Беременность протекала без осложнений. Ребенок родился в срок, здоровеньким (по словам врачей), без отклонений.
Девочка… дочь…
Свершилось! С этого момента все существование молодых родителей было ориентировано на нового члена семьи. Муж вкалывал на двух работах, а Ольга полностью посвятила себя заботам о крохе.
Вначале все было хорошо. Конечно, мать замечала некоторые странные вещи: малышка порой не предвосхищала изменением позы попытку взять ее на руки, свои желания иногда выражала, манипулируя рукой мамочки, редко смотрела в глаза, мало улыбалась, не всегда откликалась на собственное имя, поздно начала говорить.
Все это наводило на тревожные мысли, и однажды женщина решилась нанести визит детскому психиатру. Осмотрев Ксению, врач произнес страшное слово «аутизм», но при этом успокоил родительницу, сообщив, что у детей, страдающих этим недугом, все перечисленные мамочкой симптомы выражены значительно ярче. Специалист заключил, что не видит этого диагноза у Ксении, хотя не исключено, что у девочки есть склонность к данной патологии.
Как казалось, доктор не соврал. Ксюша росла здоровым, активным ребенком, правда не очень разговорчивым и капельку замкнутым, но это, как было сказано, всего лишь особенности индивидуальной конституции организма.
Да, все было прекрасно, и таким бы и оставалось, если бы не тот проклятый случай…
Ольга вдруг задохнулась от накативших воспоминаний, что-то тяжелое, горячее, давно таившееся внутри, вдруг прорвалось, хлынуло наружу потоками соленых слез. Не в силах более сдерживать себя, женщина по-детски уткнулась лицом в ладони и полностью отдалась рвущим душу чувствам (как и ожидалось, девочка безучастно сидела рядом, не проявляя никаких эмоций).
– Оставьте нас! – жестко отрубил Борис, обратившись к остальным (народ мгновенно растворился).
«Надо же, типичная истерика. Как не вовремя, люди и так на пределе», – молодой человек присел рядом с рыдающей женщиной, мягко приобнял ее за плечи и стал нашептывать тихие ласковые слова. Опыт невролога подсказывал: тут без разницы, что говорить, главное – успокаивающий доверительный тон. Помогло. Спустя несколько минут мамаша проплакалась, чуть успокоилась. Так, полдела сделано, теперь она должна почувствовать стороннюю силу, защищенность, внутренний комфорт. Саюкин заговорил, стараясь придать голосу твердость, уверенность, легкие повелительные нотки:
– Все, все, успокойся, – он слегка сжал ее кисти в своих ладонях, не замечая, что перешел на «ты», – Оля, слышишь меня?
Долгая пауза, тихий всхлип и:
– Да.
– Вот и славно. Дыши глубоко, вдох – выдох… вот так… Посмотри мне в глаза, пожалуйста.
Женщина подняла взгляд, тут же смущенно отвела его, но доктор легонько коснулся подбородка несчастной и восстановил визуальный контакт:
– Все будет хорошо, даю слово. Теперь ты не одна, мы рядом, мы уже не чужие тебе, всегда поможем, защитим. Веришь мне?
– Угу… – она хлюпнула носом и робко улыбнулась. Хороший знак.
– Ну и прекрасно.
Вроде бы кончено, инцидент исчерпан, но Борис чувствовал – что-то гнетет эту женщину. А раз так, подобное может повториться, и не раз. Если не помочь, не ровен час, бедняга дойдет до психоза, а это, в их нынешнем бедственном положении, совсем ни к чему. Причина не устранена, надо работать. Он тихо выдохнул:
– А теперь самое трудное. Соберись. Вижу, мамочка, тебя что-то мучает. Не спорь, у тебя на лице написано. Это всегда будет точить твою душу, если не откроешься, не выговоришься. Поверь, не стоит скрывать проблему, надо громко заявить о ней, только это поможет. Не держи в себе. Оглянись, мы одни. Можешь довериться мне. Если так будет легче, считай, что это исповедь, а я священник.
Тишина.
Она готова, нужен толчок.
– Ну же! – Борис повысил тон.
Женщина вздрогнула, как от удара, лицо некрасиво скривилось, она вздохнула прерывисто, с дрожью, и заговорила. Вначале ее голос был еле слышен, но, по ходу повествования, он становился все звонче, яростнее, пока не сорвался на крик на последней фразе:
– Дело в Ксюше, точнее в том, как она стала такой. Еще в грудном возрасте педиатр отметил у дочки некоторые симптомы… Он попробовал успокоить меня, сказав, что подобное состояние врожденной замкнутости встречается иногда и далеко не всегда переходит в нечто серьезное. Я слышала от специалистов, много читала, знаю, что почти всегда аутизм начинается в раннем детском возрасте, до трех лет, не позднее. У нас было не так. Я ждала, боялась, но когда мы отметили пятилетие девочки – успокоилась окончательно, забыла, выкинула страх из сознания, как дурной сон. Все было хорошо, пока… – собеседница вдруг булькнула что-то нечленораздельное, мелко задрожала, но, быстро подавив слабость, продолжила, – это случилось за неделю до ее десятого дня рождения. Дочка была в школе, как обычно. Кто же знал, что в этот день какой-то придурок позвонит о якобы заложенной в классе бомбе? Детей эвакуировали, занятия отменили, – она всхлипнула и осеклась.
– Ну, смелее.
Ольга вдруг подняла глаза на мужчину, во взгляде пылало горячее раскаяние:
– Мы не ждали ее так рано. Она должна была вернуться к половине второго. Ксюша всегда ступала очень тихо. Мы не услышали, как она зашла к нам в спальню. Девочка увидела, как мы с мужем… Боже! Ее взгляд, он до сих пор у меня перед глазами… Это была катастрофа, конец. В этот миг дочь будто ушла куда-то, замкнулась, полностью, стала… аутисткой. Господи! Что мы натворили?!
Женщина была готова снова зайтись в рыданиях, но Борис крепко встряхнул ее за плечи, с трудом поймал ошалелый влажный взгляд и выкрикнул:
– Успокойся! Сейчас я удивлю тебя. Готова?
– Д-да…
– Ты не виновата.
– Но мы же…
– Пойми, причина аутизма – объективная вещь, от тебя не зависящая, это поломка гена (ваш психотерапевт был прав), только это приводит к заболеванию. Все остальное – вторично. Судя по всему, у твоей девочки была подобная мутация, но повреждение было не столь явным, поэтому заболевание началось гораздо позднее, чем обычно. А то, что она увидела у вас в спальне, явилось всего лишь толчком, триггером, запустившим процесс, который и без этого начался бы обязательно, это точно. Поверь, не будь того злосчастного эпизода, патология непременно нашла бы иной повод к развитию: резкий стресс, испуг, просто громкий звук… что угодно. Если процесс созрел, его уже не остановить. Это было неизбежно, и, повторяю, вашей вины тут нет.
Пауза…
Он продолжил:
– Это как переполненное водохранилище, готовое вот-вот прорвать плотину. И совершенно нет разницы, что станет причиной обрушения, оно неминуемо, понимаешь?
– Правда?
– Клянусь!
Ольга поверила сразу, мгновенно. Она несмело улыбнулась и вдруг прошептала:
– Дура, что я наделала…
– Ты о чем?
– Понимаешь, после того случая я не могла смотреть на мужа. Не подумай чего, он хороший, добрый, любящий… но, каждый раз, когда видела его, в памяти всплывал пустой взгляд Ксюши. Я понимала, что мы оба виноваты, но не могла ничего поделать с собой, это шло откуда-то из самого нутра. Я возненавидела его… как и себя…
– Вы развелись?
– Да. Я видела, ему было больно, очень, но Сережа не возражал, понимал: все кончено.
Борис отвел взгляд. Женщины… Порой они могут быть чудовищно жестоки. Что тут скажешь?
– Трудно было?
– Конечно, – Ольга понизила голос, словно вспоминая что-то, – после этого мне стало гораздо тяжелее и физически, и материально, и морально, но по-другому я просто не могла. Это был ад. А потом… появился шанс. Как-то подруга посоветовала мне доктора Штельмана. Мы с Ксюшей стали посещать его. Он и вправду был неплох. Через пару месяцев мне показалось, что дочь стала чуть открытее, самую малость. Не знаю, так ли это? Может я просто приняла желаемое за действительное… Тем не менее, это был проблеск надежды, у меня появилась цель, – она подняла заплаканные глаза. – И тут… такое…
На лице Гиппиус появился здоровый румянец. Исповедь помогала. С каждой минутой родительнице становилось все легче. Женщина вздохнула и продолжила:
– Я не считаю свою дочь дефективной. У нее блестящий разум. Как-то в детстве, еще до того случая, у них в школе проводили тест на уровень интеллекта. Так вот, IQ моей девочки оказался значительно выше, чем у сверстников. Ее мозг был бы великолепен, если бы не та дрянь в нем, что мешает общению с миром.