– Вроде все чисто, спускайтесь.
В ту же секунду студиозус глубоко вздохнул, закашлялся и… судорожно схватился за шею.
– Боже! – истерично завизжала Ольга, заслоняя дочь своим телом. – Закрывайте двери! Быстрее!!!
Верный клятве Гиппократа, Борис первым выпрыгнул наружу, но… его помощь, как оказалось, не понадобилась…
– Да ладно, че переполошились? – с трудом сдерживая смех, лоботряс Васькин принял прежнюю позу. Его крепкое тело дышало молодостью и здоровьем. – Шутка, ха!
– Шутник, мать твою, – Семен Петрович со злостью чертыхнулся. – Тебя бы ко мне в полк на недельку… вмиг бы серьезным стал, идиот. Еще одна такая выходка и… короче – я дважды не предупреждаю, – он оглянулся на остальных. – Путь свободен, граждане. Спускаемся.
Зеленоглазая девица шустро спрыгнула вниз, шагнула к Антону и, не говоря ни слова, отвесила ему звонкую увесистую оплеуху.
– Ты чё, двинулась?! – ошеломленный детина непроизвольно подался назад, с трудом удержав равновесие, его левая щека стремительно наливалась алым. – За что?!
– За дело, юморист. Нашел время… Еще скажи спасибо, что по морде, а не промеж ног.
– Ладно, молодежь, – Грасс ухмыльнулся в усы, – кончай перепалку, не до того сейчас. Покидаем транспорт.
Пятнадцать суетливых секунд, и небольшая группка испуганных напряженных людей опасливо сгрудилась на пятачке асфальта, свободном от мглистой завеси. Со всех сторон непроглядная молочно-белая стена колышущегося тумана, пассивная, равнодушная, чуждая, дышащая иррациональной угрозой.
Пауза.
Немой парень тяжело вздыхает, и в тот же миг, словно повинуясь его дыханию, откуда-то сверху, с неба налетает порыв теплого ветра. Мягкий поток воздуха быстро разгоняет густую плотную муть, она сопротивляется, словно живая, липнет, цепляется за стены зданий, уличные фонари, но, отступает, в конце концов, затаивается где-то вдали, в лабиринте кварталов, упрямая, непобежденная, ждущая…
– Ох, слава те Господи, – выдохнула Таисия Ивановна, поправив непослушную голубую прядь, – а я уж думала, не избавимся от этой мерзости, – ее глаза вдруг расширились от изумления. – Батюшки, а пробка-то куда подевалась?
И впрямь, на всем видимом пространстве улицы не было ни одного автомобиля (кроме их злополучной маршрутки, покрытой зеленоватой коростой губчатой мерзости), только гладкое, словно стекло, полотно шоссе, уходящее в обе стороны вглубь полиса.
– Странно все это, очень странно, кхм, – голос профессора сорвался в фальцет, он прокашлялся и взял себя в руки. – Тут не только в транспорте дело. Оглянитесь – ни одного человека вокруг (кроме нас с вами). Все словно вымерло. Прислушайтесь – птиц не слышно, а ведь всего-то начало сентября. Только растительность на месте: деревья, да зеленые газоны, – он вымученно усмехнулся. – Как после Всемирного потопа: все уплыли в ковчеге Ноя, а мы, дурни, проспали, остались тут одни. Мистика.
– Как при Апокалипсисе в голливудских фильмах, – не к месту брякнул Васькин.
Борис поднял взгляд на нависающую над ним высотку. Пустые, безжизненные проемы окон походили на слепые глазницы. Ни малейшего признака присутствия жильцов. Рядом тихо всхлипнула Ольга. Еще немного, и начнется истерика. Нет, такое надо подавлять в зародыше, это заразно. Тут главное – не молчать, взбодрить. Он постарался придать голосу максимум уверенности:
– Согласен, перед нами проблема, но не трагедия же. Давайте не будем ее гипертрофировать. Мы живы, здоровы, и пока никто нам не угрожает. Мы совершенно не знаем, что произошло, а уже накручиваем себя до края, ожидаем худшего. Видим волка там, где его нет. Пессимизм – религия слабаков, неудачников. Уверен, все объяснимо и преодолимо, – он ободряюще улыбнулся. – Поверьте, настанет время, когда мы будем смеяться над своими нынешними страхами. А сейчас надо встряхнуться и действовать. Стоять на месте и жевать сопли – проигрышный путь. Предлагаю осмотреться.
– Вот молодчина, – раскатисто вставил полковник. – Тебя бы в замполиты… Служил?
– Да.
– Оно и видно, – Семен Петрович оглянулся на остальных. – Так, ребятки, доктор прав. А ну кончай киснуть! Для начала надо освоиться на местности, поразнюхать тут. Если найдем людей, может что и прояснится. Ну что, прошвырнемся? Кто с нами?
– Я! – вызвался приумолкший было студент Антоша.
Офицер оценивающе взглянул на молодого человека:
– Годится, лишним не будешь. Гм, а вам, Аркадий Константинович – обратился он к сделавшему шаг вперед биологу, – лучше бы тут побыть. Троих вполне достаточно, а вот женщины и больные нуждаются в присмотре. Вы не против?
– Да… что уж…
– Не беспокойтесь, дамочки, далеко не уйдем, будем держаться в поле вашего зрения.
5
Ну что, бойцы, – бодро бросил самопровозглашенный предводитель, – Потопали? Давайте вон к той пятиэтажке, она поближе.
Как только они отошли от остальных, Борис пробормотал:
– Никак не могу отделаться от ощущения, что перед нами не настоящий город, а красочное рекламное изображение на глянцевой открытке, пустышка. Тут что-то не так.
Антон громко гоготнул:
– Да все просто. Оглянитесь, здесь нет ни малейших признаков ветшания: ни крохотной трещинки на кирпичных кладках, ни облупленной краски, а главное – абсолютно отсутствует мусор, грязь, что просто невозможно для столицы. Даже урны, словно только что с конвейера, – он не побрезговал демонстративно накренить емкость тротуарной мусорки, которая девственно сверкала изнутри, как новенькое оцинкованное ведро. Я совершенно убежден, что эти места – не наши.
– Ох-х, ешкин кот! Не к добру это.
Через десяток секунд троица разведчиков остановилась у входной металлической двери подъезда.
Как войти?
Борис пошел по простейшему пути: он начал набирать наугад на табло домофона номера квартир, в надежде, что кто-нибудь из жильцов (если таковые присутствуют) откроет, или хотя бы ответит.
Тщетно. Складывалось твердое впечатление, что в доме действительно никто не живет.
– Погодьте братцы, – прошептал вдруг Грасс, – мать честная! Поглядите-ка сюда.
Саюкин проследил за взглядом спутника и остолбенел: в месте соприкосновения дверной створки с боковиной косяка, там, где просто обязана быть щель, тускло поблескивало сплошное железо, одно плавно переходило в другое. Ни малейшего намека на проем, как в литом игрушечном домике.
Что-то, натянутое до предела, вдруг лопнуло в груди. Впервые потеряв над собой контроль, Борис грязно выматерился и бросил:
– Что за хрень?! Это не дверь, а имитация! – он в сердцах пнул стену. – Не знаю, что тут происходит, но уверен в одном – Антон прав, это не наш город, подделка. Куда нас занесло, бес возьми?! – и тут же шальная мысль: «Кристина! Как она там… без меня?».
– Расступись! – студент отпрянул на шаг и, используя всю свою недюжинную силушку, саданул плечом в преграду.
«С разбегу о стальную дверь…» – доктор оторопел. – «Вот дурень. Серьезный ушиб – как минимум». Но его опасения, как ни странно, не оправдались.
Послышался уже знакомый скрежет абразива по стеклу, и то, что казалось металлом, легко осыпалось мелкой крошкой, напоминающей разбитый автомобильный триплекс, приняв добра мо?лодца в образовавшийся неровный проем.
Через пару секунд, чертыхаясь и отплевываясь от поднявшейся пыли, бравый Антоша выкарабкался наружу, закашлялся от попавшей в горло крупинки и просипел:
– Посмотрите на края отверстия – та же пористая дрянь цвета блевотины, что и на нашей машинке. Похоже, здесь все построено из этой субстанции.
Борису бросилось в глаза, что на лице юного атлета не было ни малейшего намека на растерянность, казалось, происходящее его только забавляло. Напрашивался вывод: или этот парень еще не бит жизнью, или является законченным экстремалом, жаждущим адреналина (хотя… одно не исключает другого).
Отставник шикнул:
– Потише, услышат.