Балашиха-блюз. Саркастический детектив

– Нет. Даже к бабам не приставал.

И поведал мне Витек такую историю.

Катались эти балбесы на роликах, никого не трогали, ничего больше не пили, кроме кока-колы. Присели на лавочку отдохнуть. Сазон сказал, что скоро вернется, и устремился к синенькой кабинке. Заплатил бабульке три рубля и заперся в уединении. Не учел он двух важных факторов, нет, даже трех. Во-первых, трезвым его назвать было еще нельзя. Во-вторых, роликовые коньки оказались нетвердой опорой. В-третьих, задвижка на пластиковой дверце – приспособление скорей декоративное, символическое, просто для того сделанное, чтоб дверь не распахивалась. Выдержать Сазоновские девяносто килограмм (с ускорением роликов) хлипенькая задвижечка отказалась. Вот и вылетел наш красавец в толпу гуляющих, роняя дерьмо. Само собой, на это представление не только зеваки сбежались. Ментов на ВДНХ всегда навалом.

Вернулся Сазон через три дня. Злой, как собака. Я не стала ему говорить, что знаю о его приключениях. Хрен бы с ним. Вот такой сосед у меня, никуда не денешься.

Самая большая комната в квартире моя. Тридцать метров почти. Моя комната смежная с Пуховыми, но войти в нее можно двумя способами, либо через них, либо из коридора. Через Пуховых ко мне проникнуть сложно, поскольку я эту дверь загородила здоровенным дубовым шкафом. Это сокровище мне в наследство от двоюродной тетки досталось вместе с комнатой. Тетушка моя старенькая померла у меня на руках, некому больше за ней было ухаживать, вот я и ездила. Комната ее мне совсем ни к чему была, я даже расстроилась, когда узнала, что тетушка ее мне завещала. Лучше, на хрен, совсем без наследства, чем при наших законах весь этот геморрой пройти, вступая в права наследования. Врагу не пожелаешь. Но, так уж склалось, что комната мне все-таки пригодилась. Я уж ее продавать собралась, а тут мы с мужем разводиться надумали. К маманьке возвращаться мне совсем неохота было, вот я от Витька и переехала на свою законную жилплощадь. Отремонтировала комнатенку, обставила частично, и живу теперь одна в свое удовольствие.

Люська, еще одна моя соседка, поступила ровно наоборот. Она замуж вышла и переехала к мужу, а комнату свою сдает какому-то мужику, которого никто толком не знает. Да он и не живет там почти. Приедет раз-другой за целый месяц, переночует и опять уедет. Делать ему нечего, такие деньги платить за то чтоб две ночи переспать! В гостинице не может остановиться что ли? У богатых свои причуды, как говорится. Оксанка как-то у Люськи спросила, как мужичка этого зовут-то хоть, все ж таки видный он такой из себя, машина у него не самая хреновая, «мерин» трехсот двадцатый, (а чего, девку понять можно, ей замуж хочется), так Люська, кошелка, только глазами хлопает. «Откуда, – говорит, – я знаю. Я, чего, у него паспорт требовала!» Я ей говорю: «Интересное кино… Как же ты ему комнату сдала, а паспорт не спросила? А если он завтра вынесет у тебя все на хрен из комнаты, где его искать?» Люся помолчала и ответила, что не вынесет, потому что дома всегда кто-нибудь из нас есть. Во какая Манда Иванна! Она будет жилье сдавать неизвестно кому, а мы всем колхозом ее имущество охранять! Ну, ладно, хрен с ней, с Люськой. Короче, так и не узнали, что за мужчинка ничейный у нас под боком отирается. Вот такие у меня соседи. Как и было сказано, живем мы дружно, несмотря на то, что у каждого свои чебурашки в голове, так у кого ж их нет? Нас уже ни один суд не разведет, все у нас общее, и беды, и радости. Это я все к тому веду, что все гулянки у нас тоже проходят вместе.

Короче, собрались мы Новый год отмечать. Нервотрепка, скажу я вам, жуткая. Всю жизнь зарекаюсь брать на себя ответственность за чужие деньги, и всю жизнь нарываюсь на выполнение каких-то поручений с ними связанных. Вот и теперь все это отмечание вышло мне боком. А чему удивляться-то? Как будто первый раз! Схема моего попадания ногами в жир такая. Собираются бабы на кухне, чтоб обсудить, как отметить праздник. Составляем список блюд, потом список продуктов, из которых эту всю хрень приготовить надо. Список составляется очень долго и очень шумно, потому что каждая старается впихнуть в меню то, что любит ее мужик и вычеркнуть то, что, соответственно, он не любит, а вкусы-то у всех разные! Спорим сидим до посинения, а в результате сходимся на стандартном наборе: салат «Оливье», мясо по-капитански, колбаска, холодец и «хреновин всяких прикупить у корейцев». Я в этих спорах, само собой, тоже участвую, но с моим мнением мало кто в этот момент считается. Мой звездный час наступает потом, когда решается общим голосованием кому же поручить закупать продукты. И тут-то начинаются переводы стрелок на Варю. Варя мясо умеет выбрать, Варя на рынке может поторговаться, Варя знает, где подешевле, и т. д. и т. п. Даже выбор водки умудряются спихнуть на Варю! (А Варя, промежду прочим, водку не пьет. Совсем. Пиво Варя любит. Вот). Потом начинается процесс «скидывания». Это вообще тягомотина. У кого-то зарплату задерживают, кто-то баксы из кубышки менять не хочет, кому-то взаймы надо, жуть, короче. В конце концов и это заканчивается, и я, зажав в потном кулачке полный кошелек чужих и своих денег бреду на рынок с кем-нибудь из мужиков, потому что допереть такие сумки до дома одна не в состоянии. А мужиков-то тоже уговорить надо! В результате оказывается, что цены на рынке перед праздником взвинтили, и в бюджет я не укладываюсь никаким боком. На свой страх и риск добавляю свои кровные, заранее зная, что назад они ко мне больше не вернутся. И так я попадаю из года в год, уже смирилась.

В этот раз все тоже шло по стандартной схеме. Тридцать первого декабря мы с Оксанкой с утра начали шаманить с продуктами. Наготовили на тридцать три дурных, но это и неплохо, первого января жрать тоже чего-то надо. Любка Пухова тоже на кухню приперлась, подбоченилась, закурила свою манерную сигаретку коричневую. Лучше уж совсем ничего не курить, чем гадость эту: трава травой, не накуришься, только воздух испортишь ментоловым дымочком. А Любке этот дешевый выебон дороже собственного удовольствия. Стоит красотка кабаре в своем халате байковом на одной пуговице, голова покрыта бигуди алюминиевыми (говорила я ей, чтоб не уродовала волосы, купила пластиковые, не слушает) и портит людям настроение.

– Я свой хрусталь не дам под шампанское, прошлый раз два фужера разбили, пришлось новый комплект покупать, – и на меня смотрит подозрительно.

– Меня, Любань, прошлый раз с вами не было, не надо так на меня смотреть, – отвечаю.

– А ты тут и ни при чем. Это Вася Шляпин постарался, у него ж вечно не понос, так золотуха.

– Ну, елы-палы, Люб, это ж ребенок, чего ты хочешь от него, – сама даже не смотрю в ее сторону, картошку чищу, уж больно морда у нее ехидная.

– За ребенком смотреть лучше надо, – Любка картинно выпустила колечко дыма.

– И чего? – цежу сквозь зубы.

Против такого железного аргумента Любка устоять не смогла, затушила свою лучинку и потрюхала к себе.

– Вот овца декоративная! – прошипела Оксанка.

– Ладно, брось, Ксюх, не слушай ее.

– Знает ведь, скотина, что не на что мне ей хрусталь этот гребаный покупать, а то б заткнула ей глотку, пусть подавится. Вот уж Витек твой ее правильно окрестил – Кабуча. Слово такое хорошее. Откуда он взял-то его только?

– Да анекдот такой есть. Приходит как-то мужик-алкаш домой и с порога на женины вопли выдает ей это самое слово заплетающимся языком. Жена задумалась, порылась в словарях всяких-разных, нашла. На языке людоедов племени ням-ням слово «кабуча» означает «любимая». Баба духом воспряла, дом выдраила, обед праздничный забабахала, мужа ждет. Тот приходит с бодунища домой и не въедет, в чем дело. Она ему объясняет, что она старалась, потому что он ее любимой назвал. «Когда это?» – мужик говорит. Жена: «Ну, вчера ты же сказал «кабуча». Он и отвечает: «Кобыла ты ебучая!»

– Класс! – хохочет Оксанка. – Молодец Витек. Юморной мужик.

– Юморной мужик сегодня в гости приедет.

Вот так вот слово за слово, кое-чем по столу, мы с Оксанкой добрались до конца наших бдений на кухне. Мужики, правда, успели нас задолбать беготней к мискам с салатом, всем попробовать хочется, с утра не жрамши. Мы их быстренько спровадили столы двигать, а сами марафет пошли наводить.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. НОВЫЙ ГОД, ЁЛКА

Ближе к ночи, часиков в десять, Витек приехал, да еще и не один. Жору с собой приволок. Жора его старый приятель по боевой юности, – вместе когда-то в палатке продавцами работали, Витек тогда прогорел, а Жорик, армянская его душа, до сих пор торгует чем-то. Когда Жора в Москву только приехал, по-русски почти не говорил, а теперь ничего, лопочет почти без акцента, а всего-то лет семь-восемь прошло. Любка до сих пор от своего говорка отделаться не может, а уж лет пятнадцать в Москве, вечно у нее «скзала» да «у вкзала»… Про Сазона я вообще молчу, этот как загнет чего-нибудь по-своему, по-бразильски, хоть стой, хоть падай. Хрен с ними, как хотят, пусть так и разговаривают, это так, к слову пришлось.

В общем, веселенькая у нас подобралась компания. Мужиков в таком составе собирать вообще-то нельзя, нажрутся, сволочи, обязательно. Ну, раз уж собрались, не разгонять же их. Сели за стол, выпили-закусили, проводили старый год, и понеслась гулянка. Жора, как обычно, тостами кавказскими сыплет направо и налево, барышням подмигивает. Вот с этих-то несчастных тостов все и началось, как мне, по крайней мере, кажется. Не помню, кто сказал, что «слова это камни», но сказал этот товарищ верно. Сглазили мы своими червивыми языками в ту новогоднюю ночь свое спокойное существование. Дело было так. Встает очередной раз Жорик (уже нетвердо) со стула и произносит тост: «Я хочу выпить за то, чтоб в этом году на нас в темном переулке напали деньги и мы от них не смогли отбиться!» Все радостно закивали, мол, неплохо бы. И тут же понеслись базары на тему «если бы да кабы»…

– Слышь, Витек, а ты бы чего сделал, если б чемодан с баксами нашел? – Сазон уже теплый, раз такие вопросы задает.

– Казино задавил бы бабками, – сел Витя на любимого конька. – Бесконечно богатый человек может выиграть в казино. Если бабок много впендюрить, можно хорошо приподняться.

– А че, лохам не везет? – хохотнула я.

– Ну, почему… Иногда везет. Редко, но везет. У нас тут один мужичок пришел, разменял тысячу рублей, играл скромненько по минимуму. Утром ушел с полторашкой баксов в кармане.

– Че, полторы штуки баксов выиграл? – удивляюсь.

– Да. А ты, Варюх, что бы сделала, если б чемодан нашла, – Витек хитренько щурится.

– Отдала бы тому, кто потерял.

– Ты больная что ли? – фыркает Любка Пухова. – Серьезно?

– Абсолютно.

– Деньги не нужны, мать Тереза? – Любка смотрит на меня с нескрываемым презрением.

– Нужны. Не до такой, правда, степени, чтоб на чужих костях их хапать.

– Почему «на костях»? Тебе ж толкуют, если найти вдруг бабуськи, а не убивать, не грабить, – кипятится Сазон.

– Вдруг, Юрик, бывает только пук. Если кто-то потерял такие деньги, значит, потерял не по своей воле, и даже, возможно, не свои. Соответственно, кому-то за это отвернут голову. Радости мало от таких денег.

– Значит, отдала бы? – смеется Витек.

– Отдала бы, – вздыхаю.

– Молодец, честная девочка! Я бы ни в жисть не отдал, – вставляет слово Федя Пухов, – мне б такой чемоданчик, уж я бы своего не упустил.

– Че б ты сделал, Федор, – не отстает Сазон.

– Хату бы купил, а то пятый год уже очереди жду. Дом вроде построили, ордер без пяти минут в руках был. Отдали наши квартирки. Офицерам из Чечни. Я-то чего, не в обиде, Любка, правда, злилась. Подбивала жалобу написать, а у меня рука не поднялась… Дешево еще государство отделалось. Подумаешь, квартиры дали! Люди там так настрадались, никакие квартиры в радость не будут…

– А ты-то тут причем, недоделанный? – Любкино лицо пошло красными пятнами, нехороший признак.

– Люб, ну, че ты, че ты? – примирительно забормотал Федя. – Это ж в прошлом уже.

– Ага!!! В прошлом! А будущее мое теперя – вот этот вот клоповник! Спасибо тебе, добренький мой Федя! Пусть теперя в нашей квартире чужой дядя живет, портянки свои сушит! – Любка завелась не на шутку, да и выпила прилично.

– Знаиш, – как тебя? – Люба, – подал голос в сосиску уже пьяный Жора. – Я на тебе жынюс!

Лица присутствующих начали медленно вытягиваться, в том числе и Федино. Уж он-то точно такого поворота не ожидал. До меня начало медленно доходить, что Жора никого за этим столом, кроме меня и Витьки не знает, поэтому попутать мог смело, тем более в таком состоянии. Жду дальнейших событий. Любка первая пришла в себя и с плохо скрываемым удовольствием посмотрела на Жору. (Вот кошка драная, никогда случая не упустит свои свинячьи глазки кому-нибудь состроить, пусть даже и Жоре).

– Жынюс! – уже более торжественно заявил Жора. – Ты мне никогда не изменишь, я знаю!

– Хля! Во ярик хорош! Это почему это? – Любка была явно озадачена таким поворотом дела.