Петля Мёбиуса

– Кирилл, мясо на вкус, как Мишина дрисня, хрень полнейшая, – завозмущался Руслан.

– Да, неважное. – Миша крутил кусок в руке, даже не пробуя его перекусить беззубым ртом.

– Сам за собой убирать будешь, «неважное»! – начал Кирилл. – Это солнце на час вышло, я и за тряпками успел сбегать, и батареи настроить, и смородину поправить, и новую партию положить. Не нравится – не ешь.

– Кирилл, действительно мясо – плохое, – добавил и Ваня сочувственно.

– Собачье дерьмо! – весело поддержал его Илья.

– Кирилл, с тобой правда что-то не так сегодня. Миша вон лежит, воняет давно, а ты не чувствуешь? – Дарина пережевывала кусок мяса, который только что откусила.

– Братец, семья! Угощаю всех своей смородинкой! Выбрасывайте эти угольки, вас ждет настоящий кулинарный шедевр! – помпезно сказал Миша, похрипывая и смеясь.

– А когда он уйдет, я вам расскажу про Рыжего, а то будет своим старческим нудежом все портить. – задел за больное Миша, сам того не подозревая.

Кирилл молча собрал экскременты и вышел на освещенную костром улицу. Он выбросил их под куст брата, на секунду застыл и решил распределить удобрение между всеми шестью. Кирилл обтер тряпку об острый бетонный выступ рядом с корытом для грязных вещей и закинул ее к остальным таким же в воду, уже схватившуюся ледяной корочкой. «На следующем солнце постираю», – решил он, даже не заметив потасканную ель рядом. Затем направился к костру, перевернул прутья с нанизанным мясом и вновь замер, глядя на догорающие угли. Возвращаться не хотелось. Жизнь закончилась, думалось ему. Нового уже ничего не построить, остается жить по накатанной, не заслуживая своего прошлого и поэтому не надеясь на будущее после смерти и даже опасаясь его. Все это чувствовал Кирилл, но не мог понять себя и в костре пытался разглядеть подсказку. Волчье рычание вдали заставило пожилого мужчину моргнуть и сдвинуть с места голову. Нужно было возвращаться.

– Еще про озеро там было, в небе озеро. Хвилософия! В небе озер нет, – хвастался Миша, когда Кирилл входил в комнату. Илья и Миша спорили на потеху остальным.

– А дождь вона откуда?

– Из тучи.

– А туча вона, чем не озеро?

– Озеро! Ты попробуй туда нырни! Это хвилософия!

– Туча вона двигается, в нее сумей попади.

– Нет, Илья, отстань, я им про смысл жизни, а он на смех переводит.

– Кирилл вернулся, – услышал его тихое присутствие Ваня.

– А что так долго, смородина тяжела? – быстро переключился Миша, в его руках уже не было куска мяса.

– Давайте уже начнем с меня, должен испортить ваше хорошее настроение. С ветряками не выйдет. Нужен сильный ветер, у нас его почти не бывает, – с сожалением сказал Ваня. – Буду искать дальше, книга толстая.

– А мы несколько машин нашли, только прикатить сюда осталось, – мгновенно потеряв радостный настрой, сообщил Руслан. Парень понимал, что пробежаться с Дариной в ближайшие дни не получится, надежда лишь на проблески дневного света. – А с солнцем что? Оно теперь два раза будет выходить?

– Что принесли, Дарина, Кирилл, Илья? Сразу запишу, пока костер не догорел. – Ваня торопился, но знал, что если подгонять своих, то можно и нарваться.

– Мы тряпки и несколько штанов зато принесли. – Дарина чувствовала свое превосходство, и новость о ветряках даже ее порадовала. – Двенадцать больших тряпок и двое штанов.

– Двадцать тряпок. – Кирилл наконец присел на кресло.

– А чего вона у меня спрашиваешь? Ослеп еще? Я дерево принес и посадил. Оно вона колючее, от волка спасение, – опять начал спор Илья.

– А ты чем лучше волка? Сам донес бегом, не искололся, – поддел его Миша.

– А я ветку отломлю и в морду его маньячную запхну. – Все засмеялись над Ильей. – Всё? Больше аргаментов нет? Ваня, поехали. – Илья повез Ваню на улицу к свету костра, не дождавшись от остальных ответа или новых комментариев. Через две минуты они оба занимали привычные места в сторожевой.

– Появилась новая ночная дыра, – отметил Кирилл. – Целый час солнце. Если дальше так пойдет, жить станет проще.

– Да, ровно час светило, рекорд. Может, городские запустили тихую бомбу? – рассудил Ваня.

– Они могли, хотя не слышала о таких проектах. – Дарина опять почувствовала свое превосходство благодаря нужде в ее экспертном мнении.

– Вот и радивактивным белкам объяснение! – вспомнил Руслан.

– Надо бы проверить почву и предметы рядом, – осторожно предложил Ваня. У семьи было четыре дозиметра, и все ходячие отправились на улицу.

– Ну вот, все бегают, а ты на расслабоне, а то бежит он, бежит. Втирал мне тут. Еще бы посмотреть на это, – захрипел Миша.

– Чисто.

Шли дни, а солнце больше не удивляло. Как и раньше, оно выходило с востока примерно на двадцать – двадцать пять минут и опять заходило, погружая улицы Воронежа во мрак.

Глава 4

«Дзинь-дзинь! 12 Марта 2400 года, 0 часов!» – громко прозвучало из динамиков.

В кристально белой комнате ярким пятном горели две молодые и свежие головы на алом постельном белье. Головы освещались только что автоматически включившимися лампами. На стенах высвечивались цветные электронные фотографии, сменяясь через три минуты. Каждая пятая картинка – социальная реклама режима. На прикроватных тумбочках лежали черные повязки на глаза. Пахло мятой с корицей.

Храп Андрея не дал Наташе забыться во сне ни на минуту. Она ненавидела не только храп, но и всего его.

Двое молодых людей разошлись в противоположные стороны от спального места, открыли одинаковые светлые створки шкафов. Наташа скинула с себя алую кружевную комбинацию и, торопясь, надела белое белье, а за ним легкое струящееся платьице молочного цвета, как и большинство предметов ее гардероба. Затем девушка направилась к комоду и взяла расческу. Прядь за прядью она расчесывала свои каштановые волнистые волосы, а затем собрала их в низкий хвост на время утренних процедур. Андрей поменял красные обтягивающие трусы на бежевые и надел серые брюки, достал и кинул такого же цвета длинную рубашку-халат на кровать. А потом так же, как и Наташа, приступил к своей прическе. Свои длинные прямые рыжие волосы он заплел в косу, расправил плечи, глядя в зеркало, и глубоко вдохнул носом.

«Встаньте напротив зеркала, ноги на ширине плеч…» – зазвучал электронный голос. Они вдвоем подошли к общему зеркалу перед кроватью и, зевая, стали выполнять команды.

***

После генетического обследования в 9 лет Наташе разрешили завести семью. Огромное счастье для всех ее родных! Это большая редкость для Воронежа, да и, наверное, любого города. После ядерной катастрофы в 2093 году у девяноста процентов людей был поврежден генетический код, спустя время эта цифра только увеличилась. Выжившие бесконтрольно совокуплялись и создавали семьи, пока государства не взяли в свои руки демографическую проблему.

Для начала людей разделили на три категории. Первая, с необратимыми повреждениями кода, выполняла самую тяжелую физическую и умственную работу, в возрасте 9 лет таких, как правило, стерилизовали. В 99 процентах случаев внешние уродства этих людей были видны невооруженным глазом. Семьи детей первой категории выставлялись на посмешище, лишались заметной доли кислорода, переселялись в небольшие комнаты и, соответственно, в таких условиях умирали раньше. Пользы для общества от них не было.

Вторая – внешне здоровые люди, но с потенциально опасными для потомства болезнями в генетическом коде. Их тоже стерилизовали, но работу и досуг они выбирали себе самостоятельно, что им по душе, а их семьи сохраняли многие прежние привилегии, кроме кислорода для некоторых родственников.

Третья – здоровые, способные обеспечить городу хорошее потомство люди. Таких обязывали заводить семьи и всячески поощряли. Политические методы исправления демографической ситуации сработали: примерно с 2190-х население всех городов стало расти и росло до сих пор. Были и неофициальные законы, обязательные для всех жителей Воронежа, в частности постельные – для лиц третьей категории. Они передавались из поколения в поколение, в городах могли немного разниться, но в целом были очень похожи. Среди таких законов, например, цвет постельного белья на время зачатия ребенка, он мог быть алым, красным, фиолетовым или розовым; объем работы для мужчин снижался; дневной контакт между супругами минимизировался; ночью в комнаты пускали легкий запах феромонов. С момента фиксации беременности и до возраста ребенка в два года наступала «белая» пауза, после нее все начиналось вновь, пока супругам не исполнится по сорок лет. Обычно семья имела около восьми детей, но Наташина – исключение. У нее был только один брат и старые родители. Посмешище!

Когда Наташа узнала, что попала в третью категорию, она и ее близкие пришли в восторг, ведь теперь ее старший брат Антон мог участвовать в экспериментах по чистке ДНК (до которых допускались единицы). А если у нее родится здоровый ребенок, то родственники до третьего колена будут получать достаточно кислорода до ста лет. Из-за брата второй категории семья не могла получать кислород на всех. Антона в девять лет не стали стерилизовать, так как у него была маленькая сестра, внешне и по анализам обещавшая попасть к третьим. В четырнадцать, когда сестре было девять, его забрали на эксперименты на год, чтобы отработать механизм чистки кода для перевода в престижную категорию; порой это срабатывало. Эксперимент длился двадцать лет, но девятнадцать из них парень жил обычной жизнью в обществе вторых.

Общая тревога из-за лишения кислорода передавалась Наташе на интуитивном уровне. Их семью хорошо знали в городе, как и все семьи со здоровыми детьми. Жители искренне радовались, как казалось, их появлению на улице, про них снимали фильмы, писали книги, вешали повсюду их портреты. И тихонько посмеивались над их немногочисленностью. Мама и папа никогда не упрекали старшего сына и себя за генетическую ошибку и не сложившиеся зачатия, свой долг они выполнили, как сумели, можно было и умирать. Они жили в роскоши и подарили детям возможность тоже ею насладиться. Людям третьей категории не страшно умирать, не больно. Первые могут задохнуться от нехватки кислорода или от болезни в любой момент. Прямо на обеде или в лифте, за этим нелегко наблюдать. Такое ощущение, что перед смертью их специально выпускали из комнат на всеобщее обозрение. Конечно, это сказывалось на отношении к смерти вторых и третьих. Вряд ли кого-то пугал переход в новое измерение жизни, в котором, согласно «Гневу», имелись неиссякаемые источники кислорода, а для первых – шанс переродиться в человека другой категории. В «Гнев», так или иначе, верили почти все, а вот в физическую жизнь после смерти – почти никто. Ходили слухи о другом учении, что после смерти нет ничего материального, только дух и единение с Богом. Это уже походило на правду и очень нравилось первым. Что действительно пугало красивых людей, так это боль при смерти. После сорока любой третий мог обратиться в министерство с запросом о безболезненной смерти, например, если ему хотелось попасть в иной мир, или кислород был на исходе, или имелась какая-то неизлечимая болезнь. Что касается вторых, так они могли обратиться туда в любом возрасте, если, конечно, с ними не проводили эксперименты. Наташины родители не верили ни во что, поэтому умирать не спешили. Они по-настоящему наслаждались своей известностью, легкостью и превосходством. И как от всего этого отказаться? Ровно в сорок так поступили бабушки и дедушки Наташи и Антона. У них вера была покрепче.

Чтобы снизить накал эмоций из-за ответственности за будущее родителей, в пять лет девочка заинтересовалась экспериментами над человеческим организмом. Они проводились в центральной лаборатории, расположенной по соседству. Это было невероятное место! Стеклянные камеры с недвижимыми мумиями вымерших животных занимали несколько этажей. Тут не только ребенок, а и взрослый поражался масштабам, разнообразию экспонатов и их загадочности. На входе огромный слон пробил идеальный квадрат в потолке на два этажа. Его изогнутый хобот как будто зазывал: «Это только начало! Посмотри на нас всех!» Если нажать на кнопку перед камерой, то от слона отрывалась голограмма и изображала несколько типичных поворотов головы вверх и вниз, затем шаги, бег. Из отверстий лился запах потного меда. Далее слон останавливался и перед ним загорались кучка яблок и вода в лужице, он ел, высоко задирая хобот, испражнялся и засыпал на минуту. Голограмма исчезала. Если нажать на кнопку дважды, появлялась голограмма слона и слонихи, которые совокуплялись, а затем она сразу рожала маленького слоненка. Такие кнопки были возле каждого животного. Еще в камере стояли невысокие холодильники с генетическим материалом экспоната. Наташа приходила в восторг от ярких голограмм, приветливых обезьянок и маленьких кроликов. Ей хотелось всех по-настоящему оживить и потрогать или хотя бы стать испытуемой, чтобы с ними подружиться. Здесь изучали генетическое скрещивание животных и людей. Со времени открытия лаборатории в 2140 году не было ни одного удачного эксперимента, однако ее финансирование не прекращалось и делалась большая ставка на развитие всего человечества именно из этой комнаты. Зависимости от кислорода следовало положить конец! В 9 лет Наташе запретили участие в экспериментах; тяжелый интеллектуальный труд, соответственно, тоже оказался ей недоступен.

Со временем она забыла про свое детское любопытство и продолжила жить внушенной ей мечтой о будущей семье, лишь сохранив дружеские отношения со всеми сотрудниками лаборатории.

***