Жестокие женские игры

На следующий день из здания банка вышла уже совсем другая Вика. Теперь весь мир будет моим! Звучало у неё в голове в такт стуку каблучков. От осознания того, что она теперь очень состоятельная женщина захватывало дух и хотелось смеяться. Герман объяснил ей, что деньги, которые оставил ей отец, она может тратить по своему усмотрению, но может и не трогать их.

–Я тоже открыл счёт на твоё имя и денег на нём вполне достаточно, чтобы ты могла покупать себе какую угодно одежду или что-нибудь ещё, что тебе понравится, кроме, разве что, очень дорогих украшений или антиквариата. Подробнее поговорим позже, а сегодня мы должны купить тебе машину.

Но от машины Вика отказалась наотрез: – Ну, пойми меня, у вас совсем другие правила. Пока буду переучиваться, всю машину искалечу. Нет, не хочу. Лучше буду ездить на такси, или на автобусе.

– Дорогая, но ты не можешь пользоваться общественным транспортом. О тебе начнут говорить.

– А ты скажи своим соседям, которые, кстати, все глаза уже проглядели, пытаясь рассмотреть меня, что русская женщина, это совсем не то, к чему они привыкли. Или скажи, что я не вожу машину из-за плохого зрения, а очки носить стесняюсь.

– Вика, если я скажу им это, они будут удивляться целый год, засмеялся он в ответ. Здесь если у человека плохое зрение, и ему не хочется носить очки, он покупает контактные линзы, впрочем, как и в России.

Первые несколько месяцев она совсем не скучала, учила язык, много гуляла по городу, купила целый ворох новой одежды. По Московским меркам она была одета очень даже неплохо, но здесь, попав в фирменные магазины «Шанель» и «Версачи», ощутила себя золушкой. Ещё ей понравилось заходить в маленькие кофейни, где подавали чудесный кофе по-венски, штрудель и изумительно вкусные пирожные с ванильным кремом. Одно из таких кафе было совсем рядом с их домом. Там видимо уже знали, что она русская жена Германа, и первое время настороженно посматривали на неё. Но Вика вела себя безупречно вежливо, на довольно хорошем немецком благодарила, и не скупилась на чаевые. Вскоре к ней привыкли, а, привыкнув, уже не удостаивали таким пристальным вниманием, как в первое время. Хождение по магазинам, знакомство с австрийской кухней, общение с соседями – всё это хоть и занимало большую часть её времени, не давало возможности избавиться от грустных мыслей. Постоянно сравнивая между собой Максима и Германа, она приходила к неутешительному выводу, что не может ни забыть первого, ни полюбить второго. Герман продолжал оставаться для неё чужим, несмотря на его доброе, полное любви и заботы отношение к ней. Больше всего Вику раздражал его педантизм: секс только в определенные дни, обеды и ужины в строго определенное время, низкокалорийные, но жутко полезные овощи и морепродукты в ресторане. От последних, она не отказывалась, но от одного только вида варёной цветной капусты её начинало тошнить. Было ещё кое-что, в чём Вика не хотела признаться даже себе. Мысли о тщетности её стараний, о том, что всё так и осталось игрой во взрослую жизнь и к тому же успело изрядно ей надоесть. В душе была пустота, заполнить которую было нечем и на фоне этого, её опять начали мучить кошмары по ночам. Снова и снова видела она во сне лицо той девушки, её испуганные глаза, губы, раскрывшиеся в немом крике, рыжие волосы на асфальте. Она часто просыпалась в холодном поту и больше уже не ложилась. Порой Вике казалось, что девушка преследует её не только во сне. Идя по улице, она вдруг резко оборачивалась, и внимательно всматривалась в лица прохожих. Поделиться страхами ей было не с кем, бессонные ночи измотали её, она похудела, под глазами залегли тёмные тени. Проснувшись сегодня от очередного кошмара, Вика отчётливо поняла, что больше не в силах выносить этот ужас, что ещё одна такая ночь просто сведёт её с ума. Выйдя утром из дома, она целый день бесцельно бродила по городу, и теперь, не чувствуя ног от усталости, забрела в маленький ресторанчик на набережной. Поужинав, попросила принести ей чашку чёрного кофе и журнал. Говорить по немецки ей до сих пор было трудно, мешал какой-то внутренний барьер, но читала она уже почти свободно. Одна из статей привлекла её внимание и, заглянув в конец журнала узнать дату выпуска, Вика почувствовала, как её словно током ударило: когда-то этот день был самым главным для неё днём в году, это был день рождения Максима. От волнения она забыла все свои познания в немецком и, схватив за руку проходившего мимо официанта взволнованно закричала: – Телефон, мне нужен телефон!

Несмотря на то, что Вика говорила по-русски, он прекрасно понял её, и, проводив к стойке бара, положил перед ней аппарат. Дрожащими руками она стала набирать знакомый до боли номер, молясь о том, чтобы Максим был дома. Молитвы её были услышаны, потому что он не только был дома, но и сам снял трубку: – Слушаю вас – раздался его голос.

– Здравствуй Макс, – ответила она, – с днём рождения тебя.

–Вика! Ты что, в Москве? – услышав его голос, она радостно засмеялась.

– Я в Вене, в маленьком ресторанчике на набережной. Весь день бродила по городу, устала и зашла перекусить. Вспомнила, что у тебя сегодня день рождения и решила поздравить, не откладывая.

–Я рад, что ты позвонила, честно говоря, даже не надеялся, что вспомнишь. Как ты?

–У меня всё нормально. Только ужасно скучаю по Москве, она мне уже ночами снится.

–Так приезжай, если тебе там так плохо.

Услышав это, она чуть, было, не закричала от радости, но следующая его фраза обернулась для неё холодным душем:

–Приезжай, тем более повод есть. Я женюсь через месяц.

Перед глазами у Вики всё поплыло. Она ухватилась левой рукой за стойку, чтобы не упасть. Несколько секунд молчала, но потом всё же нашла в себе силы продолжить разговор:

–И кто же твоя избранница? Может, я знаю её?

– Нет, вряд ли вы знакомы.

– Ты любишь её? Возникшая пауза была едва уловимой, но Вика её заметила, и это немного подняло ей настроение.

– Конечно, раз я решил связать с ней свою жизнь.

Внезапно она решилась: – А знаешь, я, может быть, и приеду на твою свадьбу. Привезу какой-нибудь роскошный подарок. Так ты приглашаешь меня?

– Приглашаю, но… В общем не знаю, как об этом сказать, но надеюсь ты понимаешь, о чём я.

– Макс – вновь раздался её теперь уже чуть насмешливый голос, – ты самонадеян как все мужчины. Обидел меня и считаешь, что это в порядке вещей. Уже почти год я не Вика Шубина, а фрау Виктория Шульц. У меня теперь другая жизнь, в которой ты занимаешь далеко не первое место, так что можешь не беспокоиться, истерику на твоей свадьбе я не устрою.

Возникшая пауза сказала ей куда больше, чем слова, которые она могла бы услышать от него.

–Извини меня, – наконец, ответил Максим, – я самый настоящий кретин. Конечно же, я буду рад видеть тебя.

– Я приеду, но не из-за твоей свадьбы, у меня есть другие дела в Москве. Скоро увидимся. Пока. Она положила трубку первой. Этот разговор так вымотал её, что единственным желанием было как можно скорее что-нибудь выпить, чтобы хоть на время заглушить боль внутри. Расплатившись наличными за разговор с Москвой, она позвонила мужу и, попросив забрать её из этого заведения через полтора часа, стала методично, будто выполняя какую-то работу опустошать бутылку виски. Когда Герман приехал, Вика была практически в невменяемом состоянии. Она не буянила, не рвалась станцевать на столе, а тихо сидела за своим столиком. И только её остекленевший взгляд говорил о том, что она находится в стадии сильнейшего алкогольного опьянения, граничившего с отравлением. Официант помог довести её до машины, а дома Герман сразу въехал в гараж и прямо оттуда внёс жену в дом, дабы избежать всевидящего ока соседей. Ночью ей было так плохо, что он хотел уже вызывать скорую, когда её стало в очередной раз рвать в ванной. Но видимо это были уже последние остатки алкоголя в желудке, потому что взгляд её стал понемногу проясняться. Умыв, он уложил её в постель, а сам ещё долго сидел на кухне, куря одну сигарету за другой. Он уже давно замечал, что с женой творится что-то непонятное, его пугали её крики по ночам, но до сегодняшнего дня он предпочитал закрывать на это глаза, приписывая резкие перепады в её настроении одиночеству и ностальгии. Единственное решение, к которому он пришёл, было отправить Вику на какое-то время в Москву, и Герман решил обсудить с ней этот вариант, как только она проснётся.

Первая мысль, посетившая её сразу после пробуждения, была о том, что никогда ещё она не чувствовала себя так плохо. Язык был как наждак, а голова болела так, что невозможно было даже оторвать её от подушки. Услышав шаги мужа за дверью, Вика недовольно поморщилась, но к её удивлению, Герман прошёл мимо, даже не сделав попытки заглянуть к ней. То, что он даже не подумал поинтересоваться, как она себя чувствует, разозлило её ещё больше: «чурбан бесчувственный», чуть не расплакалась она, хоть бы догадался воды принести, пить ведь хочется так, что сил нет! Кое-как доплелась она до ванной и, припав к крану, долго пила, пока не почувствовала, что ещё один глоток, и она лопнет.

О том, что муж всё ещё дома, Вика поняла, по доносящемуся из кухни шуму кофемолки. Она хотела сразу же уйти к себе, но не успела: услышав шум воды в ванной, Герман сам вышел ей навстречу.Вика ожидала от него всего, что угодно: ругани, упрёков в свой адрес, но он только ласково улыбнулся и предложил стакан холодного сока из грейпфрута. Вслед за соком он налил ей чашку крепкого, чёрного кофе и, только после этого, удостоверившись в её способности трезво мыслить, рассказал о своём решении отправить её в Москву. В его глазах, когда он говорил об этом, было столько теплоты, что Вика почувствовала, как рушится незримый барьер между ними и впервые, в голове её промелькнула мысль, что может когда-нибудь, она всё же сможет быть счастлива с ним. Остаток дня и весь следующий Герман заставил её провести в постели и только потом разрешил заняться приготовлениями к отъезду. Подарки для Московских родственников и Ракитиных старших Вика купила быстро, но на то, чтобы купить подарок Максиму ушло несколько дней. Ей хотелось подарить что-нибудь достаточно интимное, чем бы пользовался только он один. В конце концов, она остановила свой выбор на небольшой, стильной мужской сумке из чудной, мягкой кожи и портмоне к нему. Настроение её все эти дни было превосходным. Ей казалось, что та незаметная пауза в разговоре, сказала о многом. Теперь она ни минуты не сомневалась, что при правильном раскладе, рано или поздно сможет получить Максима обратно, если не в качестве мужа, то в качестве любовника, что на данный момент для неё было даже более предпочтительно.

В Москве её встречал отец. Они не виделись почти год, и за это время он так изменился, что Вика не сразу даже узнала его. Неловко обнявшись, оба как по команде сделали шаг назад и молча стояли среди обтекавшей их толпы, не зная, что и сказать друг другу. Пауза росла, и чтобы как-то заполнить её и скрыть замешательство Вика произнесла: – А ты похудел, волосы совсем седые стали и стрижка новая.

–А ты стала очень красивой и совсем взрослой – ответил Иван Александрович.

Вика отметила про себя, что, несмотря на седые волосы, отец стал выглядеть намного моложе, но не из-за внешних перемен произошедших с ним. Теперь у него был другой взгляд, более мягкий и не такой властный как раньше. И одет он был иначе. Официальный костюм уступил место джинсам, мокасинам и короткой кожаной курточке, такой тонкой, что она больше походила на рубашку.

–Ну, что же, пойдём – опомнился, наконец, Иван Александрович и повёл дочь к машине

Вместо привычной ауди с личным шофёром за рулём, Вика увидела чёрную мазду.

–Похоже, перемены коснулись не только твоей внешности, пряча усмешку, серьёзно сказала она, когда машина выехала со стоянки на шоссе – или, в твоём министерстве решили сменить имидж?

–Служебной машины у меня больше нет. Из министерства я уволился, теперь работаю на себя, продаю, покупаю. Там лес, тут цемент, ну и так далее.

– А чем занимается твоя новая жена?

– Новая жена воспитывает Никиту и помогает мне.

–Понятно, значит ты теперь что-то вроде «купи-продай».

–Если тебя устраивает такая формулировка, то да – усмехнулся он.

– Извини, не хотела тебя обидеть. Просто год назад ты говорил, что хочешь уехать отсюда, а теперь, кажется, даже и не помышляешь об этом.

–Здесь большие перемены. Думаю, мне теперь и не понадобится никуда уезжать. Вика, я с семьёй живу теперь за городом, у нас там большой дом. Квартира в Москве стоит пустая. Выбирай сама, куда тебя отвезти, я не буду против, если ты захочешь остановиться в городе. Но мне хотелось бы, чтобы, хоть несколько дней ты пожила у меня.

–Хорошо, я приеду к тебе, но не сегодня. Пока мне хочется побыть одной, заново ко всему привыкнуть.

– Я так и думал, -кивнул ей в ответ отец. Вчера я был там, привёз кое-какие продукты и попросил убрать квартиру. Если захочешь поговорить с мамой, я дам тебе её телефон. Она кстати вышла замуж.

– Да, я знаю, она писала мне. Я также знаю, что ты мой настоящий отец и что эта новость чуть не довела тебя до инфаркта.

– Это долгий разговор Вика. Если захочешь, мы обсудим это.

– Зачем? Что это изменит? Я признаю, что ты, даже считая меня неродным ребёнком, сделал всё, чтобы помочь мне, и благодарна за это. Но, требовать от меня сейчас чего-то большего, чем благодарность, было бы, по меньшей мере, глупо. Поэтому, пожалуйста, не нужно никаких иллюзий и надежд на возникновение между нами более теплых отношений.

Иван Александрович только молча кивнул в ответ, не показывая, как больно ему это слышать. Тем временем машина подъехала к знакомому подъезду. За год здесь вроде бы ничего не изменилось, но, поднявшись в квартиру, которая не так давно была их общим домом, оба почувствовали, как далеко осталась та прежняя жизнь со всеми её горестями и маленькими радостями. Слушая рассказываемые отцом последние новости о дальних родственниках и общих знакомых, Вика начала распаковывать вещи.

–Здесь тебе посылка от Германа.

– Да, спасибо. Я тоже передам ему с тобой кое-что.