Оттепель 60-х

…Сейчас шофёр служит в автороте полка.

Байка:

Один солдат решил строго жить по уставу. Идёт комсомольское собрание.

– Сейчас личное время? – спрашивает он у комсорга.

– Да, – отвечает тот.

– Тогда я пошёл отдыхать.

Бодрый солдат рядовой Манич

– Откуда ты родом, Манич?

– Кунцево знаешь?

– Нет, но это, должно быть, второй Париж.

– Теперь уже Москва.

– И как там?

– О, мы живём тихо. Без забастовок. С воровством тоже покончили.

– В ногу, значит, шагаете с коммунистическими бригадами?

– Ещё бы, «Нет большего счастья, чем строить коммунизм!» – написано у

нас при въезде в город.

– Рвёшься, наверно, туда?

– «Но чтоб не затонуть в тиши, любимую деревню покидаю…»

Да неужели ты там не был?

– И даже не слышал.

Циник

– Хочу тебя предупредить, – говорил мне при первом знакомстве солдат, прибывший в наш полк из другой части. Я знал о нём лишь то, что по образованию он фармацевт.

– Я – циник и к тому же морально неустойчивый парень. Не знаю, может, это молодость, но мне так хочется. От этих разных идей я в стороне. Я бы хотел плыть и плыть по волнам. Я не хочу быть ни чьей опорой. Я хочу опереться сам, так это… беспечно и надёжно.

На что я ему ответил: – Цинизм, по-моему, не достоинство, которым можно гордиться. Настоящий циник, пожалуй, не знает, что он циник, ему кажется, что он очень развит, остроумен и умён… А как ты при своём «цинизме» смотришь на дальнейшее образование?

– Положительно. Буду учиться.

– Ну вот, а это говорит о том, что ты не собираешься плыть по волнам. Ты этого только желаешь, вернее, хотел бы. Слушай, а жене своей ты изменяешь без зазрения совести?

– Без всякого, – констатировал он. – Я это оправдываю так: жизнь длинная, с женой наживусь ещё, а молодость одна.

– А ещё мне кажется, что ты способен хоть кого обмануть, правда это или нет?

– Без сомнения.

– Почему?

– Мне даже представляется, если я удачно обману, то намного умней тех, кого обманул.

– А там, на гражданке, ты как работал? Оклад-то у фармацевтов маловат.

– О, я противник этих учрежденческих занятий. Единственное, что я приветствую, так это сидеть в ресторане не важно, за чей счёт – её или мой. И потом, я не против дать взятку при поступлении в Вуз.

– Даже так? Пожалуй, ты действительно вполне сознательно определил свой путь. Что ж, посмотрим, а пока… будем здоровы.

Два Васи, один из которых Валера

Они всегда были вместе, если позволяли обстоятельства. Их разлучали только наряды и караулы, и то, когда направляли в разные места. Другим они представлялись братьями и на вопрос, как зовут? – Вася, – отвечал первый, который был выше ростом и крепче телосложением. – А тебя? – Тоже Вася, – отвечал второй, который был сухощавый и чуть ниже среднего роста. – Как же так, вы братья, а зовут вас и того, и другого Вася? – А мы двоюродные братья, – отвечали они, хотя второго Васю на самом деле звали Валерой.

До армии они жили в одном московском районе и занимались акробатикой. У них даже было несколько совместных акробатических номеров, которые они теперь демонстрировали на сцене солдатского клуба в праздничные дни.

В армии они с самого начала держались вместе, и это было разумно: никто их не рискнул обижать, а когда они стали старослужащими – об этом и вовсе не могло быть и речи.

С Васей, который на самом деле Валера, я впервые встретился, находясь в карауле. После того, как отстоишь два часа на опорном посту, наступает время «бодрствования» в караульном помещении. Там ты не имеешь права спать, но можешь читать и общаться с другими солдатами. Тогда я и обратил внимание на Валеру Саблукова. Он безотрывно читал газеты, которые вынимал из разных карманов своей одежды. Это удивило меня, так как я не замечал, чтобы солдаты так зачитывались каждодневной периодикой. Оказывается, Саблуков ставил во главу угла осведомлённость о текущей жизни. О газетах он вообще говорил со страстью. С интересом их изучал и утверждал, что толстые книги уже отжили своё время, особенно произведения классиков, о которых, как он выразился, «мы достаточно наслушались в школе».

У меня с собой была книга с названием « Л.Н. Толстой о литературе». По чистой случайности, перелистывая страницы, я наткнулся на мысли писателя как раз о том, что волновало Саблукова, только взгляды их абсолютно расходились. « Я ненавижу газеты и журналы… – писал Толстой. – Если же газета или журнал избирает своей целью интерес минуты – и практический, – то такая деятельность отстоит на миллионы вёрст от настоящей умственной и художественной деятельности и относится к делу поэзии и мысли, как писание вывесок относится к живописи…»

Сопоставив два мнения: одно исходило от «коренного» москвича (Васи-Валеры), а москвичи, как считают в армии – «самые умные» ( хотя и в ковычках), а второе – от признанного всем миром классика Л.Н. Толстого – я понял, что, уважая толстые тома классиков, следует читать также газеты и журналы. Об этом мы и беседовали с Саблуковым в карауле.

Через некоторое время наступил праздник – День Советской Армии. На сцене нашего клуба выступали, как всегда, самодеятельные артисты. Дети работников химзавода лихо спели довоенный шлягер «Три танкиста – три весёлых друга» и несколько военно-патриотических песен.

После детского хора вышел на сцену солдат-кавказец и исполнил песенку про то, как хорошо быть генералом. А когда игриво завершал куплет словами: «Буду я точно генералом, стану я точно генералом, если капрала переживу», стоявший у стены старшина Шмалько, наверно, вообразив себя капралом, хитро улыбнулся. Старшина Дикий, напротив, сохранял невозмутимый вид. Зато старшина Горох очень серьёзно сочувствовал солдату, которому нелегко будет достичь своей цели.

Завершил концерт, как всегда, дуэт «двух Вась». Ведущий так и объявил: « Сейчас исполнит акробатический этюд «дуэт двух Вась». Кульминационный момент наступил тогда, когда Вася-малый отжался на руках ногами вверх на поднятых руках Васи-большого. Спускался Вася-малый красиво и грациозно, и после ловко выполненного сальто оказался перед Васей-большим. После чего они одновременно развели руки в стороны и сделали театральный поклон публике. Концерт прошёл, по меркам местных зрителей, удачно.

Сержант Пилипенко

Сержант Пилипенко – парень загадочный и рисковый. За два года службы он был не раз разжалован и возведён в сержанты. Он был находчив, что в армии очень ценится – потому он и сержант,– но в то же время и непредсказуем.

Однажды перед комсомольским собранием капитан Котлов предложил ему лично выдвинуть конкретную кандидатуру на какую-то серьёзную общественную должность. И вот идёт собрание, настала пора выдвигать кандидатов, а сержант сидит себе без признаков действия. Котлов забеспокоился: ведь он заверил замполита, что всё схвачено и всё будет, как наметили. Нетерпеливо подаёт руками сигналы к действию. Однако Пилипенко будто не замечает. Капитан выходит из себя и грозит ему кулаком. Собрание подходит к концу, а он хоть бы что. После собрания сержант Пилипенко говорит офицеру: « Что вы там руками махали, маячили?» – А что же ты Кривошеина не выдвинул, как договаривались? Ведь это была самая подходящая кандидатура… Ну, я тебе дам дослужить, сержант Пилипенко! Так дам, будешь меня помнить!..

Конечно, не всегда сержант так делал, иначе на него не надеялись бы. Но иногда такое случалось.

…А вот недавно зашёл он на сборный пункт, где было распределение будущих солдат по командам и спрашивает: « Где здесь четвёртая команда? – Молодёжь обступила его, а он: – Я, говорит, прибыл из Калинина за четвёртой командой». Тут родители подскочили: – Ты уж, сыночек, не обижай их там, помоги оглядеться, позаботься…» и начинают его угощать мясом, водкой, яйцами… Потом его те же родители оттирали, приводили в чувства. Где пил, там и упал. Удивительный сержант Пилипенко. Но находчивый.

Писарь строевой части полка