Балашиха-блюз. Саркастический детектив

– Да кто ж тэбя, такую страшнэнькую, ебать-то будэт! – Жорино лицо было абсолютно непроницаемым, даже я не поняла, шутит он или говорит серьезно.

– Ну, все, – вздохнул Витя, – пиздец котеночку.

Любка минут пять хватала ртом воздух, я даже испугалась за ее здоровье, мало ли, может, астма у человека или еще чего… Федя встал из-за стола в гробовом молчании, хватил Жору за шиворот и выволок за дверь. Жора даже не сопротивлялся, ничего кроме откровенного испуга его бархатные армянские глаза не выражали. Впрочем, небольшой диалог у них все же был.

– Ты чего, брат? – прошептал Жора.

– Ничего, я – муж, – Федя кивнул на Любу. Жора как-то сразу обмяк и послушно засеменил на подогнувшихся ножках к выходу, поддерживаемый Фединой могучей рукой. Люба, «как каравелла по зеленым волнам», удалилась в свою комнату. Федя вернулся и, не обнаружив своей половины, распрощался. Из-за двери в пуховскую комнату еще долго доносился Федин бубнеж, видать Любка не на шутку обиделась. Правда, Федя-то тут причем? Витек приобнял нас с Оксанкой за плечи и предложил прогуляться «к елочке». А чего б не сходить-то? Народ гуляет, и мы будем. Водки взяли, шампанского, и пошли. Сазон с нами не пошел, ему утром рано на рынок надо было, «точку» с товаром выставлять, продавцов похмелять, дел, короче, по горло. Я, конечно, разозлилась немного, потому как бардак-то мне разгребать и посуду мыть тоже мне, ну да ладно, мне не привыкать. На елке народу – прорва, все пьяные, само собой. Витька Деда Мороза водкой напоил, это его одноклассник в шубу нарядился, чтобы на халяву нажраться, в общем, весело мы погуляли. Домой вернулись уже часа в три ночи, посуду по быстренькому убрали, и спать полегли перед телевизором. Под телевизор спится слаще: бубнит себе и бубнит, а все не так одиноко, я ведь одна еще не очень привыкла жить. Оксанка к себе пошла, я Витьке на диване постелила, а себе кресло-кровать разобрала, поближе к телевизору. «Чародеев» вполглаза поглядела и баиньки.

ГЛАВА ПЯТАЯ. «ЧЁРСТВЫЕ ИМЕНИНЫ»

Такой сон мне хороший приснился, прелесть! Как будто я в саду яблоки собираю (яблоки – к исполнению желаний), а помогает мне моя дочка (девочка – к удивлению), хотя детей-то у меня нет пока. Так мне хорошо было, а какой-то паразит начал под дверью орать и меня разбудил. Я глаза продираю, гляжу, а время-то уже о-го-го! Витьку разбудила, ему работать в ночь. Прислушиваюсь, Сазон разоряется, Федя Пухов комментирует. Закуриваю, чтоб не просто так стоять в коридоре, и выхожу к ним. Сазон руками машет, как мельница.

– Не, ну, ты прикинь, Варь, Игнатьевы сгорели! Во выродки!

– За что ты их так?

– Да не их! Пацаны петардами китайскими баловались, одна в окно влетела к старичкам, и пипец! Домик почти весь выгорел, хорошо их дома не было, а квартирант сгорел, ебать через коромысло! Одни угольки остались. Черепушку такую менты вытащили, у меня бабы-хохлушки все печенье обдристали со страху! Торговать некому!

– Какой квартирант-то?

– Да сдавали они две комнаты мужику какому-то. Я его с соседом нашим на рынке видел недавно. Не местный мужик. Я токо не пойму, почему его к Игнатьевым понесло. Бабуськи, видать, есть у него, мог бы в гостинице жить или хатенку получше снять, чем дедову самогонку нюхать.

– А дед все самогонку варит? – подал голос Федя Пухов.

– Конечно, а чего ему не варить, он дешевле водки ее, родимую, продает. Влет идет. Я, кстати, пробовал, нормуль, даже похмелья не было.

– У тебя и с одеколона похмелья не бывает, – Любка Пухова, как всегда, не поздоровавшись, вылезла в коридор и встряла в разговор. – Федор, сходил бы в магазин.

– Да, – засуетился Федя, – ща пойду. Никому ничего не захватить?

– Пива!!! – Витька, как раненый вампир, орет из комнаты.

– Ага, принесу. Варь, ты с бабами на стол накрой, посидим, похмелимся.

– Разрешите бегом? Пусть помогают. Оксанка где?

– Она на вокзал поехала, к ней бабуля пожить приедет, чтоб за правнуком присмотреть, – Сазон достал деньги и протянул Феде. – Купи, Федор, шампанского мне, я к бабам пойду.

– Они ж у вас там, на рынке, все чесоткой болеют, сам говорил, – Федька ржет. – А ты их шампанским поишь!

– Мне одну не чесоточную Жора обещал подогнать, – Сазон серьезен, как никогда.

– Ну, бог в помощь, – Федька вышел за дверь, на ходу застегивая куртку.

Не знаю уж почему, но первое января мне больше нравится, чем новогодняя ночь. Я вообще по жизни любитель «черствых именин». Здорово сидеть тихо-спокойно у телевизора, «Песню…» смотреть и салатики доедать под пиво. Супер! Краситься-одеваться, опять же, не надо, в смысле, не обязательно. А нажрется кто, так тоже по барабану: новогоднюю ночь уже никто не испортит своим хамством, потому что она уже прошла.

В этот раз у нас получились бы хорошие посиделки, если бы Любка, сучка с ручкой, все не испортила. Неймется бабе. Вот она опять Федьку пилит и пилит. Хреново, видите ли, он за нее заступился перед Жорой. Витька пивка дернул, ему уже хорошо, он еще, дурак, подначивает.

– Надо было, Федор, рога Жоре обломать, зря ты его так отпустил.

– Да, правильно! Рогами его надо было ломать! – кипятится Любка. – Рохля ты, а не мужик! Другие знаешь, как за своих жен рожи чистят!

– Не скажи, Любань, – Витька все-таки встал на сторону Феди. – Слушай поучительную историю. Едет как-то новый русский в купе с женой. Жена у него мало того, что страшна, как жисть моя, так еще и стервища редкая, пилит его, пилит… Сосед по купе ему и говорит: «Слушай, я по профессии пластический хирург. За штуку баксов я могу из твоей жены красотку сделать, может она подобреет немножко после этого». А новый русский на него руками замахал: «Тихо, тихо, братан, ща до Ростова доедем, мне ее там братаны за пятьсот пристрелить обещали!»

– А я-то тут причем? – озадачилась Любка.

– Ты? Ты ни при чем, – заулыбался Витек.

– Ну, к чему ты это сказал? – не унимается Любка.

– Да отвали ты, кабуча, просто так я анекдот рассказал.

– Сам ты это слово. Я ему про Фому, он мне про Ерему. Вить, ну, скажи, ты б за Варьку заступился?

– Само собой.

– Ну, вот! А этот импотент с плоскостопием плевать на меня хотел! На хрена я вообще за него замуж выходила! А ведь какие мужики ухаживали…

Про мужиков Федя не дослушал, молча встал и вышел. Хлопнула входная дверь. Любка взметнулась из-за стола, как анаконда, и понеслась за ним.

– Ну и вали на все четыре! Плевок майонезный!!! – донеслось с лестничной площадки.

– Любк, хватит буянить, – это Оксанка приехала наконец-то со своей старушкой.

– Да пошла ты! – Любка полетела в свою комнату, и больше в этот вечер мы ее не слышали.

Ну, почему, едрена-макарона, люди не могут жить в мире и спокойствии?! Ну почему обязательно собачиться по каждому поводу и без него? Как же они мне надоели! Ведь не поругайся эти придурки в тот вечер, ничего б не было и все жили бы спокойно, а так…

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПРОПАЖА

Пять дней Федьки не было. Любка ходила, задрав нос, ни с кем не разговаривала. Типа феминистка: бабы сами по себе и без мужиков проживут. Не вынесла душа поэта, в смысле Любкина, на шестой день забеспокоилась, но виду вроде не подает, но я-то знаю, слышу, как она сопит за дверью, телевизор даже не смотрит. Для Любки пропустить очередную серию какой-нибудь «Мануэллы» – потеря невыносимая, а тут – молчит телевизор. Всем было интересно, где ж Федор наш обитает, но с Любкой заговаривать никто не решался. Я, в конце концов, плюнула на приличия и стукнула соседке в дверь.

– Любка, ну-ка открой на минуту, дело есть.

– Чего тебе? – Любкина испуганная физиономия высунулась в коридор.

– Федор где? – я оттеснила Любку плечом и проникла в пуховскую комнату.

– Не знаю… А зачем он тебе?

– Нужен по делу, – я еще не придумала, что ей ответить на этот вопрос, но Любку, похоже, это мало волновало. – Когда хозяин будет?

– Откуда я знаю? Эта сволочь как уперся тогда, так и нет его, пусть, скотина, побомжует до конца отпуска, явится потом, козлина вонючая!

– Так ты, чего, не знаешь, где он теперь? – удивлению моему не было предела.

– Не-ет, – Любка увидела мое вытянувшееся лицо и тоже озадачилась. – А чего?