Там, за Вороножскими лесами

– Нельзя нам тогда этого творить, – стыдясь пронзительных девичьих глаз, отвел он взгляд.

– Почему? – еле слышно прошептала она.

– Резня на заставе начнется, коли я воеводы дочь попорчу.

– Так ты соврал, ты жениться на мне и не думал, – Агафья резкими, судорожными движениями повязала платок и начала надевать душегрейку.

– Думал, думал! – горячо запротестовал Демьян, хватая ее за рукав.

– Струсил, – презрительно сузила глаза девушка, вырывая руку.

– Не струсил я! – Олексич почувствовал, как у него огнем загорелись уши и шея. – Пойми, кровь из-за нас безвинная прольется, батюшка твой такой обиды не простит. Он мне сам тем пригрозил.

– То ты не знаешь, чья я дочь, а то тебе уже и батюшка мой успел пригрозить, – Агафья прикусила губу, очи наполнились влагой, видно было, что она из последних сил старается сдержать слезы.

– Я не знал, чья ты дочь, мог бы догадаться, да любовь мне глаза застилала, а угрозу его я тогда не понял, думал он зол, что князь мачехе твоей на пиру подмигивал, а только теперь ясно, что он о тебе речь вел… Прозорлив воевода, раньше меня тугодума все сложил.

– По-твоему отец мой – упырь какой, людей безвинных губить?! – выкрикнула Агафья.

– Ты своего отца знаешь, не упырь, но слово держит, – мрачно ответил Демьян.

Дева задохнулась от обиды. Ничего больше не говоря, она, не оглядываясь, пошла прочь.

Демьян, на ходу натягивая сапоги и хватая кожух, побежал за ней.

– Ну, подожди! Отчего ты обиделась? Да я же правду сказал!

Агаша молчала, слезы вырвались на свободу и теперь щедро умывали щеки.

– Я посватаюсь, как обычай велит, посватаюсь! Может он и отдаст тебя. Да я крепко просить стану! А не отдаст, сговоримся тайком… Придумаем что ни будь, ты только не плачь, не надо.

Агафья беззвучно глотала слезы.

– Ну, давай вернемся да с начала начнем. Я на себя вину всю возьму, пусть меня одного карают, князя попрошу, чтобы он от меня отрекся. Не его человек, так и вины на дружине нет.

В напряжении он ждал ответа, девушка хотела что-то сказать, но только беспомощно ртом ловила воздух, слова никак не хотели слетать с губ. Наконец она, чуть успокоившись, указала рукой на распахнутый кожух и распоясанную свиту Демьяна:

– Меч забыл, – тихо прошептала она.

Парень привычным жестом в поисках ножен поймал пустоту.

– Я сейчас, ты здесь постой, я быстро обернусь. Не уходи, слышишь! Мы придумаем что-нибудь, обязательно придумаем!

Он бросился назад к лапнику, два раза споткнувшись, зайцем перепрыгивая через поваленный сухостой, долетел до сосновой лежанки, подхватил кушак с мечом и тут же, не подпоясываясь, побежал обратно к Агафье. Однако девы уже не было.

– Агаша! – крикнул Демьян. Никто не откликнулся. Парень заспешил по девичьим следам по дну оврага, но у поваленного дерева они резко обрывались, и как он не крутил головой, так и не смог понять, куда подевалась девчонка. «Может, и вправду, ведунья? – Олексич растерянно почесал затылок. – Лес-то она лучше меня знает. Захотела, чтоб не нашел, так и не найти». Он задумчиво начал подпоясываться кушаком. На душе было тоскливо и гадко до тошноты.

На кладбищенской поляне, наоборот, царило веселье. Проня на перегонки с Вьюном сыпали шутками и побасенками, Купава заливисто смеялась, раскрасневшись от мужского внимания. Матрена слегка отстранено стояла в сторонке, показывая всем видом, что ее такие балагуры ничуть не забавляют, но и она не могла сдержать время от времени вырывающуюся на волю улыбку.

– Так вот, решил я на Купальскую ночь русалок посмотреть, – понижая голос, зловеще произнес Пронька, но это от чего-то вызвало всплеск хохота. – И нечего ржать как мерин! – толкнул он в бок Осипа. – Так вот, выпил я хмельного для храбрости и пошел на реку, заводь у нас там есть, так Русальей и кличут. Многие там утопленниц видели, ну и я ж захотел посмотреть. Осенил себя крестным знамением да полез в камыши, долго там сидел, уж и дремать начал…

– Вот тебе пьяному во сне и померещилось, – перебил его Вьюн, сражаясь за девичье внимание. – Никаких там русалок отродясь не водилось…

– Как не водилось, коли я сам под утро видел?! Выплыла из тумана, глазищи горят, перси оголила, не при девках будет сказано, и пальцем меня манит…

Новая волна дружного смеха утопила его слова.

– Все б вам смеяться, а я ели вырвался.

– Что персями придавила, – прыснул Вьюн.

Тут не удержалась и закатилась смехом даже Матрена. Проня обиженно шмыгнул носом.

– Агафья Федоровна идет, – посерьезнела сразу Купава, – одна? – удивленно приподняла она бровь.

Агаша, не отвечая на вопросительные взгляды и отворачивая заплаканное лицо, порывисто пролетела мимо, на ходу кидая:

– Пойдемте быстрей, а то дома попадет!

– А боярин наш где? – растерянно крикнул ей вслед Проня.

– Меч позабыл, воротиться пришлось, – не поворачиваясь, ответила девушка.

– Агаша, вы что – рассорились? Он, что – обидел тебя…– озадаченно начала Матрена.

– Нет! – резко оборвала ее Агафья.

Девушки побежали к заставе.

– Да уж-ж-ж, – нараспев протянул Проня, глядя им вслед.

Из леса такой же надутый как и Агафья вышел Демьян.

– Приходила? – коротко спросил он.

– Была, к заставе побежали. Домой им скоро нужно, – пояснил Вьюн.

– Пойдем и мы, – вздохнул Олексич.

Он зашагал впереди, все больше и больше погружаясь в невеселые мысли, а глаза упрямо следили за тоненькой фигуркой, уже торопливо приближающейся к городне.

Проня наклонился к Вьюну и тихо, чтобы Демьян не слышал, зашептал:

– Это, что ж они там делали, коли меч пришлось снимать? Ай, да боярин!

Осип хитро улыбнулся, широко развел руки, как бы потягиваясь, а потом, сделав резкий выпад, зажал голову Проньки у себя под мышкой:

– Что-нибудь про то ляпнешь в дружине – прибью, – спокойно произнес он.