В общем-то, сестры-двойняшки уже давно перестали обращать внимание на грубости и безразличие отца. Они перестали обижаться на него, так как это было бессмысленно. Отец, даже будь он не прав, никогда не просил у дочерей прощения, и девочки этого уже не ждали.
Выбежав из отцовского кабинета, Жанна влетела в комнату, где они с Нинеттой жили, но сестры там не оказалось.
А Нинетта, пока ее искала Жанна, забавлялась на заднем дворе тем, что дразнила Сережку, который по приказу кухарки княжеского дома, перебирал огромную корзину яблок, откладывая хорошие в одну сторону, а порченные в другую.
Нинетта подкралась к мальчику неслышно, со спины и вставила ему два указательных пальца между ребрами. Сережка тут же громко вскрикнул и вскочил, как ужаленный. Нинетта залилась веселым и неудержимым смехом.
– Черт бы тебя побрал! – воскликнул в ярости Сережка.
– Что?! Меня?! – Нинетта продолжала смеяться, но силилась сделаться серьезной. – Я княжна, ты не имеешь права мне грубить! Мальчишка!
– Зачем ты так сделала?
– Чтобы посмотреть, как ты испугаешься щекотки! – она снова взорвалась громким смехом.
– Очень смешно! – бурчал мальчик.
– Ага, очень! – Нинетта задыхалась. У нее уже болели бока.
– Очень глупо, – мальчик продолжил прерванное занятие.
– Ой, ой, какой умный нашелся! Я, вот, пожалуюсь папе, что ты мне нагрубил, он тебя высечь прикажет.
– Жалуйся. Только, что с того? Думаешь, я не знаю, что ему плевать на тебя и на твою сестру? А даже если меня и высекут, что ж, я, по крайней мере, разделю участь отца, – последние слова Сережка произнес так сурово, что девочка сразу перестала смеяться, и холодок окутал все ее существо.
Не ожидала она, что он так скажет. Ей внезапно стало как-то не по себе и даже захотелось заплакать. Но, гордая своим княжеским происхождением, она не желала выставлять свои чувства напоказ мальчику-крепостному, поэтому, чтобы скрыть замешательство, дернула его за ухо и быстро убежала в дом.
А дома ее с нетерпением дожидалась Жанна, со своими заботами и желанием поделиться тем, что она только что узнала.
Едва Нинетта влетела в комнату, вся красная одновременно от бега и смятения, не в силах забыть тона в голосе Сережки, как Жанна, тут же к ней подпрыгнув, пробормотала почти скороговоркой:
– Я узнала, что его зовут Жозэ Марэ. Такой необычный человек, я таких раньше еще не видела. Я случайно столкнулась с ним, когда бежала за котенком…
Тут она замолчала, заметив, что Нинетта смотрит на нее каким-то отсутствующим взглядом.
– Ты слышишь меня? – Жанна слегка тряхнула ее за плечи.
– А… ага… – Нинетта попыталась сосредоточиться на словах сестры, но тщетно. Свои мысли поглощали ее куда больше.
Жанна, поняв, что сестра витает в облаках, нисколько на нее не обиделась, так как обижаться было не принято между ними, и продолжала говорить, но уже сама с собой. Нинетта же сидела рядом, глядя в одну точку перед собой, и молчала.
– Мне почему-то хочется, чтобы он обратил на меня внимание, – сказала Жанна.
Нинетта повернула к ней голову, наконец-то перестав размышлять.
– А зачем?
– Так. Просто так. Мне бы хотелось быть на месте Сережки.
– Что?! – Нинетта раскрыла рот.
– Да. Я бы хотела. Господин управляющий, так добр к нему, он уделяет ему много внимания. А кто добр с нами, кто нам уделяет внимание?
– Мадам Биссет… но это было раньше…
– Да. Но теперь ее нет и мы совсем некому не нужны. Сегодня утром, когда я зашла в кабинет папы, буквально на две минуты, чтобы только показаться и кое-что спросить о новом управляющем, отец так рассвирепел и чуть не запустил в меня одной из своих увесистых безделушек. Мне тотчас же пришлось выйти.
– Ты права. Нас не любят, – согласилась Нинетта.
– Ну, тогда лучше не жить здесь, – и Жанна сдвинула брови.
– Что же ты предлагаешь?
– Поскорее уехать в пансион, чтобы долго не видеть ни отца, ни Берту, – о последней девочка сказала еще презрительнее.
С этого момента сестры-двойняшки стали страстно мечтать о пансионе, как о чем-то далеком, а потому замечательном, ведь чем дальше они будут находиться от дома, тем счастливее себя почувствуют.
А Берта и не подозревала, как совпадает ее желание с желанием тех, от которых она мечтала избавиться. Княгиня Мадлик усиленно готовила отправление девочек и с каждым днем становилась все веселее от сознания, что скоро она почувствует себя свободнее в поместье мужа. Эта женщина на радостях даже соизволила пару раз заглянуть в детскую своего сына и при няньке и кормилице, поцеловала его нежный лобик.
Однажды около полудня, когда погода была душной, и стоял невыносимый августовский зной, семья Мадлик тихо и медленно обедала в своей столовой.
За длинным столом, во главе его восседал князь, а по правую руку от него сидела Берта, время от времени кидая пронизывающие взгляды на обеих падчериц напротив себя, да задумчивый и даже блуждающий взгляд на малютку-сына, которого просто так сажали возле матери, чтобы только вся семья считалась в сборе, потому что Виктора кормили отдельно и намного чаще, чем остальных.
«У, мегера!» – разом подумали девочки, подняв глаза на мачеху, но тут же опустив их обратно в свои тарелки.
Вокруг хозяев осторожно двигались лакеи, подавая одно блюдо следом за другим и убирая со стола пустую посуду.
Вот так всегда и происходила церемония завтрака, обеда и ужина в доме князя Мадлика.
– От всего этого даже аппетит пропадает, – нередко повторяли друг другу сестры.
Итак, однажды около полудня, когда первое блюдо сменилось вторым, двери холла внезапно распахнулись со страшным шумом и послышались быстрые и тяжелые шаги нескольких мужчин. Спустя секунду мужчины оказались в дверях столовой.
Не в меру вспыльчивый князь Мадлик уже собрался, было, заорать своим громовым голосом, что никто не имеет права нарушать обеденный час, но, увидев все произошедшее, осекся.
В дверях стояло четверо мужчин, а впереди них Жозэ Марэ, весь растрепанный и напряженный.
– Господин князь, загорелась конюшня! – воскликнул он и выбежал обратно. Мужчины за ним.
Князь тотчас же невообразимо переменился в лице. Скулы его как-то странно задергались, глаза помутнели, он зашатался и в изнеможении рухнул обратно на стул. Берта подбежала к нему, а девочки остались на своих местах.
– Конюшня… мои лошади… мой Корсар… – князь побледнел.
Наконец, вся семья выбежала на крыльцо и увидела полыхающую конюшню. Внутри ржали лошади, напуганные невиданным зрелищем пожара и задыхающиеся от густого дыма.
Князь простер руки к небу. Внутри конюшни, рядом с остальными лошадьми, находился и его любимец, конь по кличке Корсар, красавец редкой породы, молодой и сильный, быстрый, как ветер. Не так давно князь уплатил за него цену, втрое превосходящую его истинную, лишь бы только самому заполучить такое отличное животное. Черный, как смоль, без единого пятнышка, он стоил даже целого табуна.
Несколько мужчин вплотную приблизились к конюшне, силясь открыть ворота и выпустить лошадей. Но пламя не подпустило их. Лошади продолжали ржать все более оглушительно и ужасно. Слышен был и дикий голос Корсара. Он как ножом резал по сердцу уже почти бессознательного князя. Несчастный готов был упасть в глубокий обморок.