Шут герцога де Лонгвиля

– Вдохновения нет, – признался юноша. – А без него я ничтожен.

– Похоже на правду. А скоро оно появится?

– Возможно, никогда.

– Как ты уверенно это произнес! Ты просто убежден!

– Да. Оно не появится здесь, в вашем замке. Мне необходимо переменить свою жизнь, чтобы всё было по-другому. Возможно, тогда я начну писать веселые песенки, как это было когда-то. А здесь меня тянет на рассуждения о смерти и о тленности всего земного.

– Хорошо, мой друг. Я обещала и держу слово. Ты покинешь замок навсегда. И больше никогда тут не появишься, и герцог не дотянется до тебя.

– И я не увижу господина герцога!

– И меня тоже. И скоро забудешь обо мне…

– Спасибо! Я благодарю вашу милость! – воскликнул Анри, а Генриетта тяжко вздохнула.

Глава 26.

Он прибыл, как и обещал, через несколько дней, точнее, через неделю. О был бодр, весел и здоров и жаждал поскорее познакомиться с будущей женой.

Могло показаться странным, откуда бралась юношеская энергия в таком грузном пожилом человеке, и вправду похожем на дикого кабана из заповедных лесов. Лишний вес мешал ему свободно дышать, и воздух с неприятным свистом вырывался сквозь раздутые круглые ноздри, подобно мифологическому огню, извергаемому чудовищем. Да и дыхание у графа источало драконий смрад. Неповоротливая фигура, плотно упакованная в дорогое платье, мелко колыхалась при ходьбе или, когда ее обладатель не мог удержаться от хохота. Немногочисленные волосы, словно кудри младенца, завивались мелкими колечками, и через них свободно просвечивала кожа. Так что можно было вполне определенно рассуждать о строении черепа господина до Лозена. Ничего не выражающие красноватые свиноподобные глазки, сыто щурясь, осматривали всё окружающее, как свою собственность. Руки в растопыренном виде, возможно, никогда уже не могли достать до тела, и теперь существовали как бы отдельно от остального, наслаждаясь своей независимостью. А ноги, напротив, несли всю почетную ответственность за владельца, важно и торжественно перемещаясь по твердой поверхности. Лицо имело вид поспевшего яблока с красными, ювелирно прочерченными прожилками в самых неподходящих местах. Как, к примеру, нос и надбровная часть были испещрены ими больше, чем подобает, тогда как щеки явно считали себя обделенными красным цветом и в отместку отливали зеленоватой желтизной. Нижняя же часть благородной физиономии имело сизый оттенок, исключительные полномочия на который были у голубей, гнездившихся на крышах Лонгвиля. Очарование графа не знало границ, а успех нетерпеливо поджидал его в замке, нервно покусывая ногти.

Вероятно, когда-то, некоторое, весьма отдаленное время назад, этот бесподобный кавалер обольщал впечатлительных женщин легким поворотом головы, лукавым взглядом тогда еще довольно трезвых и ясных глаз, полетом кудрявых локонов, небрежно брошенным словом или уместным комплиментом. Да, да! Сладостные воспоминания! Есть люди, которые считают, что время течет для других, но не затрагивает их персону. И они навечно остаются молоды и прекрасны, и даже ведут себя соответствующе. Юный образ, запечалившийся в старческой памяти, былой успех, слава дуэлянта и острослова уносят несчастного пожилого обольстителя в небеса, он не осознает всей смехотворности своего поведения. Лишь отражение в зеркале, этот жестокий враг наших грез, порой заставляет ненадолго поколебать уверенность в себе. «Неужели это я?!» Но всё быстро меняется, как только престарелый юнец отходит от проклятого зеркала и вновь кидается с разбега в мутную воду интриг.

Завидуем ли мы подобным людям? Их раскованности поведения? Общению с молоденькими девушками в непосредственной манере лукавого врага дамских сердец? А эта порхающая грузная походка! Ковыляющая грациозность!

Они обожают себя, считая собственную персону венцом божественного творения, совершенством – неуклюжее тело, в которое чуть ли не ежечасно в качестве поощрения за то, что оно существует, подкидывают неслыханное количество разнообразной снеди. И диву даешься, откуда берутся силы всё это переварить, и как всё это помещается в недрах древнего организма! А почему каждый раз новый прием пищи не является последним для необхватного обжоры?! Еще одна загадка, которую разрешить нам вряд ли под силу.

Стояло бесцветное ноябрьское утро, но двор замка Лонгвиль словно осветился, ослепленный великолепием и красотой долгожданного гостя. Памятуя о подвигах прошлого, господин жених прибыл в-одиночку, без свиты, верхом на лошади вороной масти. Неловко спустившись с коня и едва удержавшись на мощных с виду ногах в высоких охотничьих сапогах, заляпанных дорожной грязью, он приблизился к герцогу (который специально спустился к воротам, чтобы встретить зятя) и, смешно перебирая ногами, совершил ритуал приветствия, после чего знатные господа, почти родственники, почти ровесники (право, внешне трудно судить, кто из них был моложе), торжественно и вальяжно удалились во дворец де Лонгвиль.

Спустя считанные мгновения герцог прислал за баронессой одного из слуг. И растерянная Генриетта, не отдавая себе отчета в происходящем, почти бегом направилась на встречу с женихом. Ее несла непонятная страшная сила, словно бурная река, старающаяся разбить о камни беспомощное суденышко. Разум существовал вне тела, его как бы не было. В подобных моментах, когда эмоции перехлестывают через край, организм выключает сознание. Наверное, это защитный механизм, чтобы не сойти с ума. Стоит надеяться только на счастливую случайность, на Бога, на кого-нибудь, кто, быть может, спасет. А, может, помощь не придет никогда. Но это теперь не страшно! Всё равно тревоги существуют где-то в стороне, а вы можете лишь наблюдать за течением событий. Да, иногда надежды оказываются напрасными, рушится ваш мир и то, что было создано в вашем сознании вокруг этого мира. Такова жизнь – всеми проклятая, но удивительно притягательная, с которой так тяжело расставаться…

О чем говорили помолвленные? О предстоящей свадьбе ли, о деталях ли праздничного туалета – нам неизвестно. Проходила беседа за роскошно обставленным столом, яства которого неустанно обновлялись, а повара и прислуга сбивались с ног от усталости. Окончилась трапеза ближе к полуночи, и утомленный непростой дорогой граф с достоинством удалился на ночлег в специально отведенные для него покои.

Госпожа де Жанлис возвратилась к себе совершенно потерянная. Ее существо отказывалось понимать и принимать реальность, слишком уж похожую на страшную сказку, чтобы быть правдой. Пришло ощущение, что всё происходит с кем-то другим, посторонним, и равнодушие тихими шагами прокралось в ее сердце. Равнодушие к всему, что окружало и даже к себе самой. Всё казалось бессмысленным и пустым. Голова ужасно болела, хотелось спать. Но наутро… Впрочем, мысль о том, что будет утром, еще не появлялась. Сейчас Генриетта желала одного: поскорее уснуть, забыться, навеки оторваться от гнусного бесполезного мира. Чувство усталости от жизни захватило ее в свои мягкие когти и поволокло по неведомым землям равнодушие и опостылости. Всё, что хотелось немедленно забыть, сейчас всплывало из недр предательской памяти и, будто отражаясь в сотне тысяч зеркал, повторялось бесконечное число раз, не зная пощады. Мучительная горечь, желание избавиться от терзающих мозг воспоминаний, мысли о предстоящей адовой жизни, о том, что не у кого молить о защите, вытолкнули наружу дикое озарение покончить с собой: мерзкая старая жаба, ядовитая и нестерпимо гадкая отныне будет распоряжаться ею во всем! Даже мимолетная мысль о женихе заставила баронессу содрогнуться и ощутить капли ледяного пота, потоками стекающего по телу.

Она была слишком горда, чтобы сдаться. Она была слишком умна, чтобы доказывать свободу самоубийством.

«Я выживу! – зло усмехаясь про себя, подумала Генриетта. – Я выживу для того, чтобы умер он, противная человекоподобная тварь, в которой не осталось ни капли ума! Я слишком хороша для него! И от об этом узнает! Он испытает это на себе!»

Тут же она села писать послание де Шатильону, и через полчаса всё было готово. В письмо говорилось о том, что ненавистная свадьба назначена на канун Рождества, и, если господин маркиз мужчина, он непременно придумает, как избавиться от графа, тем более, если его клятвы остаются в силе, и он пока еще любит госпожу де Жанлис.

Письмо заканчивалось словами: «Вы – моя последняя надежда, моя любовь! Вы – единственный мужчина, который вторгся в мое сердце! Я жду ответа от Вас и Вашего подвига! Любящая Вас Генриетта».

Надо ли говорить, что тут же был приглашен Анри с тем, чтобы отнести послание по назначению…

Молодой человек крепко спал, и слуге баронессы пришлось довольно долго барабанить в дверь, прежде чем она отворилась.

К Генриетте Анри пришел весьма помятый и недовольный тем, что его разбудили среди ночи, в такой неподходящий момент!

– Сейчас ты отправишься к господину де Шатильону! – в ответ на претензии молодого человека жестко сказала Генриетта и протянула запечатанный конверт. – Отнесешь вот это.

– Госпожа, возможно, я спросонья ослышался, – помолвил юноша. – Вы сказали, отнести письмо господину маркизу?

– Да! И не заставляй меня повторять тысячу раз!

– Простите, но разве вы не запретили даже упоминать в этих стенах его имя? – пробовал возразить молодой человек.

– У тебя действительно слишком хорошая память!

– Это плохо?

– В данном случае, да! Не рассуждай, а бери костюм и отправляйся в дорогу!

Анри пытался осмыслить перемену в госпоже.

– Вы решили помириться с маркизом?

– А с чего ты взял, что мы с ним ссорились? – рассердилась Генриетта. – Не лезь туда, куда тебе не полагается, жалкий шут!

На мгновение воцарилось молчание, но через секунду Анри его прервал и сказал:

– Вы правы, моя госпожа. Я недостоин вашей снисходительности, и потому поищите кого-нибудь другого кто доставит ваше письмо адресату.

И с этим он повернулся и скрылся за дверью.

Баронесса была в панике. Ущемленная гордость не позволяла ей возвратить слугу, так нагло с ней поступившего, да еще и наговорившего дерзостей. Но тогда кто отнесет письмо?

«А вдруг этот трус де Шатильон еще и откажет мне?» – внезапно подумала Генриетта.

Вероятность подобного исхода была столь велика, что победила все доводы и разрушила радужно-нелепые планы. Да! Помощи ждать неоткуда!

Казалось бы, теперь стоило и тревожиться, но… Генриетта громко расхохоталась. Ей вдруг стало смешно. От того, что она попыталась просить маркиза ее спасти, от того, что Анри так метко ей ответил и поставил на место; даже от перспективы собственного брака с дряхлой развалиной. Она хохотала, как ненормальная, и слуги в ужасе то и дело заглядывали к ней, опасаясь за ее душевное здоровье.

Смех постепенно перешел в рыдания, и голос баронессы приобрел несвойственные ему оттенки. Шум из ее спальни доносился долго, пока Генриетта не почувствовала, что ей больше нечем плакать, да и горло заболело от надрывных всхлипываний.

Сон свалил ее грубо и неожиданно. Баронесса даже не успела раздеться, так и заснула в роскошном платье, в котором представала перед до Лозеном.

Ночь пролетела мгновенно, как мимолетная тень птицы, и вновь наступило утро. А зачем?

Зачем каждый раз после короткого отдыха ночи мы просыпаемся в разочаровании? Зачем солнце опять и опять освещает недостойную землю грубых, невежественных существ, давших себе название «люди»? Зачем на рассвете бывает нестерпимо прекрасно, и небеса балуются нежными красками? Зачем теплота от восходящего светила обливает поверхность земли трепетным, возбуждающим чувством доброты и спокойствия? Зачем даже в самую холодную пору мы так жаждем появления желтой звезды, зная, что не будет от нее счастья и огня. День обожжет пургой и ослепит снежными хлопьями, а осенью закидает полусгнившими листьями и окропит грязной дождевой водой из серой тучи. Но почему мы опять слепо верим каждому восходу и ожидаем чуда, вперяясь взором в горизонт восточной части земли? Мы смотрим на небо, надеясь на избавление? От чего? Не легче ли проспать этот волнующий момент, греясь в мягкой постели, теша себя волшебными грезами? Засни вечным сном, человечество, не мучь себя напрасностями и глупостью собственного разума. И, быть может, ты удостоишься легкости ангелов, порхающих над облаками в чистоте лазурного неба?

У каждого свой путь на земле. Кто топчется на месте, готовясь к прыжку, но каждый раз почему-то откладывая его до лучших времен. Кто петляет по узкой тропе среди непроходимых зарослей, в которых не видит и не слышит никого до самого горького своего финала. Кто, не спеша, шагает по проторенной мощеной дороге и приходит к своей цели, даже не замочив подошв. А кто несется вперед с диким от ярости лицом, сметая на пути все препятствия, не взирая ни на что и на кого. Хищный, безумный, жестокий человек! Ты – болезнь земли своей! Ее проклятье и боль. Не смотришь в небо, насмерть уставившись себе под ноги в надежде подобрать чужое и спрятать в свой карман, пока никто не заметил. Кто наградил тебя жадностью и безжалостностью? Мать-земля, давшая приют и богатство? Лучше бы навек оставался ты нищим и неразумным, бродя по лесам на четвереньках и пугая волков дикостью нрава. Просыпаешься только за тем, чтобы чего-нибудь получить, украсть, отобрать. Спи лучше, и пусть сон твой никогда не кончается!..

Генриетта проснулась совершенно спокойной за свое будущее. Она знала, что всё будет так, как решит она сама. А выход из создавшейся ситуации нашелся сам в тот момент, когда она открыла глаза.

В нашей судьбе случаются эпизоды, во время которых мы знаем, что всё завершится для нас превосходно, несмотря на кажущуюся опасность или даже смерть. Мы словно прозорливцы, видим хороший исход и абсолютно не волнуемся на этот счет.