Жестокие женские игры

– А почему не сейчас? Она уродлива? Ты надеешься, что за год случится чудо, и она похорошеет?

– Мама, – еле сдерживая себя, проговорил он, – прошло всего два месяца, как Полину сбила машина. Ей нельзя пока волноваться, совсем нельзя, а тебе пяти минут хватит, чтобы довести её своими замечаниями до реанимации.

– Ну не злись, не такое уж я чудовище. Просто всё так гладко: и москвичка, и студентка, и мама переводчик, а не какая-нибудь уборщица и папы нет алкоголика. Согласись, редко когда человеку везёт как тебе два раза подряд.

– Почему два раза? – не понял он.

–А ты что, уже забыл Вику? Вот и получается, что два раза. Скажи, сынок, она, что, действительно так сильно любит тебя, что ты сияешь как ясно солнышко?

–Любит. Но самое главное, что я очень люблю её.

– Вот это меня и пугает, – вздохнула Елизавета Андреевна, – ты женишься и забудешь о матери.

Максим сел перед матерью на корточки и, взяв её руки в свои, нежно поцеловал.

–Мамочка, тебя, несмотря на то, что ты такая язва, я тоже очень люблю. И когда женюсь, конец света не наступит. Мы всё равно будем видеться, конечно, не слишком часто, но и не раз в год. Это я тебе обещаю.

Ласково потрепав сына по голове, она незаметно смахнула выступившие вдруг на глазах слёзы. – Ладно, поживём, увидим, может ты ещё в кого влюбишься. Кстати, а какие у неё уши?

–При чем здесь её уши? – не понял он.

–А притом, что если у неё сросшаяся мочка уха, то на лицо три классических признака по которым можно узнать ведьму: зелёные глаза, сросшиеся мочки ушей и рыжие волосы. Всего три века назад, женщин, которых угораздило родиться с такой внешностью, сжигали на кострах.

–Мама, ты серьёзно или шутишь?

–А ты как думаешь?

–Думаю, всё-таки шутишь. Она, скорее ангел, чем ведьма.

–Ведьма с лицом ангела, – задумчиво проговорила Елизавета Андреевна, – что же, такое тоже бывает, и довольно часто.

–Мама, если мы и дальше будем продолжать разговор в таком тоне, то наговорим, друг другу такое, о чём потом будем очень сожалеть. Лучше я пойду спать. Поцеловав мать, он быстро вышел из кухни, а Елизавета Андреевна ещё долго сидела одна, пытаясь понять, что так насторожило её в сегодняшнем разговоре с сыном. Но мысли всё время куда-то ускользали и, в конце концов, решив отложить страхи и сомнения на потом, она тоже легла, и последней её мыслью было – терпеть не могу рыжие волосы!

Ещё никогда время не летело для Максима с такой быстротой, как в тот год, когда он встречался с Полиной. Она быстро поправлялась и уже не выглядела бледной и измученной. Пока стояла хорошая погода, они вдвоём, а иногда и с Гошкой помногу гуляли. Света тоже частенько составляла им компанию, но в последнее время они её почти не видели. Её родители преподнесли ей «киндерсюрприз». И теперь, с этим самым «сюрпризом», которого назвали Ванькой, и которому было уже два месяца, она проводила всё своё свободное время. Когда он родился, Светлана поначалу запаниковала. Понимаешь, пыталась объяснить она Максиму, я ведь теперь никому не нужна, все крутятся возле него, а на меня вообще не обращают внимания. Даже бабушка не диктует мне, что одевать, я уже две недели хожу в одних и тех же джинсах, а она даже не возмущается. Ваньке третий костюмчик довязывает, а мою кофту запихнула подальше в шкаф, на меня у неё теперь, видите ли, времени не хватает.

–Светка, изумился Максим, да ты ревнуешь!

–Ревную, – согласилась она, – и ничего не могу с собой поделать.

– У тебя хотя бы хватает ума не показывать дома свою ревность?

– Макс, ты что, первый день меня знаешь? Я и ревную то всего неделю, а скоро вообще перестану. Просто, должна же я хоть кому-то пожаловаться!

–Я знаю, что тебе нужно сделать – смеясь, сказал он ей.

–Только не говори, что мне тоже нужно родить, это мне уже трое посоветовали.

–Всё, молчу. Хотя, честно говоря, подумал об этом.

В ответ она так странно посмотрела, что он предпочёл не развивать эту тему и впервые серьёзно задумался о том, почему она, такая молодая и красивая, практически всё свое свободное время проводит в больнице.

–Свет, ты из-за Сергеева ни на кого не смотришь? – наконец решился спросить он её.

– А что, заметно? – тоскливо произнесла она.

–Вообще-то нет. Честно говоря, я сейчас совершенно случайно догадался.

–Мне с ним ничего не светит. Понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Я ведь в него ещё девчонкой, совсем, влюбилась. Бабушка рассказывала, что он был влюблён в мою маму, но она на него даже не смотрела. Ты вот, можешь себе представить, чтобы Сергеев женился на дочери женщины, в которую он сам когда-то был безумно влюблён?

Максим молчал, не зная, что и ответить. Привыкнув, что она всегда рядом, всегда в курсе его проблем, он давно уже воспринимал Светку как нечто постоянное, совершенно не задумываясь о том, что и ей порой нужна поддержка.

–Свет, я только сейчас понял, какая я свинья. Простишь меня?

–Ты не свинья Макс. Просто мужчина. И не смотри на меня таким жалостным взглядом, вешаться из-за Сергеева я не собираюсь, всё равно он моим будет, хочет он того или нет – уже смеясь, подытожила она.

В том, что Светка действительно уникальный человек, Максим вновь смог убедиться спустя всего несколько дней. Забыв о разговоре, словно его не было, она так же ровно, как и всегда вела себя с Игорем Александровичем Сергеевым, а о маленьком Ванечке рассказывала так часто, что Максим с Полиной воспринимали его чуточку своим.

–Знаешь, я так ей завидую – сказала как-то Полина. – Я тоже всегда хотела иметь братишку или сестрёнку. Но когда я родилась, мама чуть не умерла, и папа не хотел, чтобы она ещё раз рисковала, говорил, что ему достаточно меня одной. Знаешь, я до сих пор его люблю, он мне снится, а иногда бывает такое ощущение, что он где-то рядом, оглядываюсь, но никого не вижу. Мне, и дедушка часто снится, хотя я даже не знаю, как он выглядит. У бабушки не сохранилось ни одной его фотографии, но она так много рассказывала, что появись он, я бы сразу его узнала. Мои дед с бабушкой были из поморян. Так называли поляков, которые жили на Балтике. У дедушкиного отца было двое сыновей: Стефан – мой дед и его брат Юлиан. Но бабушка, когда рассказывала о нём, называла его Юлек. Кстати мою бабушку звали Стефания. Представляешь, Стефан и Стефания. Они поженились перед самой войной. Когда Поморье присоединили к Германии, моего деда и его брата отправили на работу в рейх, но дед по дороге бежал, Юлек помог ему. Он долго прятался, потом попал к партизанам. Несколько раз тайком встречался с бабушкой и своим отцом, но кто-то узнал об этом и донёс в гестапо. Деда арестовали и отправили в концлагерь, а бабушку кто-то предупредил, и она успела уйти из дома. Представляешь, от облавы её спас учитель, немец, а потом партизаны переправили её в Литву, где она и жила на каком-то лесном хуторе. Там и родился мой отец. После войны Юлек разыскал её и рассказал, что его брат, её муж – погиб во время освобождения Гданьска, и что из её родных в живых не осталось никого. Юлек хотел забрать бабушку и моего отца домой, в Польшу, но она отказалась. Не захотела жить там, где всё напоминало бы ей о муже и родственниках. Юлек оставил ей нательный крестик брата. Умирая, мой дед попросил, чтобы его передали бабушке, как память о нём, и представляешь, нашёлся среди тех, кто был с ним в последнюю минуту, человек, который взялся выполнить последнюю просьбу деда. Этот крестик прошёл через множество рук, прежде чем попасть к бабушке, а от неё к моему отцу. – А сейчас он где? – спросил Максим.

–Дома конечно. Я тебе покажу как-нибудь.

– Да нет, я о брате твоего деда.

– Не знаю – ответила Полина. Было несколько писем после войны, но потом бабушка переехала в Минск и переписка прекратилась. Иногда я думаю об этом. Ведь вполне возможно у меня есть ещё родственники, а я о них ничего не знаю.

– Когда тебя привезли в больницу, ты говорила по польски, мне Елена Сергеевна рассказала.

– Это, наверное, гены просыпаются – засмеялась она. – Но я действительно хорошо знаю польский. Меня никто специально не учил, просто мы детьми играли вместе: русские, поляки, белорусы. Вот я и научилась. Да и бабушка всё время говорила со мной по-польски, и отец иногда, так что практики у меня было достаточно.

– А как тебя маленькую отец называл?

–У меня в детстве было платье: зелёное с белыми ромашками. Так он, увидев меня в нём первый раз, сказал: «Ты самая красивая Полянка, из всех, что я видел!» Так ко мне и прилепилось – Полянка.

– Ты всё ещё скучаешь по Минску?

– Конечно, я ведь выросла там. И друзья там остались.

– А здесь, в Москве тебе нравится?

– Москва для меня тоже родной город. В Москве я родилась, и жила до шести лет. Здесь у меня тоже много друзей, даже больше чем там. И ещё у меня есть ты. Так что для меня дороги оба этих города. – Но Москва всё-таки немного роднее – подытожил он.

– Да, засмеялась она, роднее, и даже больше, чем немного.

Елизавета Андреевна с каждым днём всё больше удивлялась тому, как прямо на глазах меняется её сын. Стал мягче, серьёзнее. Казалось, с тех пор, как произошло его знакомство с рыжеволосой девушкой, он стал другим человеком. Она даже готова была признать, что из избалованного и что уж там говорить, довольно эгоистичного молодого человека, сын превратился в настоящего мужчину.

–Представляешь, он даже к деньгам теперь относится иначе. Стал интересоваться ценами на продукты, на одежду. Раньше такого никогда не было – делилась Елизавета Андреевна с Катей.

–Радоваться надо подруга, что у тебя нормальный мужик вырос. Не пьёт, не наркоманит, институт заканчивает, невесту из хорошей семьи завёл. Что ты с ума сходишь? – возмущалась Катерина.