Шут герцога де Лонгвиля

– Разговор идет о чести дамы, и не имеет никакого значения ни место, ни ритуал дуэли, – закончил свою мысль человек в плаще. – Защищайтесь!

– Но я не буду драться до тех пор, пока мне не станет известно ваше имя! – заявил граф. – Ведь вы должны меня понять, я обязан удостовериться, в равном ли положении находится в обществе мой неприятель! Знатен ли он! Не замараю ли я руки о недостойного?

– Позвольте не открывать вам, как меня зовут. Надеюсь, мой внешний вид внушит вам уверенность, что вы деретесь с человеком, который ничуть не хуже вас. – с этими словами черный резким движением сорвал плащ и зашвырнул его в облетевший кустарник, а потом снял шляпу, отправив туда же.

Длинные темно-каштановые волосы, спрятанные под полями шляпы, упали вниз и легли на плечи разбойника тяжелой шелковой волной.

Перед графом стоял грациозный худощавый мужчина в роскошном бархатном платье с дорогим золотым шитьем. Из разбойничьего на нем оставалась только маска. Но вот он сдернул и ее, явно стеснявшую его речь и движения. И господин до Лозен с некоторым удивлением заметил, что его неприятель совсем юн и наверняка неопытен.

На какую-то долю мгновения граф почувствовал внутри некое подобие оттепели и спросил:

– Молодой человек, признайтесь мне, как мудрому, пожившему на свете мужчине, где и как вы познакомились и влюбились в мою невесту? Я, возможно, найду в себе силы простить вашу неразумную выходку, если увижу, что вы сами загнали себя в эту глупую ситуацию.

Юноша несколько растерялся и молчал.

– Ну, не томите!

– Это признание не имеет значения, потому что я пришел сразиться с вами, умереть или убить, – твердо заявил юнец.

Его слова так задели господина до Лозена, что тот кинулся с новым бешеным приступом ярости на молодого человека, которого за миг до этого готов был пощадить и даже простить.

– Я проучу тебя, дрянь! – бормотал граф, задыхаясь от быстрого темпа, который сам же и задавал, позабыв про свой возраст.

Шпага господина до Лозена мелькала в воздухе, но никак не находила врага. Вскоре это начало удивлять. Противник искусно уходил от удара, совершая головокружительные маневры, и словно забывая, что в его руках тоже есть шпага. Он словно не осмеливался направить свое оружие в обширной тело неприятеля.

А граф был убежден в собственной неуязвимости и наглел с каждой секундой, посылая налево и направо страшные проклятья на трех языках, которыми владел в совершенстве.

Его враг дрался молча и, вероятно, у него не было достаточных знаний в ведении дуэли, и посему господин до Лозен, памятуя о тактике боя, начинал медленно теснить его с дороги в сторону кряжистых деревьев. Совершенно неопытный в этих тонкостях молодой человек даже не замечал хитрости графа, он только неотрывно следил за свистящим клинком шпаги, кровожадно рассекающим пустоту в поисках жертвы. В какой-то момент при неловком движении его собственная рука выпустила шпагу, и та, спружинив, улетела в сторону. Но он, казалось, этого даже не заметил. Все внимание было приковано к действиям противника. Так он отступал и отступил назад, покуда не уперся спиной в ствол дуба.

– Ну что, попался… глупец? – ликующе воскликнул запыхавшийся граф, готовясь нанести последний удар. – сейчас… я приколю… тебя… к этому… дереву, как… жалкое… насекомое!.. Насажу… на мою… острую… булавку!.. Можешь… молиться… если… успеешь!..

Дальше произошло то, что молодой человек запомнил отчетливо. Время будто растянулось в длинную раскрашенную скатерть: движения графа стали плавными и медленными, он гулко захохотал, обнажая омерзительные редкие зубы, и направил жало клинка прямо в грудь своего противника. Но что-то живое выскочило у него из груди с левой стороны, и багровое пятно завораживающе стало растекаться по его светло-серому камзолу из превосходной замши. Граф изменился в лице, краска отливала от щек, глаза закатывались, а руки, уронив шпагу, что-то хватали в воздухе. Клинок падал долго. Слишком долго. Казалось, он совсем не движется: вот его опасный острый конец проходит линию груди молодого человека, отклоняясь вправо и, словно желая на прощание отдать должное солнцу, задирает отточенный нос в небо, а потом смертельно раненой птицей опускается на помятую желтую траву, подскочив дважды от соприкосновения с землей, как от ядовитого укуса. А, может быть, это была агония? Шпага распростерлась по спокойному покрову травы и листьев, умиротворенно вытянулась и застыла…

Юноша не мог поверить своим глазам, он не находил в себе сил оторвать взгляда от лежащего на земле оружия. Мир остановился вокруг него. Секунда длилась час.

Вдруг чья-то тяжелая рука закатила ему такую увесистую пощечину, что мир сразу ожил, зазвенел, а реальность, придя в себя, вновь обрела устойчивость. Обернувшись, юноша увидел крепкого мужчину лет тридцати, вытирающего пучком травы сталь шпаги. Одет он был в потрепанный дорожный костюм с тяжелым плащом; широкополая шляпа была украшена лишь потускневшей медной пряжкой. Обветренное лицо незнакомца свидетельствовало о долговременно пребывании на воздухе.

– Очнулся? – дружелюбно осведомился тот и протянул ему клинок. – Бери и больше не роняй.

– Что вы сказали? – переспросил молодой человек.

– О, да тебя, возможно, задело, раз ты плохо соображаешь!

– Я что, потерял свою шпагу? – удивился юноша.

– Бывает! – миролюбиво сообщил мужчина. – Главное, жизнь не потерял, благодари Бога и меня!

– Что произошло?

– Наверное, ты совсем ополоумел! Просыпайся!

– Где граф?

– А, покойник? Да вон валяется.

И незнакомец небрежным жестом кивнул в сторону, где молодой человек с ужасом узрел распростертую по земле фигуру, похожую сейчас на брошенный мешок с углем, каких много бывает в порту или возле шахты, где добывают черное топливо. Ветер шевелил редкие кудряшки графа, и они словно о чем-то деловито переговаривались, как торговцы, уточняя цену, за которую можно выгодно продать ветру надоевшее жирное тело.

– А лошадка-то ничего! – донеслось до уха молодого человека. – Добрая лошадка! И хорошо, что черная. Можно без опаски брать ее с собой.

– Что?

– Да чего ты заладил! Брось ты этого старого дуралея, выкинь из головы!

– Я не понимаю, как это могло произойти, – бормотал юноша, оседая на жухлую траву.

– Да никак. Иду лесом, слышу шум. Ну, думаю, попался кто-то в мой капкан. Я и помчался. – мужчина деловито обследовал седло господина до Лозена. – Выскакиваю. О! Гляжу, сцепились! Один шпагой размахивает во все стороны, ни дать, ни взять мельница! А другой перед ним танцует – высоко так подпрыгивает, надеется, что первому понравится. А потом совсем очумел, шпагу выронил. Ну, конечно, тот, что потолще, времени зря не терял, прижал дружка к стволу и решил из него решето сделать. Я, конечно, не против. Мне-то какое дело! Но прикинул, до чего же несправедливо: тот, из кого вышло бы более знатное решето, хочет продырявить своего недруга. Вот я и вздумал исправить положение. Подошел спокойно сзади и всадил ему вашу шпагу по самую рукоятку. Надеюсь, вы не будете ничего иметь против?

– Вы напали сзади? – переспросил молодой человек. – Как убийца?

– А чего мне стесняться? – хохотнул незнакомец. – Ведь за мной и так тянется дурная слава. Я разбойник, дорогой мой господин.

– Да?

– Представьте себе! Наверняка и вы слышали обо мне. Меня зовут Гоннель. Клеман Гоннель. А как ваше имя?

– Зачем вам?

– Ну позвольте! Должен же я знать, кого спас от смерти? Может, мне на том свете зачтётся этот благородный поступок? Не каждый же день удается сделать что-то хорошее.

– Меня зовут Анри.

– И все?

– А что еще вам нужно?

– Хотя бы ваше звание и плата за спасение, вы ведь не из бедных.

Молодой человек неожиданно рассмеялся и повалился на землю, не в силах остановиться.

– Что с вами. Господин? – осведомился Гоннель.

– Я… Если ты… узнаешь, кого вырвал… из лап случайной гибели… – Анри хохотал.

– А что мне до вас?

– Ты не захочешь поверить мне!

– Некрасиво, господин, – попытался устыдить его разбойник. – Вы чему-то радуетесь, над чем-то смеетесь, быть может, надо мной, своим спасителем, а я, как дурак, должен смотреть на ваше веселье и думать черт знает что!