Жестокие женские игры

–Ладно, потом разберёмся. Я только прошу тебя, постарайся быть мягче с Линой, ей и так здорово досталось сегодня.

Сказав это, он поспешил навстречу вышедшей из комнаты для новобрачных, невесте и через минуту они уже заходили в зал под торжественные звуки свадебного марша.

Полина, вы уверенны, что сможете продолжить разговор? – спросил молодую женщину Константин Сергеевич, заметив, как сильно побледнело её лицо.

–Да, пожалуйста, давайте продолжим. Я больше не могу держать это всё в себе. Вы единственный человек кому я могу полностью довериться. Спрашивайте, я постараюсь ответить на все ваши вопросы, если только у меня хватит на это сил.

–У меня другое предложение. Вы начните рассказывать о том, что происходило после вашей свадьбы, а я в свою очередь буду задавать вопросы, если таковые возникнут.

Какое-то время Полина молчала, не зная с чего начать, но потом, наконец, приступила к своему рассказу.

Всё происходило как в кино. Прямо со свадьбы мы с Максимом уехали в аэропорт и уже через несколько часов были в Риме. Это было похоже на сказку. Рим, Венеция, Верона. Это были самые счастливые дни. Я всё время была пьяная и от любви и от удивительно вкусного вина которое мы там пили. За две недели я съела столько фруктов, сколько не ела за всю свою жизнь. Загорела, поправилась на три килограмма и совершенно забыла о «подарке», который ждал меня на лестнице в день свадьбы. Пока мы путешествовали, всё было просто замечательно. Неприятности начались, когда мы вернулись в Москву.

Придя с работы Масим обнаружил, что, несмотря на довольно поздний час, Полины нет дома. Хорошо изучив её привычки, он уже знал, что иногда, когда ей необходимо что-то обдумать, она может часами бродить по городу ни на кого и ни что, не обращая внимания. Против прогулок Максим не возражал, но всё равно, если жены не было дома к его приходу, начинал волноваться и не находил себе места до тех пор, пока не раздавался звук поворачиваемого в замке ключа. Ему всё время хотелось быть рядом с ней. Такое состояние было непривычным для него и иногда, он даже пугался этой зависимости. Уйдя утром, он уже через час начинал скучать по ней, вспоминать глаза, улыбку, мечтать о том, как вечером будет ласкать её юное, красивое тело. Жена была для него и женщиной и ребёнком одновременно, он никогда не мог предсказать, как именно она поведёт себя в той или иной ситуации. Полина не подходила ни под один известный ему тип, в ней всегда оставалась какая-то загадка, но именно это и притягивало его к ней. К тому же, обладая поистине уникальной способностью чувствовать его настроение, она интуитивно угадывала все его желания, порой даже раньше того, как он сам сознавал, что именно ему хочется. Сегодня же, его весь день не покидало смутное беспокойство, объяснение которому он никак не мог найти. Походив по пустым комнатам, и так и не найдя, чем занять себя в её отсутствие, он вдруг почувствовал глухое раздражение из-за того, что именно в этот вечер должен в одиночестве сидеть у телевизора и, глядя на часы ждать её возвращения. Раздражение усилилось, когда, открыв холодильник, он увидел, что кроме двух плавленых сырков и пакета молока в нём больше ничего нет. Тогда, решив, что пришла очередь жены поволноваться из-за него, он отправился к родителям, в оправдание, говоря себе, что там сможет хотя бы нормально поужинать. Не заметив маленького, лежащего перед входом в квартиру листка бумаги, он закрыл дверь и, не дожидаясь лифта, быстро спустился вниз.

Был один из тех редких вечеров, когда мать и отец были дома, а не на работе. Увидев сына, Елизавета Андреевна так обрадовалась, что даже не стала выяснять, почему он пришёл один, без жены. Обсудив с отцом общие профессиональные проблемы и съев приготовленный на этот раз самой Елизаветой Андреевной ужин, он уже собрался, было уходить, когда в комнате прозвучала резкая трель телефонного звонка. Выяснив, кто звонит, Владимир Иванович передал трубку сыну.

–Добрый вечер, Максим, – услышал он безукоризненно вежливый голос Ларисы Николаевны, я звонила вам весь вечер и только сейчас догадалась позвонить родителям. Можно мне Полину? Её мобильный почему-то тоже не отвечает.

Услышав просьбу, он моментально покрылся холодным потом. Уверив себя, что Полина, скорее всего, уехала к матери, он, в течение всего вечера, мысленно уговаривал себя не волноваться, но теперь, не зная, где она и что с ней, почувствовал такой дикий страх за неё, что на какие-то доли секунды утратил способность думать и рассуждать. Вся злость на жену мгновенно улетучилась, в голове прояснилось, и уже через несколько секунд, он смог разговаривать с тёщей таким спокойным и уверенным тоном, что у его собеседницы не возникло даже тени сомнения в правдивости его слов.

–Лариса Николаевна, -начал придумывать он на ходу, – мама с Линой уже спустились вниз, если нет ничего срочного, может, я не буду её звать?

–Конечно, не нужно. Просто я хотела узнать, результаты анализов. Она звонила утром, сказала, что их всех сняли сегодня с занятий и отправили в поликлинику сдавать анализы перед школьной практикой. Она не сказала, как у неё там всё прошло?

–Всё нормально. Анализы хорошие, не беспокойтесь.

–Прекрасно, тогда скажи Поле, что я позвоню ей завтра утром. Передай привет родителям. До свидания.

Положив трубку, Максим несколько секунд пытался собраться с мыслями, затем, не слыша удивлённых возгласов за своей спиной, бросился вниз по лестнице. Дорога до дома заняла всего несколько минут. Машинально посмотрев вверх, он увидел, что почти во всех окнах их девятиэтажки горит свет. Где-то виднелись неясные силуэты, откуда-то доносились музыка, смех, детский плач и на этом фоне полного жизни людского муравейника, тёмные провалы окон их с Полиной квартиры казались особенно пустыми и безжизненными. Окно кухни выходило на противоположную сторону, и у него оставалась ещё надежда, что, придя, домой, он застанет жену за каким-нибудь занятием, но, только открыв входную дверь, сразу понял, что надеялся зря. В квартире стояла особая, звенящая тишина, которая бывает, только если в ней никого нет. Заглянув на всякий случай в обе комнаты, проверив кухню и ванную, он снова выбежал на улицу. Никогда ещё Максим не чувствовал себя таким беспомощным. Минуту он стоял не зная куда идти и что делать и тут, возле него затормозила машина с Владимиром Ивановичем за рулём.

–Поехали – коротко бросил он сыну и вскоре, они уже неслись по проспекту, спеша попасть к общежитию МГУ. Несмотря на позднее время, общежитие жило своей бурной ночной жизнью. Слышались крики, смех, чья-то пьяная ругань, которую не в силах были заглушить несущиеся откуда-то сверху звуки тяжёлого рока. Сидящая у входа необъятных размеров женщина, наотрез отказалась впустить Максима и Владимира Ивановича внутрь. Она также не захотела вытаскивать свой огромный зад из продавленного кресла, чтобы позвать однокурсницу Полины. Твердя только «не положено», она невозмутимо продолжила пить чай из огромной кружки, пофыркивая и прихлёбывая содержимое. Вконец озверев от этого непробиваемого безразличия, Максим рывком дёрнул на себя загораживающее проход кресло и бегом бросился к расположенной в конце длинного коридора лестнице. Оторопев на секунду от такого непочтительного отношения к своей особе, она уже набрала, было воздуха в лёгкие, чтобы позвать на помощь, как вдруг замолчала, услышав тихий, спокойный голос Владимира Ивановича: – У вас дама, давление сейчас так подскочит, что и «скорая» может не помочь. Давайте-ка, я лучше пульс вам посчитаю и сердечко послушаю. Дама, по всей видимости, относилась к своему здоровью трепетно, поэтому этих слов оказалось достаточно, чтобы грозное мужеподобное создание превратилось в кроткую пациентку, а почтительное «дама» заставило вспомнить, что и она имеет некоторое отношение к прекрасному полу. Принеся из машины свою сумку, Владимир Иванович измерил ей давление, дал несколько советов по употреблению лекарств и прочитал целую лекцию на тему профилактики сердечно-сосудистых заболеваний. Разговоры на тему о здоровом образе жизни, были излюбленным занятием Ангелины Петровны. Статьи из газеты ЗОЖ она заучивала почти наизусть, повергая затем в недоумение и доводя до нервных срывов врачей районной поликлиники. А просмотр телепередачи с тем же названием вообще являлся кульминационным событием недели и обставлялся со всевозможной торжественностью: чай с лимоном и мёдом, булочки или ореховый рулет из дрожжевого теста и какой-нибудь необыкновенный торт по новому рецепту. Так что теперь, найдя в лице Владимира Ивановича блестящего собеседника и благодарного слушателя, она тоже постаралась не ударить в грязь лицом и, выслушав его пространные размышления о тяжёлых больничных буднях, поспешила поделиться собственным мнением:

–Да уж, и не говорите, у государства нашего средств на всех никак не хватает. И как обидно, что вместо того, чтобы обеспечивать бесплатными лекарствами таких больных людей как я, оно вынужденно тратить их на разных вертихвосток. У нас вот сегодня такое приключилось! Я ведь почему вас не пускала? Приказ пришёл от ректора, ни под каким видом посторонних не пускать. Студенты наши сегодня сдавали анализы перед практикой, а у одной глядь, СПИД нашли. К Танюшке она из пятьдесят восьмой комнаты ходила часто, симпатичная такая девка, рыженькая, вежливая всегда. Девчата говорили, замуж она вышла, вот подарочек то мужу будет.

Стараясь не выдавать своего волнения, Владимир Иванович как можно более безразличным тоном поинтересовался: – И где же теперь эта девушка?

–Известно, где. Говорят, на принудительное лечение отправили, а там, кто знает, может и из института отчислят. Хотя знаете, может и не виновата она ни в чём, может, муж где подхватил. Кто их молодых поймёт. В наше то время всё по-другому было. Это сейчас они делают что хотят, и думают, что ни за что отвечать не будут – вздохнула она. Она хотела ещё поговорить на эту тему, но в этот момент вернулся Максим и, попрощавшись с теперь уже не такой грозной вахтёршей, они покинули общежитие.

–Пап, я даже не знаю, как тебе сказать … – начал, было, он, но Владимир Николаевич прервал его:

–Ничего не говори, я всё знаю, мне эта дама у входа всё рассказала. Теперь самое главное, выяснить в какой она больнице. Я сейчас позвоню Павлу, уточню адреса, и начнём действовать.

–Пап, но это просто идиотизм какой-то. Они, что, с ума там посходили? Полинка и вдруг СПИД. И какое они вообще имели право куда-то отправлять её?

–Это для тебя она Полина, любимая жена, а для них неизвестная молодая особа с таким вот неприятным диагнозом. Её нужно срочно вытаскивать оттуда, скорее всего у них там полный бардак с результатами анализов, но пока сделают повтор, ей каждый час там годом покажется. Больных с таким диагнозом нигде не любят.

Съёжившись на пахнущем хлоркой матрасе, Полина постепенно приходила в себя, после тех ужасов, которые проделали с ней в смотровом кабинете этого странного медицинского учреждения. Любое движение причиняло такую сильную боль, что она порой еле сдерживалась, чтобы не застонать. Закрыв глаза и стараясь не обращать внимания на тех, кто находился в этой грязной палате, Полина изо всех сил старалась взять себя в руки, мысленно повторяя, что сейчас самое главное это не впадать в отчаяние и постараться дотерпеть до утра. Она была уверенна, что Максим обязательно найдёт способ вытащить её из этого страшного заведения, нужно только подождать. События сегодняшнего дня не выходили у неё из головы. Вспоминая все унижение, которому её подвергли в институте, а затем в смотровом кабинете, она с ужасом думала о том, что никогда уже не сможет жить как раньше. За один миг жизнь полностью изменилась, а вместе с ней изменилась и она сама.

Утром их третий курс сняли с первой пары для прохождения медкомиссии в университетской поликлинике. Вспомнив, как они обрадовались, что пропустят парочку лекций, она подумала, что готова безвылазно, целыми днями сидеть на занятиях, лишь бы только больше не попадать сюда. Пройдя флюорографию и сдав кровь они возвратились в учебный корпус. Кошмар начался на последней лекции, когда в аудиторию, где сидел весь их третий курс, ввалилась толстая, горластая женщина в сопровождении медсестры и сотрудника милиции. Аудитория изумлённо замерла, и когда Пётр Львович старейший преподаватель кафедры «Английской филологии» вежливо поинтересовался, зачем им нужна студентка Ракитина, то в ответ услышал такое, что глаза у него самым натуральным образом полезли на лоб.

–Развели, понимаешь, бордель в учебном заведении, – рявкнула она, окинув свирепым взглядом притихших студентов, – государство на них деньги тратит, а они мерзавцы шляются неизвестно где, да гуляют с кем ни попадя.

–Но позвольте… – попытался вставить хоть одно слово Пётр Львович.

–Не позволю! Смотреть нужно лучше за своими шалавами. Будете теперь локти кусать, да всё, поздно уже! – гаркнула в ответ представительница самой гуманной в мире профессии. Звук её голоса был таким визгливым и пронзительным, что от него начинало вибрировать всё внутри.

Пётр Львович попытался, было, загородить собой испуганную, растерянную девушку, но был, небрежно отодвинут в сторону пришедшим вместе с нею милиционером. После того, как Полину, словно преступницу, вывели из аудитории, Пётр Львович несколько минут беспомощно оглядывал изумлённо молчавших студентов, а затем, знаком велев всем оставаться на своих местах, быстрым шагом вышел из аудитории и направился в деканат.

–Пётр Львович, пожалуйста, успокойтесь, – терпеливо отвечала ему секретарь декана Лидия Аркадьевна, – для нас самих это полнейшая неожиданность. Да, студентка Вишневецкая всегда была у нас на хорошем счету, она блестяще учится, участвует в общественной работе, недавно вышла замуж. Вполне возможно, что всё это ужасное недоразумение. Вот для того, чтобы всё выяснить окончательно, её и забрали в больницу, чтобы провести повторный анализ.

Пётр Львович изумлённо смотрел на невозмутимо спокойную Лидию Аркадьевну.

–Да вы понимаете или нет, что нельзя так травмировать человека? Она ведь перенесла тяжелейшую операцию год назад. А её обозвали шалавой и под конвоем, на глазах у всех вывели из аудитории как закоренелую преступницу. Это, по-вашему, нормально?

Поморщившись от резанувшего слух «шалава», Лидия Аркадьевна устало посмотрела на него и поинтересовалась:

–Ну а от меня конкретно, что вы хотите? И вообще Пётр Львович, давайте прекратим этот разговор. Итак, голова кругом идёт, такое пятно на нас теперь ляжет. Григорию Афанасьевичу уже звонили от проректора, он сразу после звонка уехал куда-то, злой как чёрт. Да, и вот ещё что, собрание назначено на шесть вечера, так что не забудьте явиться во время, там, кстати, и выложите свои соображения по этому вопросу. А теперь извините, у меня работы невпроворот.

Произнеся это, она бойко застучала по клавиатуре, всем своим видом демонстрируя жуткую занятость.

Осознав, что никакой помощи от Лидии Аркадьевны ему не добиться, Пётр Львович решительным шагом вышел из приёмной и выписав из личного дела адрес и номер телефона Полины, начал действовать самостоятельно.

Все попытки дозвониться по нужному номеру оказались безрезультатными. Он долго не вешал трубку, но оттуда неслись только громкие, протяжные гудки. Бормоча под нос: – мерзавцы, ну какие же редкостные подлецы и мерзавцы, как их только земля носит! – старенький профессор отправился по указанному в анкете адресу. Нажав несколько раз на кнопку звонка, и убедившись, что пока он был в пути, домой так никто и не пришёл, Пётр Львович написал записку, в которой как можно более лаконично изложил всё, что произошло в тот день с Полиной и, просунув её в щель возле замка, поехал обратно в институт.

Главным вопросом, который обсуждался на этом внеочередном факультетском собрании, был вопрос о том, как быть далее со студенткой Вишневецкой. Оглядывая некоторых, особенно пламенных обличителей, Пётр Львович не мог понять, как могло случиться, что, проработав с этими людьми не один год, он так и не понял, что они из себя представляют. Не в силах больше слушать всю ту гадость, которая выливалась на голову несчастной девушки, он громко стукнул кулаком по столу и звенящим от возмущения голосом обратился к удивлённо замолкшей аудитории:

–Всего две недели назад, когда обсуждался вопрос, кто будет защищать честь нашего учебного заведения на всесоюзной студенческой олимпиаде, вы все в один голос заявляли, что кандидатура Вишневецкой является самой достойной. Что же изменилось? Вы бьёте себя в грудь и кричите, что таким студентам не место в нашем университете. Почему вы так быстро изменили своё мнение? Почему вам не приходит в голову, что какая-то не вполне профессиональная лаборантка могла неграмотно сделать анализ? Обвинить человека просто, но только представьте себе, как всем вам будет стыдно, когда завтра выяснится, что девочка ни в чём не виновата. Подумайте о том, какую психологическую травму она получила сегодня. И ведь это останется с ней на всю жизнь! Вспомните: «Пусть первым в меня бросит камень тот, кто сам безгрешен». Ещё не зная точно, правда, это или нет, вы устроили ей самое настоящее аутодафе. Мне стыдно за вас. И вообще, с таким диагнозом тысячи людей во всём мире живут, работают, создают семьи, рожают детей. Это не приговор. Вы все образованные люди, знаете, что причиной подобного заболевания может быть даже поход к дантисту. Не в силах продолжать он замолчал и тогда, воспользовавшись возникшей паузой, в разговор вступила славившаяся своими обширными связями, самая скандальная из всех преподавателей.

– Судя по вашей реакции профессор, можно подумать, что Вишневецкая это прямо таки ангел во плоти. Откуда такая уверенность в том, что произошла ошибка и анализ сделан неверно? Насколько мне известно, в нашей поликлинике работают превосходные специалисты, но даже если допустить, что они ошиблись, остаётся ещё больничная лаборатория, а уж их то специалисты никогда не ошибаются, можете быть в этом уверены – сказав это, она победным взглядом окинула внимательных слушателей. Пётр Львович не успел ещё ничего сказать в ответ, как вдруг, из самого дальнего угла кабинета раздался звонкий голос заведующей кафедрой «Высшей математики»:

–А вам то, Галина Петровна, откуда доподлинно известно, ошибаются или нет работники подобных заведений? Вы что, часто имеете с ними дело? – насмешливо спросила, молчавшая до этого постоянная соперница.

–Да как вы смеете?! – зашипела в ответ Галина Петровна, но была прервана Лидией Аркадьевной, объявившей, что слово имеет декан факультета. В возникшей тишине его спокойный, уверенный голос, был отчётливо слышен во всех уголках просторного кабинета.

–Сегодня я выслушал множество мнений и хочу сказать следующее: сейчас не тридцатые и не пятидесятые годы. Чтобы исключить человека из института, нужны очень веские основания. Если всё же диагноз останется прежним, в чём лично я очень сомневаюсь, то всё равно, это не может быть причиной для исключения из университета. Мы все знаем эту студентку, и до сегодняшнего дня ни у нас, ни у правоохранительных органов не было к ней никаких претензий. Предлагаю пока оставить этот вопрос открытым. Могу сказать только одно, даже если завтра ничего не подтвердится, я сам буду рекомендовать студентке Вишневецкой перейти на заочную форму обучения. После того, что случилось сегодня, ей будет тяжело общаться с сокурсниками и преподавателями. На сегодня собрание объявляю закрытым. О том, когда мы соберёмся в следующий раз, вас известит Лидия Аркадьевна.

Ни на кого, не глядя, декан быстро вышел из кабинета. После его ухода страсти разгорелись с новой силой, но, были быстро погашены Лидией Аркадьевной. Эта невысокая, худенькая, обладавшая поистине железной хваткой женщина, твёрдой рукой управляла как студенческим, так и преподавательским составом факультета. Делала она это вроде бы незаметно, но тем не менее многие из присутствующих были уверены, что даже сам декан побаивается своего секретаря. Ни на секунду не утратив своего знаменитого спокойствия, Лидия Аркадьевна, быстро навела порядок,

среди разгоряченных спором людей и, закрыв кабинет, отправилась в приёмную, доделывать свои нескончаемые дела.

На какое-то время Полине удалось задремать, но сон её был недолгим. Она проснулась, почувствовав, как чья-то рука сначала сжала ей грудь, а потом начала шарить у неё между ног. Волосы у неё на голове зашевелились от ужаса, она попыталась кричать, но из горла вылетал только еле слышный хрип. В этот момент сидевшая на её кровати девица, навалилась на неё всем своим телом и, задрав подол ночной рубашки, попыталась снять с неё трусики. В ужасе, оттолкнув от себя чужое, потное тело, Полина одним прыжком соскочила с кровати, бросилась к двери и, дёргая изо всех сил, принялась звать на помощь. Позади неё послышался отвратительный смешок, и опять те же руки обхватили её за талию и потащили обратно вглубь палаты. Пытаясь высвободиться, Полина извивалась всем телом, и вскоре ей удалось довольно больно ударить по ноге облапившую её высокую, мужеподобную девицу. Почувствовав, что хватка держащих её рук ослабла, она изо всех сил откинула голову назад. Сильный удар пришёлся той как раз по переносице. Выпустив Полину из рук, девица с жутким ревом бросилась к умывальнику, пытаясь остановить льющуюся из носа кровь. Кто-то зажёг в палате свет и при его ярком свете, Полина увидела оставленную кем-то на подоконнике вилку. Схватив её, она почувствовала себя немного увереннее. От умывальника неслись жуткие вопли. Крепко сжимая в руках импровизированное оружие, Полина оглядела остальных трёх обитательниц этой страшной палаты. Но, надеясь увидеть на их лицах хоть какое-то сочувствие и поддержку, натыкалась только на равнодушно-спокойное безразличие ко всему происходящему. Несмотря на пережитый страх, голова у неё оставалась удивительно ясной. В этот момент она отчётливо поняла, что заступиться здесь за неё некому. Девицы смотрели на происходящее просто как на интересный спектакль, не собираясь вмешиваться в происходящее. Почувствовав вдруг небывалое спокойствие, и ощутив полное отсутствие какого-либо страха, она громко и отчётливо произнесла:

–Если ты, дрянь, посмеешь ещё хоть раз приблизиться ко мне, то вот этой вилкой я изуродую твоё лицо так, что родная мать не узнает.

Девица, державшая до этого в подчинении и страхе всю палату, открыв от изумления рот, смотрела, как новенькая подошла к своей кровати и легла, спокойно отвернувшись к стене. Бросив свирепый взгляд на остальных обитательниц, она выключила свет и, вернувшись на своё место в противоположном конце палаты, легла, бормоча под нос, что завтра всё равно устроит этой бешеной, рыжей сучке весёлую жизнь.

В районной больнице Полины не было. Там который месяц шёл капитальный ремонт, и основная часть пациентов была разбросана по всем остальным городским больницам. Никакой системы в распределении больных не было, их просто отправляли туда, где были свободные места. От дежурного врача добиться ничего не удалось и им пришлось самим всю ночь колесить по Москве. Нашли они её уже утром, в Северном Бутове.