Жили-были в Миновском

– Проходи, знакомься, – старшая сестра распахнула дверь в просторную светлую комнату.

Паша шагнула внутрь и поздоровалась.

– Это Любовь Ивановна, – Анна указала на пожилую женщину. Та взглянула на Пашу, улыбнулась, и легкая сеть морщинок тотчас разбежалась от уголков добрых серых глаз. Девушке на миг показалось, что они знакомы уже давно.

– Это Елена Михайловна. У нее двое детей, Петя и Наташа, мы сейчас видели их во дворе. А это наша Зиночка! – За столом около окна сидела с книгой совсем молоденькая девушка, на вид не намного старше Паши.

Обитатели комнаты поприветствовали гостью и снова вернулись к своим делам. Сейчас было время обеда, но примерно через полчаса все отправились на службу. Ушла и Анна.

Паша подошла к окну и широко раскрыла створки, впустив в комнату свежий невский ветер и солнечный свет. Прямо на нее, сияя куполами, смотрел огромный собор. В глубине сада слышались звуки оркестра, а по его дорожкам прогуливались немногочисленные посетители.

Неужели она будет сидеть одна в комнате? Девушка подошла к зеркалу и, убедившись, что выглядит хорошо, отправилась изучать окрестности. Выйти за пределы зоопарка она не рискнула: вдруг заблудится. Тем более что и здесь было достаточно интересно. Только в школьном учебнике видела она таких животных и птиц. Но разве можно сравнить даже самую хорошую картинку с живым оригиналом!

Особенное впечатление на Прасковью произвел тигр – у его клетки она задержалась надолго. Уж больно хороша была «кошечка» – даже сейчас через решетку от зверя исходила скрытая мощь и сила прирожденного убийцы. Здесь и застала ее сестра.

– Вот ты где, а я обыскалась. Думаю, куда это Пашка подевалась, неужто заблудилась?

Девушка невольно вздрогнула: слишком резким показался ей звук человеческого голоса после длительного созерцания красавца-зверя в вечерней тишине. Медленно освобождаясь от легкого оцепенения, она даже не сразу уловила смысл слов – только интонацию. И лишь через минуту ответила:

– Что ты, я далеко не ходила, просто пока всех разглядела и не заметила, как время прошло. Знаешь, я раньше и представить не могла, какие они на самом деле.

– Ну и ладно, – Анна взяла девушку за руку и увлекла за собой, – еще насмотришься. Поужинаем да поедем к Горюновым. Они как узнали, что ты скоро приедешь, просили сразу привезти тебя погостить. Дом у них свой, большой, тебе понравится.

Прасковья и не думала, что «гости» затянутся не на один день. Не только дядя Миша и тетя Оксинья Горюновы желали повидать девушку. Многочисленные сестры, братья, хорошие знакомые были рады узнать последние новости о своей деревенской родне. А она выступала в роли живого письма. Так прошла целая неделя. В воскресенье рано утром они распрощались с хлебосольной семьей двоюродного брата Федора и спустились в каменный мешок мрачноватого двора.

– Все, хватит, едем домой, – сказала Анна, – а то, смотрю, совсем они тебя своими расспросами замучили.

– Вообще-то да, надоело мне по гостям кочевать, – согласилась Паша, – конечно, интересно повидаться, но ведь рассказывать приходится одно и то же. – И она, слегка нахмурив лоб, продекламировала, нарочито растягивая слова: «У Ивановых, которые с краю, корова двух телят принесла, а Цыгановы ребята еще в апреле ушли на заработки и до сих пор писем не шлют…»

– Ой, точно, – рассмеялась сестра, – и каждому подавай подробности, кто что об этом подумал да кто что сказал.

Они шли по улицам просыпающегося города и весело хохотали, привлекая внимание немногочисленных прохожих. Внезапно Анна остановилась и пристально посмотрела на Пашу.

– Вот что, пойдем-ка сейчас купим тебе новое платье, – она провела рукой по сестриной одежке, – это и сшито не по тебе, и ткань грубовата…

– Ой, Аня, неудобно как-то, – попыталась отказать та, хотя и очень желала получить обнову. Не так часто баловали ее новыми вещами – все больше приходилось донашивать старые перешитые платья. Как это, темное, длинное, совсем не шедшее к ее стройной фигурке.

– Даже не думай! Что я, не могу сестренку принарядить?

В большом светлом магазине было столько одежды, что просто глаза разбегались. Прасковья чуть ли не перебегала от одела к отделу, разглядывая чудесный товар. Она перемерила множество платьев, пока не нашла самое лучшее. Нежное, светло-бежевое, сшитое идеально – точно по ней.

– Да ты у меня красавица, и уже невеста, – улыбалась Анна, видя, как радуется сестренка. – И, кстати, тебя уже женихи заждались.

– Какие женихи? – продолжая улыбаться и прижимать к груди драгоценный сверток, остановилась Пашка.

– Как «какие»? – притворно удивилась сестра, – наши, деревенские. Кто в ремесленное приехал поступать, кто подработать летом. Ума не приложу, как прознали, что ты у меня. Уже несколько дней ждут, когда вернешься.

Они вошли в ворота зоосада, и Прасковья сразу обратила внимание на стайку мальчишек-подростков, с непринужденным видом расположившихся на скамейках возле общежития.

– Вот, сама полюбуйся, – кивнула в их сторону Анна.

Девушка пригляделась и сразу узнала несколько человек. А самый смелый, Павел Петухов, выступил вперед и сказал:

– Ты, это, Паша, выходи к нам, погуляем.

– Хорошо, – улыбнулась она, – подождите, выйду.

Иван, муж Анны, сегодня был дома. После свадьбы они приезжали в деревню знакомиться с новой родней, так что Прасковья сразу узнала его. Невысокого роста, крепкий, он выглядел очень солидно в белой милицейской форме.

– Ну, здравствуй, сестренка, – он встал им навстречу, – подросла ты за два-то года. Молодец, что приехала.

Анна захлопотала у стола, собирая утренний завтрак, а Иван рассказал Паше, для какой работы вызвал ее из деревни. Если честно, девушка смутно представляла, чем ей предстоит заниматься, – главным был факт переезда в город. Реальность же превзошла все ожидания. Оказывается, в лабораторию криминалистов набирали молодежь. Через несколько недель начнутся курсы, и она уже на них зачислена!

Лето обещало быть веселым. Получалось, ее ждали настоящие каникулы. Не такие, как в деревне, а самые правильные, с массой свободного времени, которое можно тратить на что угодно!

Каждый день прибегали знакомые ребята, и они все вместе гуляли по Ленинграду или изучали обитателей зоопарка. В выходные в глубине парка играл духовой оркестр, и Пашка ходила слушать вальсы и, что скрывать, любоваться на музыкантов – молодых красивых выпускников училища.

Белые ночи превращали день в бесконечность, и точно были созданы для них – юных, веселых, беспечных.

Мальчишки в модных отглаженных брюках и клетчатых рубашках изо всех сил старались привлечь Пашкино внимание, но она делала вид, что не замечает их ухаживания. В эти дни девушка не очень часто вспоминала Василька – столько новых впечатлений обрушилось на нее. Но она твердо знала – кроме него, ей не нужен никто. Забавно, конечно, быть в центре внимания стольких ухажеров. Забавно – но и только.

Домой приходила на рассвете, потихоньку, чтобы никого не разбудить, пробиралась в свой уголок и забиралась под теплое одеяло. Приятно было вытянуть на мягкой постели уставшие от длинной прогулки ноги – завтра им вновь предстояло гулять до зори…

Ранним воскресным утром они шли по Невскому, обсуждая вчерашнюю киноленту, и поначалу не обратили внимание на скопление людей. Но любопытство все же взяло верх, и Сашка Иванов сбегал узнать, что происходит.

– Война, что ли, началась. Говорят, немцы на нас напали.

Все сразу посерьезнели, но через какое-то время, рассудив, что «наши немцев быстро победят», продолжили прогулку.

И правда, поначалу казалось, что ничего не изменилось – линия фронта была далеко, и о войне напоминали только радиосводки. Да вот еще Иван стал редко появляться дома, а женщины по вечерам были какие-то задумчивые. Все чаще по булыжной мостовой шагали роты солдат, и грохотала техника.

Только когда в очередной сводке сообщили, что немцы заняли Псков, Паша до конца осознала: война – реальность и она все ближе и ближе к ней.

– Анюта, – сказала она сестре, когда та пришла вечером с дежурства, – поеду-ка я домой.

– И то верно, – сразу согласилась та, устало опустившись на кровать рядом с девушкой, – я ведь тоже думаю: нечего тебе здесь делать, в городе. Ты-то не видишь, – она задумчиво провела рукой по русоволосой голове сестры и понизила голос до шепота, – в магазинах почти не осталось продуктов. Иван говорит, скоро все будет по карточкам. В деревне спокойнее, легче.

– Поехали вместе, – предложила Паша.

– Нет, что ты. У меня работа, Иван служит, а без него я не могу. Ничего, может, все еще наладится. А ты поезжай. Завтра попробую достать тебе билет.

Оказалось, гражданские поезда почти не ходят, а желающих вырваться из города гораздо больше, чем вагонов. Прасковья так и не поняла, как сестре удалось купить билет в самый последний состав, уходивший из Ленинграда. Положение было очень серьезным: немецкие войска упорно пробивались к северной столице, стараясь отрезать все дороги к ней.

Наступило воскресенье, 27 августа. Анна не знала, за что хвататься, в своем старании уложить в Пашин чемоданчик как можно больше полезных вещей.

По перрону бежали, боясь опоздать в странный, собранный из телячьих вагонов с наскоро прилаженными нарами поезд. Кругом суетились растерянные люди: в основном женщины, дети и старики. Они еще не понимали, что станут последними, кому удалось покинуть взятый на долгие месяцы в плотное кольцо Ленинград.

Как на грех уже перед своим вагоном лопнул замок чемодана: по земле разлетелись аккуратно сложенные платья и рубашки. Сестры чуть не плача принялись собирать их, а потом не сговариваясь уселись на злополучный чемодан и застыли, прижавшись друг к другу, как полагалось по старинному обычаю перед дальней дорогой.