Возмездие

– Я юрист?

– Да.

– Я мужчина?

– Нет.

– Я достаточно известен в своих кругах?

– Думаешь, я знаю много юристов-женщин?

У Кельвина проскользнула мысль о том, что Питер загадал ему собственную мать, но он сразу же отверг ее.

– Я Рут Бейдер Гинзбург?

– Да!

Наступила очередь Саймона. Он начал с вопроса, человек ли он. Рози ответила, что нет. Остальные подумали, что он тут же догадается.

– Инопланетянин? – спросил он.

– Нет.

– Животное?

Положительный ответ.

– Я обезьяна?

– Нет.

– Собака?

– Да.

– Я – Хуч из “Тернера и Хуча”?

– Нет же, – слегка разочарованная поспешным ответом пастора, произнесла Грейс. – Ты Хатико.

– Эх, говорю же, старею. И как только не смог догадаться?

– Вот и мне любопытно, – сказала Рози, повертев в руках пуговицу пиджака. Она взглянула священнику в глаза, но он не ответил ей тем же. Она сменила тон на более сочувственный: – Тебе, наверное, стоит отдохнуть от всего этого. Столько ужасных событий за последнее время.

– Ничего, – сказал Кельвин, – бывает. Иногда и самый очевидный ответ не может прийти в голову.

– Верно сказано, – заметил Питер.

Рози с непонятной снисходительностью оглядела парней, но затем расслабилась.

Саймон грустно улыбнулся, сложил руки на животе и наклонил голову вниз. Он чувствовал, как его жизнь немощно инертна по-сравнению с окружавшими его молодыми и полными энергии друзьями. Он не понимал, почему вообще находился в их компании.

Они доиграли. Рози оказалась Марией Кюри, Питер – Джонни Деппом, а Грейс дали карточку с именем Уильяма Шекспира. После окончания посиделок Питер развез всех, кроме Рози, по домам.

Следовательница и Саймон еще немного посидели молча. Она все смотрела на него укоризненным взглядом, не отводя его ни на секунду, а он, будто чего-то стыдясь, всматривался куда-то вдаль, в лес. Затем, наконец, заговорил:

– Как дела на работе?

– Все просто отлично, – бодро отозвалась Рози. – Замечательно.

– Нарыли что-нибудь?

– Кучу всего.

– Не поделишься?

– Увы, – она всплеснула руками, – не могу. Держим все в секрете.

– Мне вот стало интересно, – начал Саймон, приободрившись, – Бобби знает о том, что ты здесь?

– Не могу утверждать наверняка, но думаю, что знает. В любом случае, ему несдобровать. На его месте я бы не сидела в одном городе, а кочевала по штатам, но он ведь никогда не отличался мозговитостью. – Она улыбнулась.

– В отличие от тебя, – зачем-то уточнил священник, улыбнувшись ей в ответ. Он посмотрел на нее, поджал губы и погладил по плечу. Она слегка дернулась. – Не привыкла к чужим прикосновениям?

– Да, так и не пересилила себя, – с тоской сказала она.

Вечера стали совсем короткими. Было около пяти, но солнце светило так, будто был полдень.

И снова воцарилось долгое молчание, прерываемое шелестом травы. Рози прервала тишину неожиданным вопросом:

– Может, покажешь мне свою “мастерскую”? Ты же где-то хранишь художественные принадлежности? – Второй вопрос звучал, скорее, как утверждение.

– Разумеется, – он сделал недолгую паузу и поднялся со стула, – они там, в сундуке, в молельне. Пойдем, я тебе покажу.

И она встала, немного растерянно, вслед за ним. Они медленным шагом направились к церкви, и пока Саймон не видел, Рози быстро напечатала что-то в телефоне и убрала его обратно в карман. Напряжение между дядей и племянницей скорее походило на обыденную неловкость, но что-то все же в нем было, что-то отягощающее. Они встали у большого деревянного сундука, который пах затхлостью и мокрой древесиной. Сундук был покрыт остатками шеллака и мхом. Он откинул крышку сундука. Там лежали мольберт, холсты, банка грунта, краски, кисти и лопатки. Они стояли и смотрели на это все, пока Рози снова не заговорила:

– Знаешь, я заметила, что на столе не было чая. До этого ты всегда делал нам что-нибудь попить.

– Что поделать, – грустно отозвался он. – Сам не свой в последнее время. Все эти ужасы, сама понимаешь.

– И ты не угадал пса из своего любимого фильма, – продолжила Рози немного ехидно, – хотя, если задуматься, он должен был первым прийти тебе на ум. Что с тобой, дядя?

Он только покачал головой со скорбным лицом. Он делал так всегда, когда случалось что-нибудь плохое.

Рози подошла к расписной стене. Все как в тот раз, когда она стояла здесь впервые – потрескавшаяся краска, восхищение этой бесподобной работой, беседа с дядей. Она провела рукой по краске и отошла от стены. Встав у сундука с принадлежностями, она начала вытаскивать все оттуда. Положила мольберт на пол, на него – холст и палитру, рядом разложила масляные краски, кисти, лопатки. Она встала рядом с мольбертом и сказала ему рисовать.

– Что именно? – спросил мужчина.

– Да хотя бы кусочек от этой стены, – ответила Рози. – Не обязательно всю стену.