– Покойники вы, – дрожащим голосом прошептала Агаша. – Князья ваши дурные, смерти ищут, себя губят и вас в пропасть толкают. Кровь у вас рекой скоро потечет… Да я так не думаю, правда не думаю!
– Знаю, чьими словами батюшка твой молвит, – лицо парня исказила злость. – Воевода ему то ваш внушил, он и мне про то пел. Только рано он нас хоронит, мы еще поживем! Пусть отец твой того дурня не слушает. Ногайцы уйдут восвояси, мирно будет. Князья липовецкие с рыльскими породнятся, сильней станем, и рязанским на зависть. Да что же в Переяславле спокойней чем в Курске? – горячился Демьян. – Тоже ведь на краю степи живут!
– Так все, только батюшке до того и дела нет. Знай, свое твердит, как тетерев на току. Он как рубаху твою приметил, уж так шумел, так шумел, чтобы я и взгляд в вашу сторону не кидала.
– Не отдаст, так я тебя умыкну! И без него в Ольгове повенчаемся. А мои батюшка с матушкой, не бойся, только рады будут, они уж и не чают меня женить.
– Как же ты меня умыкнешь, коли мы с тобой уже долго гуляем, домой вернусь поздно? Отец больше даже и на двор не выпустит, не то, что за ворота. Не увидимся мы больше! – в голосе девы звучало отчаянье.
– А ежели мы с тобой грех совершим, да явимся к нему? – Демьян сам поразился, вылетевшему из своих уст бесстыжему вопросу.
Агаша широко раскрыла глаза, щеки заалели.
– Изобьет тебя до смерти…, а коли выживешь, так может и повенчает, – неуверенно ответила она.
– Так я не боюсь, за тебя и смерть приму! – он выжидающе посмотрел на деву.
– Срамно, все пальцем станут тыкать, ворота с петель ночью снимут.
– Да, что ж у вас не было такого никогда? Батюшка твой разве не так оженился? Забудется все, перетерпеть только надо, зато вместе будем, детишек нарожаем, душа в душу жить станем, – змеем искусителем продолжал увещевать красавицу Демьян.
Агафья растерянно окинула взглядом лесной овраг:
– Да тут и негде, сыро да снег.
«Негде, но можно», – прочитал ее ответ парень, приятное волнение пробежало от макушки до пяток. Совсем недавно он робел, не смея даже коснуться руки любимой, а теперь его просто распирала отчаянная удаль.
– Как негде? Будет сейчас все! – Демьян бросился к двум сосенкам, неведомо как затесавшимся среди дубравы. Хвойные красавицы десятилетки, уцепившись корнями за край оврага, приветливо протягивали лесу свои пушистые ветви. Их безжалостно и стала обламывать мужская рука.
Демьян складывал в кучу сосновые лапы. Агафья с бледным лицом, на котором яркими пятнами горел румянец, не шелохнувшись, смотрела, как растет зеленое ложе ее то ли женского счастья, то ли позора. Обстриженные сосны остались плакать смоляными слезами, а парень суетливо скинул кожух, расстилая его на лапнике.
– Вот, готово, – кивнул он Агаше, – тепло сегодня, не замерзнем… да совсем раздеваться-то и не нужно, можно и так…
– Так ты, что ж знаешь как? – пересохшими губами спросила дева.
– Знаю, – немного поколебавшись, ответил Демьян.
– Так ты вдовый, у тебя жена была? – продолжала допытываться Агафья.
– Не был я женат, – уже понимая, что влип, продолжал признаваться парень.
– Так ты на той деве не женился? – Агаша испуганно отступила.
– Да она не дева была, – Демьян шагнул к девушке, но та сделала еще два шага назад.
– Ты мужатую залежал? – прикрыла она рот рукой.
– Молодой был, жениться в походах недосуг было, а любопытство жгло, да она сама…
– Передумала я, – бросила девушка, быстро разворачиваясь и уходя прочь.
– Как передумала? – опешил Демьян. – Подожди! – кинулся он догонять. – Да я бы соврать мог, мол, и не ведаю ничего, а я тебе правду сказал. Да у нас с тобой все по-другому будет!
Агафья остановилась.
– Не знаю я тебя совсем, как тебе довериться?
– Так ни одна жена мужа своего сперва не знает, потом уж разбирает, что ей Бог послал да смиряется. А нас Бог свел, я это точно знаю. А мужем я хорошим буду, руку на тебя никогда не подниму и холопок больше залеживать не стану.
– Так она еще и холопка была, – надула губки Агафья. Демьян понял, что опять сболтнул лишнее: «Хоть рот не открывай!», – злился парень сам на себя. Он бережно взял в широкие ладони тонкие девичьи пальчики и начал согревать их дыханием, пытаясь растопить этим и девичье сердце.
– Встань на колени, да крест поцелуй, что женишься на мне, – прошептала Агаша. Демьян тут же бухнулся в снег, доставая из-за пазухи распятье.
– Ну, пойдем, – робко улыбнулась девушка, глядя на него сверху вниз, – сапоги с тебя снимать стану.
Парень так же быстро вскочил, подхватил любимую на руки, и целуя в щечку, понес к лапнику. Голова кружилась, сердце учащенно билось, а вот совесть, до этого постоянно донимавшая его по разным поводам, отчего-то молчала.
Демьян бережно положил Агафью на кожух, жадно, уже не сдерживаясь, как тогда у калитки припал к губам. «Сама разрешила, теперь можно». Руки суетливо пытались распахнуть душегрейку.
– Сапоги, – слегка отстраняясь, прошептала девушка.
– Что, лада моя? – выдохнул он, уже плохо соображая.
– Дай, сапоги с тебя сниму… как положено.
– Разувай, – улыбнулся Демьян, все происходящее казалось каким-то нереальным, словно через пелену сна.
Агаша вывернулась из его объятий и встала с лапника, ажурный платочек спал, на висках запрыгали веселые лошадки. «Лишь бы опять не убежала», – с опаской посмотрел на нее Демьян. Не отрывая от красавицы взгляд, он снял кушак с ножнами, отложил меч в сторону и протянул вперед правую ногу. Девушка ловко подхватила ее и быстро стянула добротный, но уже изрядно потертый сафьян. Второй сапог поддался так же легко. Агаша сама сняла душегреечку, бережно вывернула изнанкой и уложила на край лапника, зябко повела плечами, не решаясь лечь назад. Под рубахой и поневой сложно было разглядеть девичье тело, но пылкое воображение уже рисовало приятные округлости.
– Замерзла? Иди, греть стану, – ласково поманил Демьян и, так как она продолжала стоять в нерешительности, тихонько дернул ее за подол. Агаша сделала глубокий вдох и кинулась в объятья любимого.
– Не бойся, ничего не бойся, – шептал он ей на ухо, согревая горячим дыханием.
– Мне еще тебе сказать кое-что нужно… нужно сказать, а то не честно будет… ты ведь не понял, не знаешь, – девушка опять попыталась вывернуться, но Демьян задрав поневу, уже коснулся теплого округлого колена, и вновь выпускать зеленоглазую из рук не собирался, только сильнее сжимая объятья.
– Сказаться нужно, – опять повторила Агафья.
– Потом скажешься, потом… – пальцы скользили выше по внутренней стороне бедра.
– Я воеводы дочь, – выпалила Агаша.
– Что!? – Демьян так быстро отпрянул от девушки, словно между ними кто-то плеснул кипятком.
– Воеводы я дочь, – растерянно повторила Агафья, смущенно одергивая поневу.
– Федора? – задал Олексич бессмысленный вопрос.
Девушка кивнула. Кровь отлила от лица Демьяна.