Почти как в сказке

Агапи ворвалась в таверну, как шквалистый зимний бриз: казалось, даже скатерти приподнялись над столами от резкого порыва ветра, а цветы впились корнями в горшки: не ровен час, сдует!

Девчонка остановилась, осмотрелась. Встретилась глазами с Муратом и, безошибочно признав хозяина, направилась прямиком к нему. Глаза Агапи мерцали изнутри каким-то непостижимым, особенным светом, а улыбка на милой мордашке обезоруживала. Мурат невольно залюбовался чудным ребёнком.

– Мы с мамой хотели бы переночевать и поесть, – выпалила Агапи, едва подойдя к мужчине, – но у нас не очень много денег. У вас дорого?

Мурат медлил с ответом. Что-то давно забытое, тёплое, шевельнулось в душе. Эта малышка неведомым образом, всего за несколько минут своего пребывания в таверне, тронула его сердце. И вроде бы нужно было что-то ей ответить, а мысли Мурата занимало совсем иное: если девочка настолько мила и необыкновенна, то какова должна быть её мать?

И в эту минуту в таверну наконец-то вошла запыхавшаяся Анна, уставшая бежать за дочерью. Точно так же, как и Агапи, остановилась, обвела заведение глазами и встретилась взглядом с Муратом.

Нет. Мурата не пронзила молния, он не почувствовал ничего особенного… сперва. Но Анна, увидев, как дочь попрошайничает (с её точки зрения), улыбнулась мужчине искренней и чуть виноватой улыбкой, а в глазах её блеснули искры едва сдерживаемого внутреннего огня. И ровно в ту секунду сердце Мурата обожгло навсегда, призвав к жизни неукротимое, древнее, как сама жизнь, пламя, а душа почти полетела в Рай.

Агапи топнула ножкой, нетерпеливо ожидая ответа, и резкий звук мгновенно вернул Мурата на грешную землю.

– А сколько вы готовы заплатить?

Агапи назвала сумму, почти в три раза меньшую, чем обычная стоимость ночлега и ужина в таверне и доходных комнатах Мурата. Анна подошла и встала рядом с дочерью, прижав девочку к своему бедру. Мужчина улыбнулся им обеим:

– Этого вполне хватит. Ещё и на завтрак останется.

Анна в недоумении открыла рот, чтобы возразить, но звонкий голосок Агапи опередил её:

– Видишь, мама! Я же говорила, что чувствую, куда надо идти!

Агапи вприпрыжку поскакала к свободному столу и радостно уселась за него, где-то по дороге прихватив меню.

Анна и Мурат молча смотрели ей вслед.

– Спасибо, – тихо произнесла Анна. – Чем мне отблагодарить вас за щедрость?

– Сходите со мной на свидание! – в шоке от собственной наглости, выпалил Мурат. И тут же поспешил добавить, ожидая возмущённого отказа. – Когда поедите и выспитесь, конечно.

Но в глазах Анны снова мелькнули знакомые пляшущие огоньки.

– Мы здесь проездом… Но почему бы и нет? Завтра вечером, после концерта.

– Вы танцуете?

– Пою. Агапи танцует.

– Значит, смелую девочку зовут Агапи. А вас?

– Анна.

– Мурат. Присаживайтесь за стол, я приму у вас заказ. Кажется, малышка уже что-то выбрала.

– Ох уж эта малышка! Вечно ставит меня в неловкое положение! – рассмеялась Анна низким смехом с приливами волнующегося моря, отчего в груди Мурата разлился горячий лиман. – Мы вам действительно очень благодарны. Вряд ли смогли бы себе позволить такой комфорт с нашим скромным бюджетом…

Мурат лишь кивнул, пытаясь придать лицу невозмутимое выражение и одновременно справиться с бушующими внутри волнами непрошенных чувств. Отошёл якобы за вторым меню и встретился с пристально наблюдавшей за ним матерью. Пожилая женщина не произнесла ни слова, лишь молча подала сыну меню в красивой обложке. Во взгляде читалось: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». Мурат благодарно кивнул, отвёл глаза и как можно более неспешно подошёл к столику Агапи и Анны, чтобы с обычной вежливой улыбкой принять заказ.

Весть о приезжих музыкантах разнеслась быстро: тревожная обстановка не способствовала развлечениям, а южная душа всё равно просит танца и песни. Всё утро и весь день Мурат слышал самые разные слухи и новости от гостей таверны о том, какое выступление вчера устроили гастролёры и какой концерт дадут сегодня. Наверное, последний, потому что их точно схватят. Потому что девчонка танцует, как Харита, а мать поёт, как Сирена, а так нельзя, неприлично, не к месту… но надо обязательно пойти и хоть одним глазком глянуть. Поэтому, когда вечером Мурат вместе с соседями покинул таверну, оставив её на попечение матери, никто не удивился: сегодня полгорода, так или иначе, «случайно» проходило мимо площади.

Её голос он услышал издалека. Мелодия летела над сгустившимися горячими сумерками, причудливо смешиваясь со звуками города, ветром и шумом прилива. Пела на греческом, которого он не знал настолько хорошо, вполне обходился родным турецким: в городе привыкли говорить одновременно на двух языках, не смешивая их. Но сердце, которое тронула агапэ – божественная влюбленность – безошибочно распознало слова любви, забилось сильнее, заставив ускорить шаг.

Когда Мурат вышел к площади, грустная любовная баллада закончилась, заиграл знакомый ритм беледи, и из-за барабанов выскочила в центр семилетняя девочка, легконогая и удивительно пластичная, с улыбкой включилась в танец, безукоризненно соблюдая традиционное исполнение, вызывая улыбки и восхищение зрителей. Мурат и сам невольно залюбовался ловкими грациозными движениями маленькой танцовщицы: временами трогательно-детскими, но вместе с тем – вполне гармоничными и уверенными, как у взрослой женщины. Интересно, кто её учил? Неужели мать?

Народу на площади прибавилось, расстеленная перед артистами на импровизированной сцене ткань начала заполнятся монетами. Агапи станцевала, поклонилась и ушла в тень за барабаны. «Сцена» – место на площади, ярче всего освещённое фонарями – пока пустовала, но трое мужчин-музыкантов заиграли известную мелодию танца зембекико (??????????), так живо и энергично, словно призывая зрителей размяться самим, пока певица и танцовщица готовятся к следующему выступлению.

Мурат нахмурился: казалось бы, обычное дело на любом уличном концерте, но не здесь и не сейчас. В той напряжённой атмосфере, в какой находился сейчас весь город, национальные греческие ритмы и массовые танцы выглядели весьма рискованно. И действительно: зрители слушали, хлопали, но никто не рискнул выйти танцевать на открытую площадку перед толпой. Мало того, толпа начала редеть. Музыканты закончили играть, будто растерявшись, но тут мелькнул белый полупрозрачный шарф, зазвенели монетки на вышитом поясе, и под фонари вышла Анна, одетая в костюм беллиданс.

Кажется, этого не ожидал никто. Музыканты переглянулись, Анна изящно прогнулась и замерла. Мурат, сам того не замечая, подошёл ближе, ещё ближе и встал в первом ряду зрителей. И тут тишину предвкушения разбил ритм барабанного соло, и женская фигура ожила.

Широкие бёдра, опоясанные толстым тяжелым поясом с монетами, качнулись вниз-вверх, как лодка, подхваченная волнами, а затем, подчиняясь требовательному биту барабанов, ускоряясь, резко проваливаясь вниз и дерзко взмывая вверх, затряслись. Ответом на это, во всем теле Мурата вспыхнул огонь. Зрители ахнули и затаили дыхание.

Толчки бёдер отдавались биением во всем женском теле: расходились волнами дрожи в лифе – по округлым формам грудей, извивались змеями в движениях рук, от плеч и кистей до самых кончиков пальцев. И эти пальцы как бы невзначай подхватывали густую копну волос, темным волнистым каскадом рассыпающуюся по покатым плечам. Мимолётный взгляд. Ресницы дрогнули – женщина отвела глаза. Тело замерло, а затем снова включилось в ритм танца. А Мурат поймал себя на крамольной мысли: быть может, это представление – для него одного? И отогнал сладкую мечту с позором: чем таким он выделяется из толпы? Но каждый удар барабана, каждое покачивание бёдра и нежная волна мягкого живота заставляли мозг распаляться сладостными образами. Теперь Мурат понимал только одно: эта женщина должна ему свидание, и он её просто так не отпустит.

Танец закончился, вызвав овации и значительное прибавление гонорара. В центр площадки вновь выскочила Агапи. Исполняя заводной рыбацкий танец и смеша зрителей детской непосредственностью, девочка дала матери возможность незаметно удалиться в тень. Потом откланялась и она, а трое мужчин вновь заиграли.

В самом конце площади появилось несколько людей с хмурыми лицами. По толпе пронёсся шепоток: кажется, концерт пора заканчивать, пока у тех, кто слишком чётко отделяет греков от турок, не иссяк запас терпения. Музыканты почувствовали общее настроение и объявили последнюю песню.

Под фонари вышла Анна, уже полностью одетая – в чёрное неброское платье. Взяла небольшую паузу, подождав, пока музыкальное трио сыграет вступление, и запела.

И вновь её голос полетел над вечерним городом, сплетаясь с ароматом цветов, шумом ветра и моря. Пела Анна о Греции, о море, о жизни вдали и потерях, которые навсегда останутся в человеческих сердцах. Кто-то из слушателей даже всплакнул, кто-то, несмотря на прекрасное исполнение, решил, что это уже слишком, кто-то испугался приблизившихся хмурых людей – зрителей стало меньше. Мурат непроизвольно сделал ещё один шаг вперёд, сам не зная, зачем, словно хотел закрыть Анну собой. Но ничего страшного не случилось, песня просто закончилась, артисты поблагодарили зрителей, и поредевшая толпа медленно начала расходиться. Хмурые люди затерялись где-то в ней.

К Мурату подскочила Агапи, расспрашивая о впечатлениях. Она возбуждённо подпрыгивала – и откуда в ней столько сил? Мужчина улыбался, рассеянно произнося в ответ какие-то слова одобрения, а сам тем временем размышлял о том, как бы напомнить Анне о данном ею обещании. Но женщина сама подошла к нему, поблагодарила за присутствие на выступлении и спросила, насколько удобным будет, если её друзья-музыканты отведут Агапи поужинать в таверну Мурата и сами останутся там, пока Анна и Мурат будут отсутствовать. Мужчина опустил глаза и сказал, что с удовольствием предоставит такому замечательному трио музыкантов отдельную комнату.

– Отлично, – улыбнулась Анна, – тогда все мы сегодня поужинаем и переночуем у вас. Так будет удобнее собираться, ведь эта ночь – наша последняя в Трапезунде. Мы уезжаем завтра…

Мурат лишь кивнул, а Анна дала Агапи материнские наставления и отпустила с музыкантами.

– Куда теперь? – Женщина повернулась к Мурату.

– Искупаемся? Вода сейчас, как молоко.

Сердце Мурата в очередной раз ёкнуло, но слова прозвучали, и отступать было некуда. Анна загадочно улыбнулась в ответ:

– Идём. Полная луна, купаться одно удовольствие.

Бело-серебристый диск луны заливал лениво волнующееся море ярким светом. Обнаженный Мурат стоял напротив Анны, удивляясь тому, как легко и не сговариваясь они оба разделись донага и вошли в тяжелую маслянистую воду.

Анна была небольшого роста, да и фигура её, как сказали бы сейчас, не вписывалась в идеальные стандарты: покатые плечи, полноватые груди и руки, округлый, выдающийся вперёд мягкий животик, выраженные полусферы ягодиц – обнаженная, она походила на чуть более худую копию Венеры эпохи палеолита. Но в этой выраженной телесной мягкости и округлости настолько ярко проявлялись трепетная, чувственная женственность и манящая, обволакивающая, как масляные воды темного моря, женская сила, что кровь Мурата начала петь, а всё тело его потянулось навстречу первородному, зовущему, томящему желанию…

Смущаясь закономерной реакции своего тела, которую невозможно было скрыть, Мурат всё же поддался могущественному притяжению тел. Он подошёл ближе к Анне, раздвигая бёдрами воды тёплого ласкового моря. Несмело дотронулся до женских плеч, позволил ладоням скользнуть на талию и уже увереннее притянул женщину к себе. Анна со вздохом прильнула к его груди. Мурат прижал её рывком, похожим на движение кинжала, стремящегося войти в ножны. Её тело пахло морем, оно отдавало нежное тепло, закрывая грудь мужчины от ночного бриза, щекочущего прохладой мокрую кожу. От этого контраста прохлады и тепла, от зефирной мягкости женского тела, сладко обволакивающего упругую жёсткость его, мужского, волоски встали дыбом: словно электрический разряд пробежал вдоль позвоночника, разжигая огонь по всему телу. Дыхание мужчины стало прерывистым и частым, в ответ Анна подняла лицо, и Мурат прижался губами к её губам. Сперва резко, будто отчаянно, боясь упустить шанс. Замер. Анна ответила, подавшись всем телом вперёд и, полуоткрытым ртом, приглашая его продолжить. И мужчина накрыл женские губы своими, завоевывая, подчиняя, проникая языком в горячий влажный рот, вливаясь в него, вкладывая в страстный поцелуй всю телесную тоску и жажду взаимности.

Их стон, общий на двоих, пролетел над волнами, резонируя с водой.

Анна отстранилась. Её грудь вздымалась и опадала, как волна прибоя. Женщина поймала затуманенный взгляд Мурата.

– Не здесь, – только и смогла прошептать она.