Петля Мёбиуса

– Вы арестованы, – прозвучали слова из железного рта робота над стулом девушки.

После трехсекундного ступора Наташа резко вскочила и побежала прочь. У нее было несколько минут, а может и часов, пока на сигнал об аресте отреагируют люди. Обеденное время играло ей на руку, ответственные за арест, возможно, куда-то отлучились. Птица летела за Наташей, но ничего не могла сделать. Обедающие с удивлением смотрели на местную знаменитость, в ошеломлении и страхе не пытаясь ее остановить. Повисла тишина. Наташа подбежала к дверям с надписью «Центральная экспериментальная лаборатория г. Воронежа» и скрылась за ними. Сначала тихий, шоковый бубнеж в столовой превратился в настоящий гул. Такой, что подъезжающего поезда уже не было слышно.

В лабораторию многие стремились попасть хотя бы раз в жизни, но еще никто так внезапно и резво туда не забегал. Сотрудники, кто мог, вскочили со своих мест и двинулись на непривычный шум. Стук шагов от них удалялся. Наташа бежала, встречая на пути кошек, лисиц, черепах, оленей. Девушка не успевала их разглядеть, но помнила наизусть визуальную карту лаборатории. Картинки животных сменялись в голове девушки каждую секунду. Она вспоминала их запахи и будто чувствовала непривычные в городе ароматы хлопка. Куда бежать – она не знала. На адреналине все идеи приходили из подсознания, и Наташа даже не успевала обдумать или усомниться в каждом решении. Животные сменились дверями с надписями. Девушка замешкалась, тут она бывала редко, да и надписи, скорее всего, поменялись.

На табличке «Утилизация» ее глаза замерли. Именно утилизация грозила ей в реальной жизни, разве это не подсказка?

Наташа подергала ручку двери, она не поддавалась. «Бежать дальше», – закономерная мысль. Но дверь открылась изнутри, девушка увидела знакомые лица.

– Топтунья, Урод! Я так по вам соскучилась! Помогите мне! – Она захлопнула за собой дверь и без сил опустилась на колени, а потом завалилась на правое бедро.

– Наташенька, прелестница, мы видим. – Топтунья показала указательным пальцем вверх. Там кружил робот-преследователь.

– Да уж, Топтунье-то повезло, а я здесь случайно оказался, – засмеялся Урод. – Я пожить планировал. – Его сиповатый смех попадал в ритм дергающегося кадыка на шее. А многочисленные висячие бородавки колыхались под свою никому не слышную мелодию.

– Ой, пожить он планировал, получишь раковую – вспомнишь, как случайно оказался, – заворчала на него ласково Топтунья. Под ее черной водолазкой на тонком теле выделялась горка выше груди. Она начала расти совсем недавно.

– Я шучу, Наташа, очень рад тебя видеть! Что случилось? – Урод отъехал к своему рабочему столу, подальше от девушки, чтобы целиком ее рассмотреть. Глазные яблоки мужчины прокрутились на триста шестьдесят градусов внутри орбит и вернулись на место.

Девушка пыталась отдышаться и не могла произнести ни слова.

– Чего к ней пристал? Что случилось? За третьими знаешь как следят? Каждое слово надо обдумывать! Наташенька, детка, чем тебе помочь? Ты меня проси, меня. – Топтунья тоже отъехала на своей коляске, готовясь рассказывать.

– Попей воды, она хоть и с радиацией, но в твоем положении… – Урод не знал, как закончить фразу, и лишь протянул стакан девушке, а затем вернулся на прежнее место. Наташа, обливаясь теплыми струями, стекающими со щек, стала жадно поглощать предложенную воду.

– Я, Наташенька, раковая теперь. Боли уже начались, а опиумы мне не дают. Выписывают, а присылают пустые коробки. Я им: «Что случилось?» А они один ответ: «Лучевые!» Ну какие лучевые? Они не знают, что это такое и как этим пользоваться! У них там своих забот хватает. Мясо живое жрут! – Топтунья активно жестикулировала. Словно компенсировала движениями рук парализованные ноги.

– Тихо, тихо. Ты думаешь, ей хочется твое нытье перед своей смертью послушать? – перебил коллегу хриплым голосом Урод.

– Перед какой смертью? Это мы, первые, опасные. А у третьих аресты по-другому заканчиваются. Они поболтают, поговорят, потом им укольчик успокоительный сделают и отправят рожать. А кому больше рожать-то? Уродов и так хватает. – Топтунья не теряла веселого настроя даже в нервном напряжении.

– Спасибо! – наконец вырвалось у Наташи.

– Ты сиди-сиди, Наташенька, отдыхай. – Топтунья сделала паузу и направила свою коляску к стеклянному шкафу. Повернувшись, она продолжила: – Так вот, про опиумы. Они их себе в министерство на последний этаж забирают. Ты думаешь, они что-то решают, договариваются? Была я там раз, давно еще. Еду в вагоне, а глаза-то у меня – один выше, другой ниже. Я за повязкой черной и увидела: выходит, круглый такой, глазищи большие-большие. Хохочет, а зрачки весь белок глаза закрыли. Я и смекнула: не уродство это, а наркотики. Все они там такие. Вот и последний этаж себе заняли. Не должны первые жить на этом свете, не по-божески получается. Они ведь потомки неверующих и сомневающихся. А эти за жизнь держатся, не верят в новый мир. И создают его себе прямо сейчас. – Топтунья открыла шкаф и достала оттуда шприц и небольшую ампулу с прозрачной жидкостью. – Ты, Наташенька, девочка смышлёная, но неверующая. Это грех, грех. – Шприц наполнялся снадобьем.

– Начинается! Ты с ума сошла с этой наукой. – Урод повысил голос на свою коллегу, но остался на месте, не пытаясь ее остановить.

– Мне уже все равно. Топтунья, Урод, жить, как раньше, я не смогу. Даже не говори, что там у тебя в шприце, – медленно произнесла девушка.

– Я и сказала: смышленая! Какие там уколы во время беседы колют, я знаю, сама их разрабатывала. Овощем станешь, как твой муженек. – Топтунья надавила на шток, и часть жидкости вылилась из цилиндра шприца вдоль иглы. Наташа поползла к старой подруге первой категории. После нескольких метров девушка смогла встать и медленно направилась к инвалидной коляске с пожилой женщиной с серыми волосами, торчащими из-под черной облегающей шляпы с тонкими полями.

– Чтобы ты ни сделала, я помню, как ты приходила ко мне, как смеялась, рассказывала про новые фильмы. Ты стала мне дочкой. Я тебя люблю. – Топтунья размахнулась и воткнула иглу прямо в живот девушки.

– Ай! – Наташа согнулась от неожиданной боли. Она рассчитывала, что укол будет сделан в другое место.

– Совсем старая стала! – рявкнул Урод.

– Старая и больная! Прошу заметить! Ну, промахнулась. Наташенька, от укола не умрешь. – Топтунья развернулась корпусом к шкафу и взяла еще один заправленный шприц. – А это для бодрости. – На сей раз игла угодила в правое плечо.

– Смотри, Топтунья, тебя за это мучительной смертью убьют, как ты и боялась. И меня за собой потянешь, бабка. – Урод окончательно утратил способность изображать веселость, его голос задрожал, а черный потрепанный костюм от движений зашелестел.

– На, возьми мой халат, думаю, справишься с ним. – Топтунья сняла свой длинный черный драповый халат и протянула девушке, а сама, оставшись в обтягивающей водолазке и протертых лосинах, поехала на коляске к прозрачной капсуле с надписью «Утилизация».

Наташа взяла халат и, словно не было только что двухкилометровой пробежки на самом высоком пульсе, направилась к Уроду.

– Спасибо тебе! – она накинула халат на голову Уроду и обвязала поясом его руки. Жертва даже не сопротивлялась.

– И тебе спасибо! – еле слышно произнес мужчина, ощущая тепло ее тела и безуспешно пытаясь к нему прикоснуться, Наташа уже стояла рядом с Топтуньей напротив большой капсулы.

– Мы поедем по наклонной горке, это почти безопасно. Подними меня по ступенькам. Когда мы спустимся, моя коляска может сломаться. Возможно, тебе придется меня нести. Еще на несколько часов твоих сил хватит для нас двоих. Беги налево от горки вперед, там должны быть лучевые. Беги и не останавливайся! Поняла? – Топтунья говорила быстро и уверенно, будто вынашивала этот план долгое время.

– Поняла. – Девушка с легкостью подняла коляску и занесла в капсулу, а затем сдвинула створки с внутренней стороны.

Два человека оказались в прозрачной трубе. Топтунья нажала на кнопку. Пол ушел из-под ног. Темнота. Наташа почувствовала резкий удар бедренными костями обо что-то твердое и покатилась с огромной скоростью в неизвестность. Так продолжалось несколько минут, пока не случился новый удар. На этот раз девушка упала всей левой стороной своего тела. Рука онемела. Наташа силилась шевельнуться. Сверху что-то мешало. Она попробовала сжать и разжать правый кулак – получилось. Попыталась развернуть локоть – не вышло. Тогда она с усилием попробовала снова – послышался звук вращающегося колеса.

– Топтунья! Ты здесь? Твоя коляска на мне. – Наташа спрашивала шепотом, боясь невидимого третьего лица. – Топтунья! Ау! Топтунья! – продолжила она чуть громче. – Топтунья! Ты жива! Топтунья? – Девушка долго звала свою подругу, в конце перейдя на крик. Никто не отвечал. Стало ясно, Топтунья мертва, или… «Я умерла! – с воодушевлением подумала Наташа. – Да, иной мир существует, он такой. Тут тьма и тишина».

Девушка встала, покачнулась, прошла пару шагов вперед и осмотрелась. Слева вдалеке виднелся голубой свет. Ее резко обдало холодом, и почувствовался невыносимый запах сырости.

«Нет, еще жива».

Наташа расстроилась и вспомнила слова Топтуньи: «Нужно бежать».

Она побежала. Дорога была непростой, но протоптанной. Девушку не пугали раскидистые засохшие корни деревьев над землей. Не пугали и острые слегка замерзшие глубокие лужи, колючие кусты. Все лишь указывало верную дорогу: слева куст – значит, следует взять чуть вправо, пенек посередине – нужно нащупать ровную дорожку с лужей безо льда. Откуда она все это знала? Нечто бессознательное вело ее вперед. Боли и усталости не было. Через несколько часов рассвело. Солнце пробивалось сквозь плотные слои мусора. Наташа выбилась из сил и упала без сознания. Лучи осветили ее пухлые синеватые губы, оттопыренный мизинец на сломанной левой руке, порванное теперь блекло-бурое платье, раскиданные по траве, будто только что уложенные, каштановые волосы, грязные разорванные мокасины одного цвета с платьем, виднеющуюся сквозь грязь и траву белую прозрачную кожу.

Глава 6

– На Урале, в городе Кургане,

в День шахтера или ПВО

направлял товарищ Каганович

револьвер на деда моего.

Выходил мой дед из кабинета

в голубой, как небо, коридор —

мимо транспарантов и портретов

мчался грозный импортный мотор.

Мимо всех живых, живых и мертвых,

сквозь леса, и реки, и века,

а на крыльях выгнутых и черных