Патрик Леруа. Годы 1821—1830

Дюпон много раз ездил по этой дороге, потому его нетерпение оставалось сдержанным, ненавязчивым и не мешающим попутчику. Лишь время от времени его правая рука оказывалась рядом с карманом жилетки, потом следовал щелчок крышки часов и единственный взгляд на циферблат.

Но вот в окно видны ворота парка, зашуршал гравий под колесами – они прибыли.

Вся прислуга замка Моро была готова встречать их под дождем, чтобы лишний раз не раздражать столь грозного гостя, но Леруа, предвидя подобную глупость, вместе с предупреждением о скором приезде, отправил категорический приказ не делать вид, будто они встречают самого министра финансов. Места хватит и в боковой галереи, а карета может подъехать к самым её дверям, как и в прошлый раз.

Их встретил Жанно с двумя раскрытыми зонтами, и вот они уже под крышей.

Патрик посмотрел на лица встречавших.

Настороженность, иногда злоба, раздражение на человека, сорвавшего привычный уклад к чёрту – и все это под масками радушия и готовности услужить. Даже смерть Николь каким-то непонятным образом оказалась записанной на счет парижского инспектора. Они все прикинуться китайскими болванчиками, лишь бы он не говорил с ними слишком долго. Разве что с библиотекарем он мог бы выпить по бокалу вина, поговорить о редких книгах, да и то… Старик будет слишком бояться проговориться о своем родственнике, Ожероне, потому что где уголовный сыск, почти наверняка будет и политический. И ещё он не сможет простить ему ту маленькую девочку, которая читала в библиотеке историю своего рода.

Похоже, за тёплым приемом и настоящим радушием ему придется ехать к Гийому, если только он не слишком занят своим внезапным сватовством к девушке вдвое младше себя…

Может, он в очередной раз слишком хорошо сделал свою работу, и, чтобы добраться до правды, пришлось вскрывать брюхо и вытаскивать внутренности этого замка? И заодно он убил душу этого места? Или тот бритвенно-острый маятник, призрак которого преследовал инспектора в часы обыска – не он ли обрубил последние нити, которые связывали его со здешними жителями?

И почему, в конце концов, ему приходится жить и думать, будто из-под палки? Когда-нибудь резьбу сорвет, и он присвоит очередной замок, разворует половину ассигнований министерства…

Рядом нетерпеливо вздыхал Дюпон, и надо было рассказывать слугам, зачем они сюда приехали.

– Эту девочку зовут Шанталь де Бенаж, – Леруа указал на укутанную в плед девочку, – она дочь и законная наследница Арно де Бенажа. Постановлением суда она признана единственной законной наследницей. И теперь должна проживать здесь постоянно до наступления совершеннолетия.

Взгляды прислуги устремились к крошечной наследнице, и пошли короткие шепотки.

– Опекуном девочки выступает мэтр Дюпон.

Леруа указал на спутника, хотя многие в замке превосходно знали его.

– Так же для проверки финансовых вопросов каждый год будет собираться заседание опекунского совета. Среди прочих достойных господ в нём состою и я.

Вот и всё, главное сказано. Можно было бы славно угоститься здесь и заночевать на белейших простынях; пройтись и полюбопытствовать, что успели отремонтировать после обыска. Может быть, рассказать маленькой Шанталь, что тут было на самом деле, чтобы ей не сообщили безобразную правду во всей ее наготе. Но Леруа отчетливо понимал, насколько он здесь лишний. И всё, что он хотел еще сказать, нужно было говорить сейчас, пока они готовы слушать.

– Я забрал у вас одну сказку, страшную, а даю вам другую, – спокойно подвел он итог. – Может быть, она окажется счастливой. Но не испоганьте её собственным равнодушием.

Леруа наклонился и заглянул в глаза Шанталь.

– А ты – не стань собственной мачехой. Злые мачехи – они все некрасивые.

После чего Леруа спокойно вышел под дождь и сел в карету. В дороге будет время проверить несколько отчетов, которые лежат в портфеле. Достать флягу с коньяком. Улыбнуться портрету несуществующей девушки. Кроме неё, поговорить ему на выстуженном ноябрем обратном пути будет не с кем.

2. Точка равновесия

O Fortuna

velut luna

statu variabilis,

semper crescis

aut decrescis;

vita detestabilis

nunc obdurat

et tunc curat

ludo mentis aciem,

egestatem,

potestatem

dissolvit ut glaciem.

Carmina Burana

Коллеги Леруа всегда были осведомлены о том, занят ли он своими рутинными обязанностями или работает по «особой просьбе». В первом случае он посещал с отчетами мсье Вижье, во втором глава департамента налогов и сборов сам приходил к нему.

Сегодня был именно тот случай.

– Леруа, вы помните господина Ютена? – без предисловий спросил Вижье, который давно убедился, что в случае с Леруа самые простые слова дают самый быстрый результат.

– Ютен, торговец, который специализируется на шоколаде?

– Да, именно. Ваша работа – когда вы расследовали хищения у него на фабрике, – произвела на него огромное впечатление. Насколько я помню, вы сумели вернуть почти пятьдесят тысяч франков?

– Сорок семь тысяч шестьсот два франка, – таким сухим голосом ответил Леруа, что Вижье не в первый раз с досадой задумался, не скрывает ли эта точность некую изощренную насмешку над ним, господином супрефектом.

– Вчера я встретился с господином Ютеном, и он хочет снова обратиться к вам за помощью, но…

На лице Леруа появился легкий намек на удивление. Обычно его начальнику не требовалось собраться с духом, чтобы поручить ему новое дело.

– Так вот, на этот раз он подозревает не хищение, а убийство.

– Вот как?

Не дождавшись от Леруа ничего сверх этих двух слов, Вижье раздраженно продолжил:

– Речь идет о смерти члена его клуба, забыл название…

– Общество любителей физического и математического знания, а также мироведения, – подсказал Леруа.

– Верно. Собственно, это все, что я знаю, – кисло сообщил глава департамента. – Господин Ютен настаивает на личной встрече с вами.

– Я не… – Леруа на мгновение замер и вцепился пальцами в край стола так, что те побелели, что не ускользнуло от наблюдательного мсье Вижье. Правда, уже в следующую секунду ладони Леруа разжались, и он своим обычным тихим ровным голосом спросил: