Пятнадцатое воплощение. Исторический роман

«Дваждырожденный» не взглянул на жадно ждавшего ответа Рамалли, глядел на дальнюю пестроту цветущих лесов. С непоколебимой уверенностью ответил:

– Деление людей существует везде и всюду. В мире животных, людей, богов, демонов всегда возникает иерархия – распределение по низшим и высшим достоинствам. Кроме этого, все окрестные страны имеют более короткую историю, чем мы, и поэтому официальная разбивка общества на касты просто не успела там закрепиться.

– Но зачем нужно это деление?

– В упорядоченном мире легче жить. Обычные люди живут будто в постоянном отупении, без всякого понятия о смысле того, что делают. Косная невежественная масса большинства народа должна подчиняться указам высших наставников и руководителей. Без этого государство не сможет существовать. Само движение мира по круговороту времени градирует всё существующее, ставя во главе сильных и умных, всегда ведущих за собой всех слабых и малоспособных.

– Но справедливо ли это деление? Шудры и вайшьи, не говоря уже о хариджанах (неприкасаемых) часто недовольны своим положением, испытывают свою униженность по сравнению с двумя высшими варнами. Им запрещено многое, что позволено и доступно нам.

На Рамалли пристально обратились блестящие и строгие глаза брахмана, они – точно завораживающие глаза змеи. Глядя в глаза Рамалли, Вишнувирта отчеканил:

– Люди рождаются в низших варнах не случайно! Свои предыдущие жизни они прожили скверно и недостойно, и за это законом Кармы ввергнуты в низкую жизнь трудящихся, нищих, калек и преступников. Те из них, кто пойдут путем очищения своей жизни, в своем будущем рождении воплотятся в лучшей варне, а иначе они будут вновь и вновь воплощаться из худшей жизни в худшую, ибо действие всегда влечет за собой противодействие. Те, кто ропщут на предназначенный им удел, те еще больше уродуют свои души и совершают все более низкие поступки. Подобное всегда тянется к подобному, грязь – к грязи, свет – к свету. Вот почему, все дела низших каст запретны нам: мы должны не обращать внимание на низших людей, не общаться с ними, ведь их злоба и зависть – заразительны и разрушительны для них самих и для окружающих их людей.

– Но люди испытывают зависть и злобу в любой варне. Среди наших правителей этого очень много.

Удивленный его словами брахман снова обратил к Рамалли темную, изрезанную морщинами, маску лица. Его острый взгляд скользнул по лицу воина, точно провел по нему черту прохладной кисточкой.

Вишнувирта был неприятно удивлен словами Рамалли, но, подумав, признал некоторую его правоту.

– Да, низкие желания и поступки могут проникнуть в любую душу – стоит лишь им позволить это сделать, но мы, брахманы, всегда готовы указать правителям на их ошибки, – с гордостью сказал он.

Тогда Рамалли спросил:

– Может ли человек родиться в неподходящей ему варне?

Вишнувирта отверг это предположение.

– Нет, этого не может быть. Законы Кармы всегда абсолютно точны, безупречно выверены во всем.

– Но какой смысл во всем этом? – спросил Рамалли.

Мудрец снова перевел на него взгляд и даже слегка отклонился назад, чтобы лучше видеть его лицо – молча, держа руки на коленях, сидел. Потом изрек:

– Вся наша жизнь, смерть, война и мир, – это создание и отображение глубинных процессов, видимых лишь посвященным в сокровенные тайны бытия. Всем же остальным людям все происходящее в их жизни всегда кажется непонятным. Лишь настоящие мудрецы прозревают истинный смысл явлений жизни и смерти. Всем остальным это не дано, – не без торжественности заключил брахман.

Рамалли понял, что Вишнувирта непоколебимо уверен, что настоящее знание доступно только избранным людям, – не таким, как простой воин, но Рамалли все равно был очень благодарен брахману, что тот снизошел до ответов на его вопросы.

Беседы с умными людьми он запоминал, их слова жадно вбирал в себя.

Множество сказаний, вер, философских систем наполняло жизнь людей по всей Индии, и Рамалли чувствовал, что смысл, истину можно найти, что она всегда существует для ищущего, стремящегося к ней человека.

В следующем месяце находясь в столичном городке, где Дакшипатха собирал все свои воинские силы, готовясь к походу на западного раджу-соседа, Рамалли в свободное время не уставал слушать диспуты разных мудрецов.

Бродячий аскет-шраман отвергал авторитет Вед и право брахманов на духовное руководство народами. Он решительно утверждал:

– Мы не в состоянии постичь смысл событий, происходящих с нами, потому что единого закона для всех нет! Боги живут по-своему, люди – по-своему. Иногда их миры совпадают и пересекаются, но не более того. Боги смертны, как и люди, и их существование тоже наполнено всякими позорными делами. Поэтому они не достойны нашего поклонения. Преклоняться перед ними не стоит. Человек ничем не хуже их.

Он смотрел в глаза заинтересованно слушавшего Рамалли, точно в самую глубь раскрытой души, видел, что его слова доходят до Рамалли, – словно при блистании зари семена готовно падают в вспаханные борозды поля. Они сидели в саду перед небольшим прудом, и шраман показал на лотосы, чьей прекраснейшей ало-розовой красотой они любовались.

– В одном цветке лотоса больше истины, чем во всех Ведах! Зримый нами мир – это открытая настежь Книга Мудрости. И каждый при желании способен ее читать. Давно уже, Рамалли, я не подчиняюсь ничьим чужим убеждениям, следую лишь своим желаниям и порывам. Душа каждого из нас – свернувшаяся в клубок Вселенная – вся целиком!

– Ты говоришь поразительные слова!

Бородатый и густоволосый шраман только белозубо и радостно рассмеялся на его удивление и продолжал излагать свои головокружительно смелые идеи.

– В своих прозрениях я постиг много удивительных тайн. Жизнь Вселенной проносится быстрее мгновения, вся Вечность – всего лишь без конца повторяющийся один-единственный миг! Нет ни добра, ни зла, ни жизни, ни смерти, ни тени, ни света – всё это жалкие выдумки людей. Существует лишь прихотливо вьющийся поток Лилы-Игры, пронизывающий весь мир!

Шраман без устали излагал свои идеи всем, желающим его слушать. Его убежденность в своей правоте производила сильное впечатление на всех слушателей.

Шраман прилагал много усилий постичь Время – он считал его творцом и двигателем всего мира. Он познакомил Рамалли с понятием Времени-Калы. Символ Калы – вращающееся колесо дней, ночей, лет, тысячелетий.

Время создает, хранит и уничтожает мир. Боги, люди и все другие создания – всего лишь жалкие рабы Времени, рабски подчиненные ему. Но те, чья душа, воля и ум – сильны, всегда будут отказываться подчиняться диктату Времени. Шраман считал себя таким человеком, он сам стремился обрести власть над временем.

Раньше он жил и на севере и на юге Индии, а теперь шел на запад, чтобы в горных пещерах в длительных медитациях и аскезе предаться постижению новых тайн.

Понятие Времени стало сильно занимать мысли Рамалли. «Понимаю ли я уже смысл окружающей жизни, или еще нет? – спрашивал он себя. – Зачем я живу, и почему всё именно так, а не иначе?»

Дакшипатха собрал, наконец, достаточное войско и в разгар весны внезапно двинул его на западное княжество. Блистая дорогими доспехами, украшениями и нарядами шла в поход разнаряженная конница. У воинов – тщательно ухоженные тела и волосы, стройные станы украшены ожерельями и поясами. За почти женственной, тщательной ухоженностью их тел и лиц – привычная кровожадность наполняет души.

Кроме конницы войско составляли боевые колесницы и многочисленная пехота.

Первые отборные части, руководимые дядей раджи, после полудня подъехали, палимые горячим солнцем, к переправе через Бетв. Синие речные воды текли меж берегов, усыпанных цветущими лесами и зарослями. Пока переезжали реку вброд, произошла задержка, но очутившись на другом берегу, отряды вновь быстро двинулись вперед и несколько йоджан (одна йоджана – около 12 км) двигались вперед без всякой остановки.

Следующие несколько дней войско продолжало стягиваться к излучине реки Чамбал.

Кругом – равнинные места, буйная зелень лесов с манговыми, коричными, гроздичными зарослями. Саловые деревья с целебной корой, сандалы с душистыми цветами и белой древесиной. Стоял месяц мадху (март), и бесчисленные цветы коврами покрывали землю и деревья.

Посреди всей этой красоты раджи и их воины занялись войной и вели постоянные стычки.

Все окрестные правители гордо именовали себя царями, хотя владения их часто можно было окинуть одним взглядом.

Главное сражение произошло на приречной равнине за два дня до полнолуния месяца мадхава (апрель). Противник Дакшипатхи – раджа Харидатта из известного рода Маурьев, когда-то бывших царями древнего царства Аванти. Он выставил в бой всех своих воинов и нанял слонов у своих северо-западных соседей за рекой Чамбал.

Сражение началось с утра. На глазах своих правителей воины сражались охотно.

Пущенные вперед слоны Харидатты смяли первые ряды лучников, но завязли в середине пехоты. В это время помчавшаяся в обход конница Дакшипатхи громила правый фланг врага – теснила его в топкие прибрежные места, – но затем раджа отозвал конницу на помощь своему центру.

К вечеру войска разошлись на прежние позиции. На несколько дней завязался спор о победителе. Тогда призвали судьями уважаемых местных брахманов, и после недолгого обсуждения те решили, что битву выиграл царь Харидатта.

Дакшипатха отступил, но вскоре по дороге домой он и его военачальники, недовольные исходом похода, решили напасть на земли южного соседа. Предлог для нападения нашли в том, что здешний князь, проводя жертвоприношение во время прошлогоднего Осеннего праздника, своими неумелыми действиями оскорбил богов и брахманов. Придрались к этому и в тот же день вторглись, разоряя села и угоняя стада.

Царь Видохья, не растерявшись, ответил тем же: направил свои отряды разорять земли грабителя Дакшипатхи. Всё выходило по древней мудрости: «Ты идешь, завоевываешь земли врагов, враг приходит, завоевывает твои земли».

Всё лето с переменным успехом продолжались стычки.

После разгрома второй части войска Дакшипатхи Рамалли, раненый в руку и оставшийся без коня, убежавшего вместе с отступившей конницей, был вынужден в одиночку пробираться к своим. В обход дорог шел по краю зарослей, густо растущих вокруг озера, чья гладкая вода ослепительно сверкала под солнцем. Было жарко, но Рамалли не снимал доспехи, прикрывавшие его грудь, спину и живот. На нем – перевязь с мечом и кинжалом, а набедренной повязкой Рамалли затянул рану – чужое острие копья остро проскользнуло по его по левому боку, задев ребра. Ранка – неглубокая, и легкий воспаленный жар, наполнивший тело, порой даже чувственно приятен Рамалли.

Ночью перешел поле риса, на краю его улегся в борозду. Его воспаленному телу приятна прохладная, сочащаяся влагой земля. Погрузился в забытье.