Шут герцога де Лонгвиля

– Жизнь слуги мало стоит, – бросила баронесса.

– Тогда, – Анри изменился в лице и со стуком швырнул в сторону сверток. – Я не собираюсь умирать из-за чьей-то глупой прихоти. Защищайтесь сами.

И дверь за ним хлопнула, как пощечина.

– Жерар! – воскликнула баронесса, призывая своего лакея. – Жерар, верни его сейчас же!

Заглянувший было в комнату слуга, быстро скрылся, а через считанные мгновения вернулся вместе с беглецом.

– Спасибо, Жерар, можешь идти, – сказала Генриетта и, выбираясь из постели, сказала Анри. – Не надо убегать и злиться. Ты пойми, что я настолько убита горем, что сама себе не отдаю отчета в собственных словах. Да, я была несносна и ужасно груба с тобой. Прости же! Пусть наша дружба не заканчивается столь нелепо. Ты бескорыстен, добр и преследуешь благородную цель. Бог будет тебя хранить, вот увидишь! Я свято верю в то, что ты уничтожишь этого человека.

– И сяду за решетку, – угрюмо промолвил юноша.

– Не говори глупостей! Никто не узнает, что это сделал ты.

– Почему-то я не разделяю вашей уверенности.

– Конечно, если ты станешь болтать о своих подвигах, – Генриетта развела руками. – Я тебе ничем не смогу помочь. Впрочем, – она засмеялась. – Тебе никто не поверит, даже если ты вдруг признаешься, что убил заядлого дуэлянта! Есть железное доказательство твоего вранья – замок Лонгвиль, из которого, это знают все – нет выхода.

– Хорошо, госпожа баронесса, – горько усмехнулся Анри. – Вы почти убедили меня в безнаказанности моих намерений. Теперь остается лишь убить кое-кого, и вы обретете свободу. Надеюсь, и я тоже?

– Иди, я очень волнуюсь за тебя!

Молодой человек вновь поклонился, заодно поднимая с пола брошенные вещи:

– Прощайте, баронесса. Если ваш жених меня проткнет, не слишком огорчайтесь, ведь господин герцог вскорости подыщет мне достойную замену, и вы не будете скучать.

– Как ты можешь так говорить! Я не переживу твоей смерти!

– Полно, милая госпожа! – усмехнулся Анри. – У каждого своя судьба. И если мне суждено умереть сегодня, так тому и быть.

– Было бы очень жаль! – прошептала Генриетта, когда юноша ушел. – Я к нему так привязалась…

Глава 28

Завтрак был плотен, продолжителен и оставлял приятные воспоминания. Герцог и до Лозен со слезами на глазах распрощались, граф галантно чмокнул пальчики госпожи де Жанлис и резво залез в седло с небольшой лестницы, любезно подставленной заботливым Жаном.

Норовистая графская лошадь сразу же огласила площадь замка звонким ржанием, всадник добродушно потрепал ее по холке и, напоследок махнув в сторону невесты пухлой рукой с отёчными пальцами, отправился в обратный путь. Опытный взгляд жениха не мог не уловить некое подобие тревоги на личине баронессы, но тут же самодовольство графа сочло это за проявление сердечной привязанности и нежелание расставаться с будущим мужем. Вчерашняя беседа была не в счет. До Лозен покинул Лонгвиль счастливейшим человеком. Он всегда это ощущал, когда одерживал какую-нибудь победу – над медведем ли, над кабаном, над свирепым волком или над женщиной. Да здравствует охота! Охота на Беззащитность! Это удивительно привлекательное занятие, особенно если ОНА не ждет вашего нападения! Подкрадитесь к ней сзади и накройте прочной сеткой, а потом можете шутить и смеяться, забавлять пленницу глупыми баснями и интересными случаями из вашей насыщенной приключениями жизни. Это укрепит вас в убежденности собственной исключительности: исключительная хитрость, исключительное коварство, исключительный цинизм! А потом убейте ЕЁ, как вам заблагорассудится, жестоко или щадяще, с кровью или с пеной у рта. И долго созерцайте на то, что осталось в ваших цепких руках – еще за мгновение до этого двигавшееся и имевшее теплоту и тягу к свету. Успеха вам, господа охотники! Удачной добычи! Только не окажитесь по случайности сами в положении жертвы. Так иногда бывает, когда вы слишком уверены в собственной безнаказанности. Вас может отыскать невежественный медведь или злопамятная когорта волков. И тогда уж вам будет не до охоты… Но не надо грустных мыслей! Мы обязаны всегда оставаться победителями – таковы правила охотничьего искусства, такова охотничья справедливость! Поэтому, дорогой господин граф, не берите в голову! Вы действительно одарены вниманием и заботой со стороны любящей невесты. И взаправду расставание с вами вызвало у нее тревожные чувства, волнение. Может быть, даже за вас…

Широкая, несколько раскисшая дорога вела всадника сквозь лесные заросли, значительно поредевшие от начинающихся холодов и злого осеннего ветра, мародерствующего на опустошенной земле. Лес казался покинутым домом, затянутым паутиной, из которого забыли вынести часть обстановки, обрекая ее догнивать под дырявой крышей неба. Шторы некогда богатых листвой веток были небрежно сдернуты с окон и болтались лишь кое-где, заслоняя скромную люстру-солнце.

Неинтересный, скучный путь. Граф пожалел, что из-за желания покрасоваться не прихватил с собой ни слуг, ни кареты.

– В конце концов, можно было оставить их в этом лесу! – мелькнула у него запоздалая мыслишка, но липкий страх тут же затормозил все мозговые процессы и заставил слегка приподняться в седле.

Впереди в сотне шагов от него выступила на дорогу высокая фигура человека в черном плаще. Плащ зловеще развевался на ветру, подобно свирепому флагу флибустьера, а под ним… Да, да! Ошибки быть не могло! Там торчала длинная шпага!

«Засада!» – метнулось внутри, и что-то жалобно екнуло в области переполненного желудка. Но от неожиданности неустрашимый граф даже не сообразил остановить лошадь или дать стрекоча обратно в замок. Поэтому с каждым мигом он оказывался все ближе и ближе к черному бандиту. Когда до неприятеля оставалось не более пяти шагов, граф вдруг опомнился и резко потянул за поводья.

Лошадь от подобного маневра встала на дыбы, и незадачливый всадник почувствовал, что падает. Руки, крепко державшие поводья, не сумели противостоять колоссальной тяжести тела, и господин до Лозен кувырком полетел из седла.

Когда спустя мгновенье он пришел в себя, то увидел, что черный разбойник подбежал к нему с явным намерением помочь поняться. Граф с презрением взглянул на его лицо, закрытое до самых глаз черной непроницаемой маской, а широкополая шляпа с густыми перьями цвета сажи скрывала всю верхнюю его часть. До Лозен достал из ножен кинжал, хотя, признаться, это было совсем нелегко, и взмахнул им в сторону человека в черном. Тот отошел.

Граф совершил попытку встать самостоятельно. В итоге это ему удалось, но не сразу и с большим трудом.

Теперь они стояли друг против друга. Вернее, враг против врага. Черный обнажил наконец-то оружие. Оказалось, что это шпага, как и предполагал граф. Но узор на ее эфесе говорил о том, что противник, желающий оставаться инкогнито, был очень богат и принадлежал к какой-то славной дворянской фамилии.

Теперь граф не трусил. Он, не спеша, прихрамывая на левую ногу, которую подвернул во время падения, подошел к своей лошади и вытащил из седельной сумки несколько мешочков золота.

Черный неподвижно следил за его действиями.

Граф молча протянул золото противнику, но тот не двинулся с места, словно не понимал смысла широкого жеста до Лозена. Это продолжалось несколько секунд. Наконец граф улыбнулся презрительной улыбкой и швырнул мешочки человеку в плаще. Туго упакованные кошельки, имевшие заметное портретное сходство с хозяином, грузно шлепнулись на землю. Граф ожидал, что этот его поступок взбесит врага, и тот сам полезет на острие его шпаги, которую он только что вынул из ножен и теперь поигрывал ею в прохладном жидком воздухе.

Но разбойник оставался недвижим.

Это вывело из равновесия терпеливого господина до Лозена, и он воскликнул с ненавистью:

– Кто ты, и чего тебе от меня нужно? Бери золото и убирайся к дьяволу!

Черная фигура приблизилась, из-под плотной ткани, закрывавшей лицо, раздался твердый голос человека, готового на всё:

– Оставьте ее, она не может принадлежать вам!

– Кто? – невольно переспросил граф.

– Та, с которой вы помолвлены вопреки ее воле. Вы знаете, о ком я говорю, – в глазах разбойника, темных и жестких, выразилась внезапная нежность.

– Но кто ты? – повторил свой вопрос до Лозен.

– Я прошу вас оставить ее, – словно не замечая его слов, повторил человек в плаще. – Она не сможет вас полюбить. Никогда! Вы вызываете у нее только отвращение. Если вы осмелитесь жениться на ней, она умрет.

– Это она тебе сказала? – уточнил граф и, ощутив эфес шпаги в своей руке, попытался совершить нападение на врага.

Только это получилось не очень удачным. Наверное, сказалось падение с лошади, а, может быть, количество съеденного за завтраком замедлило резвость опытного бойца. Противник же, в свою очередь, тоже взмахнул шпагой. Опомнившийся граф решил, что не подобает знатному господину драться неизвестно с кем, кто упорно уклоняется от того, чтобы открыть свое имя, и остановился.

Разбойник тоже замер, готовый отражать любой выпад господина до Лозена.

– Почему вы не продолжаете? – осведомился он у графа.

– Мы еще не успели как следует поговорить, – сдержанно заметил тот. – Вы так и не назвали, кто вы, откуда, кем приходитесь госпоже де Жанлис, а также не поведали о причине такого подлого нападения на меня: в лесу, один на один. Ведь подобные дела решаются в честном поединке с секундантами в качестве свидетелей. А иначе моя или… – он замялся, прежде чем продолжить, затем выдавил. – ВАША смерть будет расцениваться, как вероломное убийство на лесной дороге. Возможен довольно неприятный суд…

– Я не располагаю возможностью вызвать вас на дуэль.

– Почему? – моментально спросил граф.

– Потому что у меня мало времени.

– Вот как? И вы решили компенсировать его недостачу скорым и тайным убийством?