ко лбу мальчугана кончиками пальцев, повернулся и пошел в указанном направлении. Когда он скрылся из вида, мальчуган удивленно пощупал свою искалеченную ногу и, опасаясь возможных последствий своего следующего поступка, приподнялся. И не веря, все еще не веря, но, уже обретая внутри себя что-то новое, все еще опираясь на цветной, белозубый рекламный щит, сделал робкий, нетвердый, но такой важный для него шаг…

* * *

Брат Эрвин. Тайная вечеря. Окрестности Иерусалима.

Мы собрались здесь все, все кто еще оставался жив на этот момент. Меньше всего это напоминало тайную вечерю, но все-таки что-то неуловимое напоминало о ней. Кажется, это чувствовали все.

– Помнишь Эда? – спросил Кларк, ухмыляясь. Я вопросительно посмотрел на него.

… Эда впоследствии называли Иудой. Ему пришлось сыграть роль предателя, хотя на самом деле, предательства как такового не было. Была обычная операция по внедрению агента.

– Он бы сейчас нам пригодился…

Я кивнул. Эд был неплохим воином. Хитрым и умным, а уж как он умел метать ножи! К сожалению, его ментальное тело погибло. Не тогда, нет. Гораздо позже. Около семисот лет назад.

Дэвид, Филипп, Норман и Кларк – это были все. Не густо, но и не мало. Была проведена гигантская работа. Запущенные нами механизмы уже работали автономно, оставалось лишь подкорректировать некоторые детали. Роли были расписаны, актеры собрались и лишь ждали сигнала. Думаю, наши противники сейчас ощущали нечто подобное, насколько они могли ощущать.

Дэвид был облачен в белую греческую тунику, его загорелое лицо с горбатым носом было спокойно.

Норман был в белом плаще крестоносца, глаза его были полузакрыты, похоже, он пребывал в нирване.

Филипп внимательно осматривал новые крылья и очевидно просчитывал аэродинамику. Он был все еще в очках, они ему абсолютно не шли.

Кларк был в белой хламиде с капюшоном, под ней угадывалась броня. Бородатое лицо его было по обыкновению сурово. Он не любит компромиссов. Он был уже там, в завтрашнем дне.

Снова на ум пришел Эд. Интересно, с точки зрения обычных людей, владей они Информацией, кто был бы более значителен в их глазах, Огест или Эд? Добровольно пошедший на крест во имя великой цели, или добровольно принявший на себя личину предателя, и отдавший имя доброе свое на поругание безумцам от религии, ради исполнения великой Миссии?

Тот, кто распределял наши роли, вряд ли учитывал все эти факторы. Да собственно и мы их никогда особенно не учитывали. Странно, что вообще в последнее время меня посещают подобные мысли. Наверное, старею.

Я усмехнулся и увидел, что на меня внимательно смотрят.

Что двигало нами все это время? Долг. Сознание того, что призваны мы не для славы, как говорят поэты, а для конкретного нужного дела. В конце концов, это только работа. Грязная, трудная, но без которой нельзя. Нет, мы не тупые инструменты в руках Высшего Разума. Сопричастность к нему дает право считать себя его частью. А это уже не мало. Мы не можем иначе. Мы делаем то, что делаем, и это необходимо нам как иным есть, пить, воспитывать детей, создавать музыку…

Я почувствовал что улыбаюсь, Кларк улыбнулся в ответ, Филипп сощурился за очками и тоже губы его разъехались в неосознанной улыбке. Дэвид хохотнул. Норман приоткрыл удивленные глаза, покидая нирвану. В конце концов, мы расхохотались, глядя друг на друга и смеялись как форменные придурки, облеченные великой Миссией. Может быть. Да скорей всего у каждого из нас были свои причины для веселья. Меня, например, ужасно развеселил тот факт, что под туникой на Дэвиде все еще были надеты щегольские серые брючки в черную полоску. Кстати с расстегнутой ширинкой. А он ни ширинку застегивать не спешил, ни брюки снимать. И я представил, как завтра он предстанет перед своими спартанцами в этом наряде…

* * *

Окрестности Иерусалима. Наши дни

Они собирались небольшими группами, возникая из плотного тумана, то там, то здесь и неведомая сила влекла их на равнину, теряющуюся за серою дымкой. Кто-то неведомый расставлял их на позиции, а там они получали отчасти незнакомое для многих оружие и доспехи. Его не хватало. Как всегда. Но это уже не было главным. Главным было то, что все они уже были здесь. Живые и мертвые, воскресшие в сей великий день и пришедшие сюда постоять за тех, кто придет на эту землю после них. И не было дезертиров, и не было среди них равнодушных.

Кого-то позвал Сулла, кого-то майор Орлов. Кто-то видел лик легендарного Уоллеса, кто-то шел по зову адмирала Нельсона. Последователи Жоффруа Виллардуэна в белых плащах с красными прямоугольными крестами шли сюда, узнавая знакомые много лет назад места, в ветераны Вьетнама из 343-го пехотного полка, угрюмо взирали на окружающий их незнакомый пейзаж, жевали свою резинку и с недоумением рассматривали выдаваемые полковыми интендантами арбалеты, с тоской вспоминая при этом свои короткоствольные десантные автоматы. Характерной походкой шли бывалые моряки Португалии и Старой Англии. Не спеша, подошли летчики-французы из «Нормандии – Неман». Подходили парагвайские «гуарани», египтяне Навуходоносора, невысокие калмыки и шерпы, статные викинги короля Эрика…

Все они были здесь и живые, и мертвые, и те, кто пришел, чтобы попытаться выжить вновь…

* * *

Западный Иерусалим. Наши дни

Он чувствовал, что сегодня на улице солнце. Он помнил, как это бывает, и потому, очутившись на улице, удивился, когда его башмаки захлюпали по лужам.

День был пасмурным и дождливым, но он не видел этого, он уже давно был слепым. Много лет назад во Вьетнаме под палящим азиатским солнцем он потерял способность видеть и с той поры жил лишь воспоминаниями.

Он когда-то любил темноту, теперь он ее возненавидел. Ночью во сне он видел, видел лица людей из своей «прошлой» жизни, как давно умерших, так и живущих, и разговаривал с ними иногда, и они иногда разговаривали с ним, но бывало, что молчали и отворачивались. Соседи называли его Кротом, он давно научился не обращать внимания на такие мелочи.

Шесть ступенек вниз… Он знал их наперечет и улицу свою знал. Если бы не черные очки и трость, то никто не заподозрил бы в этом человеке ничего особенного. Он шел по улице уверенно и не спеша, только чуть морщился, когда чувствовал под ногами воду. Его черный строгий костюм и черная же шляпа резко выделялись на фоне серых стен. Еще тридцать шагов… Здесь свернуть. Хлеб и немного молока, больше не нужно ничего.

Он почему-то улыбнулся и удивился этому, потому что давно уже не улыбался. «Неужели сегодня? – он подумал о смерти, эта мысль не пугала, она манила. – Интересно, все же после смерти я буду видеть?»

Гримаса боли исказила лицо человека, он остановился, чтобы немного передохнуть. Еще четыре шага… Можно поворачивать. Три ступени, вот так. Ручка двери, круглая приятная на ощупь…

– Хай? Прекрасный день сегодня?

Продавщица уже помогала слепому, сочувственно глядя в его невидящие глаза за черными стеклами очков. Он знал, что она так смотрит на него, и ему всякий раз было неприятно. «Она ни в чем не виновата, – подумал он снова, – она просто такая же, как все, зрячие…» Он повернулся и вышел из магазина, не горбясь, ступая очень прямо. Взгляд женщины жег его спину где-то между лопаток.

На улице он с удовольствием втянул сыроватый воздух. Теперь назад…

– Мистер? – чей-то голос, приятный, немного хрипловатый.

– Да?

– Не подскажете, как пройти к автобусу?

Он секунду помедлил.