Возмездие

– К слову о Саймоне, – ухватился Питер. – Вас он тоже к себе позвал? Интригующим таким тоном, весь на взводе.

– Он сказал, что хочет познакомить нас кое с кем, но не сказал, с кем именно.

В магазин вбежали несколько девочек пубертатного возраста, перешептываясь, смеясь и толкаясь, и направились к стопке пластинок “новое”. Пролистав, они взяли тот самый альбом, только что прослушиваемый Питером, каждая по экземпляру, и направились к кассе.

Питер пробил все и сказал:

– С вас по пятнадцать долларов.

Пластинки и правда отлично продавались. Питер наконец понял, в чем дело.

– Дэнни, здесь пятно, – пробормотала Элис. – Протри.

– Хорошо, мисс Кайзер.

– Дэнни, – сев за стойку, и сняв очки, которые стащила у Питера (свои она разбила, но без очков обходиться не могла, когда у нее болела голова, особенно по утрам), сказала Элис, – ты знаешь, зачем придумали замужних женщин называть “миссис”, а незамужних “мисс”?

– Нет, мисс.

– Чтобы показать принадлежность женщины мужчине. А знаешь, почему у слова “мистер” только одна вариация?

– Нет, мисс.

– Потому что был патриархат, когда придумали эти наименования, и мужчинам свою принадлежность кому-то показывать было не нужно. А знаешь, почему эти слова до сих пор употребляют?

– Нет, мисс.

– Потому что до сих пор патриархат, Дэнни. Перестань ко мне так обращаться.

– Да ми… мэм. – Бармен опустил взгляд и принялся протирать стаканы. Он всегда поражался дотошности начальницы в таких вещах. Казалось, для нее имела смысл абсолютно каждая мелочь.

Дэнни работал здесь еще с того момента, как все документы о владении баром перешли к Элис. Он стал настолько ей родным и ценным работником (всегда приходил вовремя и умел обрубать канаты конфликтов между пьяными посетителями еще на корню), что Элис почти никогда не повышала на него голоса, даже не злилась, только слегка отчитывала. К тому же, он был от нее в ужасе и без этого.

– Я отойду, – сказала Элис и удалилась. – Не разбей ничего. – Они оба знали, что он ничего не разобьет, но эта фраза уже стала традицией.

Как только замок на двери в кабинке туалета щелкнул, открылась другая дверь, входная, и в свой выходной инспектор Уоттс уже был тут как тут. Удостоверившись, что хозяйки бара нигде поблизости нет, он выдохнул, присел за стойку, и попросил у Дэнни бутылку светлого. Дэнни ему нравился. Навязчивой болтливостью он не отличался, но, если таковая нужда была, он с радостью мог поболтать на любую тему, вплоть до «красного» террора.

– Что нового, сэр? – весело поинтересовался бармен.

– Все хреново. Помнишь ту мертвую девочку?

– Не уверен, что такое можно забыть.

– Они наняли какого-то вшивого детективчика из столицы, потому что Кингсли, видите-ли, недостаточно квалифицирован. Нам придется работать с ним. Наверняка это какой-нибудь заносчивый хрен в костюмчике от “Бриони”.

– Не знал, что вы разбираетесь в брендах, сэр.

Лицо Уоттса приняло чуть злобное выражение:

– По радио услышал, я же не педик какой-нибудь.

Элис вскоре вернулась из уборной и присела рядом с инспектором, не сказав ни слова, но тот завел по старинке:

– Опять ты…

– Не волнуйтесь, Уоттс, последнее, чего мне сейчас хочется – так это докучать вам.

– Ну слава Богу, – выдохнул он и отпил из бутылки. Хотя внутри почувствовал досаду.

Элис тихо застонала, схватилась за голову и наклонилась над стойкой. Инспектор понимающе посмотрел на нее и поинтересовался:

– Пост-запойный период?

– Три недели уже прошло, а я все еще борюсь с желанием высосать весь свой бар, который мой братишка уже обратил в… деньги! И ради чего? Вы, вон, пьете каждый день, и ничего, из полиции еще не выперли.

– Однажды чуть не выперли, – хмыкнул инспектор.

– Мой брат пытается бросить курить с тремя, – она подняла ладонь и показала “3” жестом, – никотиновыми пластырями на руке и травяными сигаретами, а я пытаюсь бросить пить, потягивая колу и представляя, что на заводе в банку каким-то чудесным образом, совершенно случайно подлили немного “Джека”. Сразу видно отношение к алкоголикам и курильщикам. Нам будто говорят в лицо: “Вы начали пить? Нам глубоко насрать. Мы не собираемся делать вашу жизнь легче. Вы – отребье, не достойное нашего времени и сил, даже если вас дохрена по всему миру.” В то время, как курильщиков чуть ли не облизывают. Их воспринимают как должное, а о нас вытирают ноги. – Она немного поразмышляла, а затем подчеркнула: – Иногда и в буквальном смысле.

– Но алкоголики могут закодироваться, – влез Дэнни.

– Дэнни, клянусь, если бы не работал тут так долго, я бы уволила тебя вот прям сейчас, – она стукнула по столу ладонью, но тихо, дабы не привлекать лишнего внимания (снова).

– Но…

Он хотел было продолжить после своего “но”, однако увидел укоризну в глазах Элис и тут же умолк. Она все еще видела его вопрошающие глаза, сжалилась над ним и аккуратно начала:

– Позволь мне объяснить. – Девушка придвинулась ближе. – Ты читал “Заводной апельсин”?

– Смотрел фильм.

– Я фильм не смотрела, но полагаю, они не сильно отличаются. Короче, к сути. Алекс был зависим от насилия, это удовлетворяло его извращенную моральную потребность. И когда он попался, его сперва засадили в тюрьму, а потом отправили на лечение. В фильме было так?

– Да.

– На лечении пытались сделать так, чтобы у Алекса возникло физическое отвращение к его тяге к насилию, да?

– Да.

Дэнни и Уоттс слушали очень внимательно.

– Это сработало, но после лечения его все еще морально к этому тянуло. У него была своеобразная ломка. Ему все еще хотелось издеваться над людьми. Он не делал этого только потому, что ему не хотелось блевануть. И кодировка работает ровно так же: ты не напиваешься, потому что не хочешь блевануть, но в глубине души пить хочешь. А теперь налей мне чего-нибудь. Если я опрокину пару стаканчиков, никто от этого не пострадает.

– Но Питер сказал…

Элис потерла у висков:

– Чье имя на бумагах?