Патрик Леруа. Годы 1821—1830

– Я вас утомил? – встревожился Леруа.

– Нет-нет, что вы! Это я вас утомил, спасибо, что выслушали старика!

– Однако время уже позднее, я вас задержал, – огорченно заметил Леруа. – Позвольте, я возьму книгу на ночь?

– Да, конечно, выбирайте! – поспешил согласиться Герье. – Может, вы придете завтра вечером побеседовать? Я был бы очень рад, сейчас редко встретишь настолько внимательного собеседника…

– Если у меня будет время – с удовольствием, – отозвался Леруа.

Старик-библиотекарь укатил столик в свой закуток.

Леруа будто бы стер легкую улыбку с лица. Герье, бесспорно, хороший человек, и приятно было бы иметь такого в соседях, но, как и всякий обыватель, он слишком легко принимал за истину полуправдивые сплетни с третьих рук, ничего на самом деле о происходящем не зная. Разве что четыре вместо тринадцати…

Леруа внимательно посмотрел на книжные полки. Герье пытался поддерживать порядок, но ему, очевидно, не хватало сил, а слугам – желания соваться в его пыльное царство. Только на одной полке в нижнем ряду, резко выделяясь среди прочих, золотились совсем новые переплеты… Леруа осторожно, щадя колени, присел рядом с полкой, пробежался кончиками пальцев по названиям… Так и есть: «Жюстина», «120 дней Содома», «Диалог священника с умирающим», даже почему-то немецкий «Молот ведьм» в новейшем издании. Помедлив, Леруа вытянул с полки «Жюстину».

– Выбрали что-нибудь? – раздалось сзади вежливое покашливание. Библиотекарь смотрел на Леруа, сложив руки на груди и склонив голову набок, как остроносая птица; выпуклые линзы очков мешали понять выражение его лица.

– Еще нет, – Леруа медленно распрямился, пытаясь скрыть смущение. Он понимал, что Герье мог расценить его поступок только как проявление самого низменного любопытства, того самого, с которым толпа глазеет на казни, а буржуа листает воскресный выпуск в поисках убийств, грабежей и насилия; и, разумеется, жаждет подробностей.

Наугад Леруа взял с ближайшей полки томик поэзии и попрощался.

– Доброй ночи, мсье Кристоф.

– Доброй ночи, мсье Леруа. Рад был с вами побеседовать! Может, зайдете завтра? Или послезавтра? Я постоянно здесь…

– Как только появится свободное время – обязательно, – пообещал Леруа и наконец удалился.

Недоумение, ничем не выдаваемое внешне, царило в его душе, когда он возвращался в свою комнату. Леруа и сам когда-то, довольно давно, прочитал одну из книг, приписываемых знаменитому маркизу: кажется, «Жюльетту». Он соблазнился отзывами, по которым эта книга «ниспровергала устои» и, окажись она в свободном доступе, как ее героиня, могла бы «разрушить всякие моральные нормы». Прочитав, Леруа нашел книгу скучнейшей порнографией; описание оргий напомнили ему вялотекущий химический процесс, в ходе которого все меняется, но из одного непонятного вещества появляется другое, такое же непонятное. И Бенаж, весельчак и щеголь Бенаж нашел в этом какой-то источник вдохновения, свою Иппокрену злодейства? Не он ли когда-то заявлял студенту Фримеру, что «мне скорее изменит рассудок, чем хороший вкус!». Судя по его любимым книгам, ему одновременно изменил и тот, и другой.

* * *

Невнятным серым утром, когда горничная пришла открыть шторы и принести кофе, Леруа уже давно не спал. Сидя за письменным столом, он сосредоточенно изучал предоставленные ему документы. Он работал, как «мельница Бэббиджа», и ряд цифр, понятных только ему одному, занял уже два скомканных черновых листа; девушка зашла, когда он сдернул со стопки новый лист, одобрительным вздохом отметив качество бумаги.

– Ой, доброе утро! – смутилась юная горничная, застыв на пороге с подносом в руках. – А я думала, что вы спите еще, иначе бы не пришла мешать… Извините, мэтр, я кофе поставлю и уйду, да? Мне еще к мадам Сильвии надо…

– Да, спасибо. Как тебя зовут? – рассеянно спросил Леруа, и не в силах оторваться от письменного стола, он пробормотал себе под нос несколько цифр.

– Николь меня зовут, то есть я Николь, мэтр.

Девушка взглянула на Леруа из-под опущенных ресниц и поняла, что вряд ли он услышал её ответ. Бормоча что-то себе под нос, он зачеркнул последнюю строчку цифр и очень мелко вписал над ними другие.

.– А матушка моя всегда говорила «кто сам с собой болтает, тому рогатый отвечает!», – вдруг выпалила девушка и тут же испуганно съежилась, пытаясь скрыть страх широкой улыбкой.

– Мой профессор всегда так делал, – словно оправдываясь, ответил Леруа. – Дурные привычки заразительны. И к тому же, так проще заметить ошибку.

– А потом опять к Жанно опять пойдете, да? – полюбопытствовала Николь.

– Вполне возможно, – сдержанно ответил Леруа.

Горничная не то что новенькая, но ещё соврешенно не обучена манерам – в голове податного инспектора мимо воли всплыла цифра примерного жалования такой прислуги. Но это столичные расценки…

– Ну, значит, он опять за пиявками побежит, – вздохнула Николь.

– В прошлый раз, как вы ушли, он поставил себе десять штук, только тогда полегчало, – добавила она.

Леруа невольно улыбнулся. Одергивать девушку совершенно не хотелось.

– Мне жаль, что я произвел на мсье Жанно такое сокрушительное действие, – ответил он.

– Ой, тут жалеть не о чем, только спасибо сказать! – отмахнулась Николь. – Налить вам кофе?

– Да, пожалуйста, – с удовольствием согласился Леруа. – Только без сахара.

– Не знаю, как вы его пить можете, – рассуждала она, аккуратно наполняя чашку. – Он же и так горький! – Словно снова ощутив на языке вкус этого напитка, она скривилась в забавной гримаске.

– А молока добавить? – спохватилась она, тревожно глядя на наполненную до самых краев чашку.

– Не стоит, – отказался Леруа, – Это всё.

– Как вам угодно, – пожала она плечами. Даже в этих трех коротеньких словах ее простонародный напевный говор проявился донельзя ярко.

– Николь, а с мадам Сильвией ты тоже так разговариваешь? – полюбопытствовал Леруа, прежде чем Николь ушла.

– Да нет, вы что! – возмутилась девчушка и, подумав, добавила:

– С мадам Сильвией я вообще не разговариваю.

– Почему?

– Она мне запретила, – призналась Николь. Говорит, что от того, как я говорю, она страдает мегерами… нет, мигренями. Так что пока я ее причесываю и укладываю, я только да-нет могу сказать, и то изредка.

Нечаянный каламбур Николь снова заставил Леруа улыбнуться.

– Все говорят, что руки у меня умней, чем голова, – призналась Николь в мгновенном приступе самокритики и, вздохнув, поправила завернувшийся рукав.

– Это Жанно сделал? – Леруа отставил чашку в сторону. Своими сухими длинными пальцами он взял грубую ткань платья и снова обнажил запястье Николь. На нем уродливым браслетом желтели кляксы синяков.

– Да нет, конечно же, – небрежно ответила девчушка.

– А кто тогда?

– Ну… господин Шарль, – ответила Николь. – Да это еще на прошлой неделе было!

– И как же это произошло?

– Ну, как… – Николь явно не видела в происшествии ничего особенного, но рада была поговорить с интересным гостем.

– Господин Шарль смотрел, как я мадам Сильвию укладываю, а потом сказал, чтобы я к нему в мастерскую зашла. Сказал, что у него на картине руки не получаются, и нужно на живого человека взглянуть, чтобы понять, как надо, а у меня руки хорошие. Он мне велел поставить руки вот так, – Николь приложила один палец к губам в извечном жесте молчания, а второй рукой взялась себе за горло. – Ну вот…