Трущобы во дворце

– Не скоро. Ему сидеть еще полгода. Это достаточный срок, чтобы изменить свою жизнь.

– А ты? Что ты задумала? Ты пугаешь меня!

– Не бойся, мой зайчик, – презрительно усмехнулась Саша. – Уж я найду себе партию удачнее той, что мне мог бы найти папаня.

В воскресенье Саша наотрез отказалась идти со всеми в тюрьму, а по возвращению, маленький Дима выпалил сестре:

– Отец отрекается от тебя!

– Хвала всевышнему! – воскликнула девушка и с того дня, ни она, ни Андрей более не произносили имени друг друга, по-крайней мере, при остальных, но мужчина пообещал, что, вернувшись, выгонит непокорную дочь из дому.

Саша и сама уже подумывала об уходе, наводила справки о съемном жилье, но цены ее не устраивали и, поняв, что собственными силами она всех расходов не покроет, все больше укреплялась в мысли, что только выгодное замужество позволит ей жить достойно.

– У тебя плохо с памятью?! – получил от Саши нагоняй молодой кондитер, который уже с неделю почему-то не навещал приятельницу в хлебной лавке.

Гриша скорчил гримасу.

– Рыбка не клевала.

– Что?!

– Старик, как назло, приходил тогда, когда у меня было полно посетителей. Что я мог? Но сегодня наверняка.

– Откуда такая уверенность?

– Я припрятал его пирожные. Если он придет раньше, я скажу, что их доставят только к закрытию. Накладка, мол, вышла.

– А ты не боишься, что не успеешь их продать свежими и завтра тебе влетит?

– Я их хорошо сохраню.

– Ладно.

Саша уже разуверилась в Грише. Стоя за прилавком, она принялась обдумывать, как бы самой познакомиться со стариком.

Но парень, все же, сдержал свое обещание. Этим вечером он наконец-то вызвал пожилого господина на откровенный разговор, начав совершенно издалека, а, сделав Саше знак из окошка, дал ей возможность самой услышать весь их разговор, притаившись в кондитерской подсобке.

– Я, вот, все хотел спросить вас, Аркадий Степанович, если вам скушно одному в… как вы сказали… хоромах, где кроме роскоши ничего нет… отчего же вам, например, не жениться?

Мужчина немного смутился, но, засмеявшись негромко, ответил:

– Наверное, мне об этом уже не мечтать, – в его глазах, мутно-сероватых, с тяжело нависшими веками, читалась невыразимая тоска.

– Но, отчего же? Вы добрый, мягкий человек, неужели женщины могут пренебречь вами?

– Ах, юноша! – старик устремил взгляд куда-то вдаль, сквозь окно, где за вершинами соседних домов уже начинали проступать первые звезды. – В ваши годы я сам ими пренебрегал и теперь мне воздается по заслугам. Кому нужен такой старый хлам, как я? Мне шестьдесят два года, а выгляжу я еще более древним. Я – потомок аристократа, и вырос в роскоши, и жениться мог, да привередничал. И как! Сколько невест было в поле моего зрения, но у каждой я находил какой-нибудь изъян. То осанка не та, то овал лица не устраивал, то вдруг, поглядев, как располнела с годами ее мать, я начинал думать, что дочь ожидает то же самое и тотчас ретировался. В молодости меня интересовала лишь внешняя красота, я не мог найти совершенства и, как Дон Жуан, снискал себе плохую славу у прекрасного пола. Потом мой отец, граф Вележев, вложив основную часть своего состояния в финансирование экспедиции по поиску золотоносной руды, потерпел полный крах и вскоре был разорен. Не пережив такого поражения, он слег и затем умер, оставив меня, мою сестру и нашу мать фактически ни с чем, в заложенном доме, который мы не смогли выкупить. Потом сестра умерла, подхватив лихорадку, мать, не вынеся всех потрясений, утопилась и вот, избалованный графский сыночек, поступает в услужение мажордомом к одному из бывших друзей нашего семейства. Тот, несчастный самодур, то и дело поддевал парня, то бишь меня, напоминая о прошлой жизни, я долго не выдержал и ушел к ныне покойному графу Матвею Зуеву, отцу нынешнего, у которого я служу уже тридцать лет. Ну, а что до женитьбы, постепенно я перестал обращать внимание на женщин, полагая, что теперь уж точно, не найду своего идеала, раз мне нечего будет ей предложить. Так шли годы, и только состарившись, я понял, что упустил все шансы продолжить свой род, хоть и униженный, но славный. Теперь меня окружают лишь служанки… нет, я не горд, это осталось в молодости… но жениться на женщине без манер, без особого ума, не умеющей должным образом следить за собой… ах, чего уж! Стоит ли?

– Как знать, Аркадий Степанович, как знать? – протянул Гриша, косясь в сторону подсобки.

– Я понимаю, что мне на иное не рассчитывать, но приказать самому себе… фактически заставить себя жениться на подобной женщине… однажды я попытался. Да. Но она отказала мне.

– Вот как?

– Я приметил женщину несколько лет тому назад. Ей было немногим больше тридцати, она хорошо выглядела, вдова, ребенок у нее тоже умер, и мне показалось, что с манерами у нее более или менее все сносно, во всяком случае, она была не глупа, и остальному ее можно было бы обучить. Но… она дала мне понять, что я, как жених, уже давно вышел в тираж. Более я попыток не делал, да признаться и достойной кандидатуры не встречал… ах, чего уж я заговариваюсь! Достойной! Сам то каков, старый пень! – мужчина засмеялся с некоторой горечью и стал постукивать пальцами по прилавку.

– А… может быть, стоит попробовать опять? – Гриша очень медленно складывал пирожные в коробку, тянул время, как мог и то и дело поглядывал на Сашу, чье лицо скрывала портьера.

Старик сделал какой-то неопределенный жест. Гриша не понял, но, увидев гримасу Саши, недовольную и нетерпеливую, воскликнул:

– А если я помогу вам?! Ведь вы хотите жениться!

Мужчина поднял на парня удивленные глаза.

– Ты-то? – и захохотал.

– А что? Я знаю одну девушку…

– Ой! Вот уж юных особ прибереги-ка для себя. Не стану я свои седины позорить, прося руки девственницы, раз особа зрелая и неглупая указала мне на дверь.

– Напрасно, Аркадий Степанович. Эта девушка, бедная сиротка, очень хороша собой и, могу поспорить, не менее рассудительна, чем та дама, о которой вы столько сказали. А, не имея семьи, вам и хлопот с такой женой меньше. И… если она согласится стать супругой уважаемого господина в летах, образованного и доброго, то почему нет? К тому же, она отличается отменным здоровьем, а это разве не гарантия удачного продления вашего славного рода? Ведь женщины, они, как цветы – чуть упустишь и все! Пока роза юна и свежа и бутоны у нее сочные! Дети, то бишь, румяные.

– Ох, Гришка! Чего ты хитришь?

– Я? – вздрогнул парень. – Почему?

– Ты так ее расписал… да, кто она тебе? Чего же сам не женишься? Или не нагулялся?

– Она, как я уже сказал, особа не по годам разумная. А я напротив, баламут. Не пара я ей. А девочку жалко. Сам я ей портить жизнь не желаю, а помочь хочу. Мне кажется, с вами ей будет хорошо. И вам за нее краснеть не придется. Жаль бедняжку, работает за гроши, живет у дальней родни, которая ее ни во что не ставит… не жизнь, а слезы одни. И это при ее то красоте!

– Да-а? Интересно. Что, так уж хороша?

Гриша причмокнул.

– Бриллиант! Персик из бриллианта! Как раз тот самый идеал совершенства, который вы искали в годы бурной юности. Только вот, родилась она тому шестнадцать годков.

– Всего шестнадцать?

– Только что исполнилось.

– Дитя! – старик махнул рукой.

– Отнюдь! Женщина!

– Да ты не влюблен?

– Я влюблен во всех женщин сразу!

– Бабник!