Дар превосходства. Второй шанс

– Вот-вот. А кто-то – вещь в себе, не знаешь, чего выкинет через минуту. Непростая ситуация.

Грасс тихо кашлянул и выдохнул:

– Меня волнует одно – состав нашей группы ненормален, в жизни так не бывает.

– Ты о чем?

– Во-первых, серьезно больны двое из девяти, это многовато, более 20 процентов. Во-вторых, трое – ярко выраженные одиночки. Треть всего состава – это слишком много. Случайность? Нет уж, не верю. Теория вероятности опровергает подобное.

– Стоп, ты что-то напутал, – доктор понизил голос. – Одиночки? Почему трое?

– Ну как же: Паша Зотов, Лиза, ну и Ксения, разумеется.

Саюкин хмыкнул:

– А ты наблюдателен, командир. Правда, слегка ошибся в количестве. Таисию забыл.

– А ее-то ты с какой стати приплел?

– Поверь специалисту, – молодой человек уставился в слепое окно, – у этой дамочки явные признаки самоизоляции, серьезного ухода от общества. Уж не знаю, что произошло в ее жизни, но факт налицо. Посуди сам, любая другая женщина ее возраста, попавшая в такой переплет, или трещала бы без умолку, или непрестанно причитала, или хотя бы старалась сблизиться с остальными, как Ольга, чтобы чувствовать себя под защитой. А эта молчит. Кстати, она единственная, кто лег спать сегодня не в общем холле, а в отдельном закутке, в секции кредитования, а это тоже признак. Хотя ты прав, из всей четверки одиночек Таисия Ивановна более перспективна, внутренне готова к общению.

Полковник досадливо крякнул:

– Ладно, пусть четверо. Но это же еще более странно, почти половина из группы. Сказанное тобой только подтверждает мои опасения.

– Ничего странного в этом нет, Семен Петрович.

– Ты шутишь?

– Ни в коем разе. В принципе ты был бы прав, если б говорил о населении небольшого городка, или деревни, где все открыты, знают друг друга. Там такой процент нелюдимых персон действительно был бы ненормальным. Но не забывай, мы живем в мегаполисе. Москвичи – самые одинокие люди в стране (а может – и на планете), замкнутые, с головой ушедшие в свои дела, равнодушные, безучастные. Да таких там почти половина, если не больше. Хочешь эксперимент? Возьми любую многоэтажку внутри МКАДа, и понаблюдай за одним единственным подъездом – сколько человек в нем хотя бы знакомы друг с другом, десяток, два? Остальные живут, как бирюки, словно в пустыне, не желая видеть соседей, общаться с ними. Так что, друг мой, если брать нашу выборку из девяти человек, тут ты ошибся: она ничем не нарушает твою статистику, наоборот, адекватно отражает ее.

– М-да, печально.

Борис улыбнулся в полумраке:

– Это же очевидно. Как ты мог не видеть этого, полковой командир? Москвич, ёлы-палы… Ага, кажется понимаю – похоже ты дембельнулся совсем недавно.

– Вот именно. А насчет отчужденности, это ты меня огорчил. Не думал, что все так плохо.

– Увы, самоизоляция – бич цивилизации, она меняет саму структуру общества, ее приоритеты. И кто знает, чем это закончится?

Грасс озадаченно крякнул:

– Ладно, мы уклонились от темы. Я к чему подвожу-то: выходит, из всей нашей «подопытной» группы, кроме тебя я могу рассчитывать только на профессора и Ольгу.

– Да, надежные люди. Ну а Антон?

– Смеешься? Он, как дитя, шалопай. Мозги есть, конечно, но дурень дурнем, ветер в голове, – десантник сдавленно зевнул. – Ладно, хорошо поговорили, а теперь спать давай.

Антоше не спалось. Близость юного сексуального девичьего тела, что покоилось на соседней лежанке, будоражила кровь, рождая неконтролируемый гормональный прилив. Вдохнув тончайший запах дорогого парфюма, исходящий от очаровательной соседки, шумно выдохнув, он решился:

– Лиза.

Тишина.

– Лиза.

– Чего тебе?

– Не спишь?

– Тупее вопроса не слышала.

Васькин осекся, он не знал, как подступиться к этой колючке. Говорят, в таких ситуациях стихи помогают, но из одурманенной тестостероном памяти, как назло вылетели все вирши. Что делать? Коль начал – отступать поздно. Он прошептал:

– Лиза, а у тебя парень есть?

– Отвали.

«А что я теряю? За спрос не убьют», – ошалев от собственной дерзости, Антон выпалил:

– А ты могла бы полюбить такого… как я?

Девчонка презрительно хмыкнула:

– Вот еще. Ты же натуральный слабак.

– Чего?!

– Да не в том смысле… На вид-то ты самый здоровый, любого мог бы уработать, а вот морально…

Антоша вскинулся:

– А морально-то чего не так?

– Того… Этот солдафон вертит тобой, как хочет, а ты и рад стараться. Приятно быть шестеркой, Ромео? Нет, мне нужна не тряпка, а настоящий мужик, защитник.

Юноша замер. Он умел читать между строк. «Это намек, первый шаг. Она не против, если…».

Изнутри вдруг поперло что-то животное, воинственное, доминантное. Голос захрипел, как у простуженного:

– А если я… докажу… стану главным?

– Треп все это. Не сможешь.

Из горла вырвался рык:

– Смогу!