– Это грех!
– Ты же доктор! А обрекать на голод детей – это не грех? Отец и брат – основные кормильцы, сейчас в тюрьме. Маме надо работать. А кто возьмет беременную на работу?
– Но, когда Андрей Михайлович выйдет, ребенок только родится. Он сразу найдет работу и вот вам решение.
– Сережа, мама не хочет это дитя. Ее можно понять. Мы едва сводим концы с концами.
– Саша, что ты мне предлагаешь? Чтобы я убил чью-то жизнь?
– Нет, чтобы спас эту жизнь.
– Саша, прости, но… не надо со мной об этом говорить, – он сделал каменное лицо.
– Ты думаешь, я хотела тебя обидеть? Извини. Но мы все в прострации. Нам плохо.
– Ребенок – это божий дар. Я вообще удивлен, что тетя Наташа попросила о таком! Она всегда думала иначе!
– Обстоятельства иногда все меняют. Она в отчаянии, у нее здоровье уже не то.
– Тем более. Здоровье. Она же может умереть! Ты слышала, сколько таких женщин умирало? Это сильнейшее потрясение для женского организма!
– Сережа… ну, хочешь… я дам тебе деньги? У меня есть сбережения.
– Саша! – молодой человек побелел. Он окончательно высвободился из ее полуобъятий и отступил на пару шагов. – Деньги это лишь металл и бумажки, они не стоят того, чтобы из-за них брать на душу грех. Даже за очень крупную сумму, я никогда и никому не сделаю подобной процедуры. Никогда и никому!
– Тогда ты так и останешься бедняком, – холодно произнесла девушка, убедившись в бесполезности своей попытки.
– Зато честным. Для меня это превыше.
Поставив крест на докторе, Саша снова принялась искать себе жениха. Дни летели, становилось очень холодно, работа в лавке надоела не меньше фабрики, да еще Наталью не приняли на Сашино прежнее место, заметив, что женщина нездорово выглядит и имеет так много детей.
Из окошка хлебной лавки, Саша видела лавку кондитера. Гриша приветливо махал ей рукой время от времени, подзывая войти, а иногда сам навещал приятельницу и они болтали о том и о сем, пока не было покупателей.
– Что-то ты мрачная в последнее время. Что стряслось? Этак, вся твоя красота меркнет.
– Жить тошно, – отвечала девушка, подперев щеку рукой и облокотившись о прилавок.
– Вот те на! Солнце светит, снежок идет, воздух чистый, конфеты вкусные, чего еще надо для счастья? – хохотал молодой человек.
– Ой, да что я с тобой говорю?! Тебе бы только поесть, поспать, да… не знаю, что еще!
– Я человек простой. Мне многого не надо. А ты так и скиснешь рано или поздно, мечтая неизвестно о чем. О чем же, хоть?
– О женихе!
– Ну, дело ладное. Все девушки мечтают, – он приосанился. – Только, чего хмуриться то? Жених – вот он, перед тобой. Хоть сейчас готов обвенчаться с такой конфеткой.
Саша залилась ироничным смехом, потом осклабилась.
– Не раскатывай губу. Я – не все девушки и мне нужен особенный жених.
Гриша выпятил подбородок и снова ссутулился.
– Это какой же? Богатый, как набоб, красивый, как бог или чтоб сгорал от любви к тебе?
– Нет, не богатый и не красивый. Но с чином и, более или менее стабильным положением, характером тихим, не склонным к суровости, а уж возраст и внешность значения не имеют. Если знаешь кого, так познакомь?
Гриша почесал затылок.
– Так ведь… Аркадий то Степаныч, вроде, точный портрет.
– Какой Аркадий Степаныч?
– Да, ты ж его видела! Когда впервые ко мне в магазин зашла. Ты еще тогда принялась кусать пирожные прямо у прилавка, и это выглядело так потешно, что мы с этим стариком не могли оторвать от тебя глаз! Помнишь?
– А! – спохватилась Саша, припоминая старика в костюме мажордома. – Тот, что у графа Зуева?
– Он самый.
– Да, да… примерно такой мне и желателен… как я про него забыла… но он уже совсем стар, что ему до меня…
– Как сказать? Он стар и одинок, но как-то однажды посетовал мне на это. Ничего конкретного, конечно, но, мало ли… хочешь, познакомлю?
– Еще бы! Только… поажурнее, что ли…
– Как скажешь.
– Отлично. Когда?
– Он заходит по вечерам. Больше сам, хотя иногда посылают горничную.
– О! Как раз скажи ему, что я хотела бы стать горничной.
– Не учи ученого. Я сам знаю, что говорить. Можешь мне довериться.
– Кстати, а почему мажордом ходит за пирожными для графини? Насколько я знаю, такая работа не входит в круг его обязанностей?
– Очень просто. Старик в том семействе еще и вместо эконома, ему негде бывать. Он целый день занимается бухгалтерией, сидя в маленьком кабинетике, к вечеру ему хочется размяться, а поскольку графиня очень благоволит к старику, вот он и убивает двух зайцев одним выстрелом – и ей приятное делает и себе ноги разминает или чего-нибудь еще…
– Хм… он работает в отдельном помещении, наверное, у него и комната вполне солидная?
– Разумеется. Он как-то говорил, что в его возрасте особенно грустно жить в хоромах, где кроме роскоши больше ничего нет.
– Ха-ха! Видать, он изливает тебе душу?!
– Случается.
– Может и мне изольет?