Храни меня на вираже

Он больше не мог её слушать, поставил девушку на ноги и отстранился.

– Зачем ты врёшь мне? Как ты добралась? Это он тебя довёз?

В голосе Остапенко было столько боли, что Серафима растерялась.

– Я добралась на поезде…

– Тебя не было на вокзале!

– Правильно, я опоздала на поезд и села через час в Клюевке. К чему эти расспросы?! Я здесь, с тобой!

Тарас вздохнул и тихо продолжил:

– Забелин забрал тебя с банкета, дома ты не ночевала.

– Ах, вот куда ты клонишь, – грустно усмехнулась Серафима. – Кажется, я не давала повода сомневаться во мне. Откуда подозрительность и зачем слежка?

– Я беспокоюсь за тебя!

– А по-моему, ты просто ревнуешь! Пойдём, Волчок, гулять, – обиделась она и взяла поводок.

Прогулка с любимой собакой немного успокоила Серафиму, хотя на душе осадок остался, и немалый: Тарас ей не верил. Вернувшись, девушка нашла его в кресле, всё в том же подавленном состоянии.

– Хорошо, – уступила она, – если тебе будет легче, слушай. Меня вызвали в клинику, Забелин был единственным трезвым среди гостей. Он подбросил меня до клиники и дождался окончания операции. Потом мне стало плохо, и он отвёз меня к себе домой. Утром доставил к поезду. Всё! А, забыла: ещё покормил завтраком…

Тарас слушал и всё ещё недоверчиво смотрел на неё.

– Почему он не отвёз тебя к нам домой?

– Наверное, потому что я была в отключке и он побоялся меня в таком состоянии оставлять одну. Я бы так же поступила. Просто Забелин повёл себя как нормальный мужик.

Девушка говорила совершенно спокойно, без лишних эмоций, на что Остапенко всё больше и больше заводился.

– Конечно, он нормальный мужик! И реакция на тебя у него как у мужика – нормальная! – с горечью выпалил Тарас. – И не надо мне врать, что он оставил тебя ночью одну…

– Хватит думать и говорить про меня гадости! – наконец не выдержала и возмутилась Серафима. – Никто не смеет оскорблять меня!

– Просто я очень хорошо знаю Забелина! – взвился он и в порыве бешенства дёрнул ногой, как будто хотел ударить своего соперника.

Серафима вдруг замолчала и во все глаза смотрела на любимого.

– Тарас!..

– Что? Я прав?! – уже кричал он. – Я всё-таки прав?!

– Тарас!.. – воскликнула она восхищённо.

– Что «Тарас»?!

– Нога…– шёпотом произнесла она и опустилась на колени перед креслом. – У тебя нога двигается…

Ссора тут же захлебнулась, Остапенко осторожно приподнимал стопы, шевелил пальцами, пробовал согнуть колени. Глаза его были счастливые и безумные.

– Получается, Сима! Ноги слушаются меня.

День прошёл волнительно. Тараса осмотрел главный врач центра. Радостно потирая руки, он велел добавить в программу Остапенко упражнения на укрепление мышц ног и суставов. Ему оставалось ещё двадцать дней лечения в «Дубраве», врачи торопились закрепить и улучшить его результат.

– Вы, Тарас, гордость нашего центра! Не удивлюсь, если к зиме вы встанете на ноги.

После ужина Серафима заставила Тараса перевернуться на живот, провела неизменный свой сеанс. Потом, уставшая, прилегла рядом на спину и прикрыла глаза. Лежала так минут пять, потом открыла глаза. Он смотрел на неё нежным и укоризненным взглядом, потом вздохнул и отвернулся.

– Понятно… – догадалась она. – Всё ещё сомневаешься… Ладно. Я не буду оправдываться и доказывать, что я не верблюд.

Она встала, выгуляла Волчка, сходила в душ, вышла, расчесала волосы щёткой и, пожелав спокойной ночи, ушла спать за перегородку. Тарас тоже лёг, но не мог спать. В комнате повисло тягостное молчание. Он прислушивался к её дыханию, знал, что она не спит, ворочается, никак не может утихнуть. Прошло ещё несколько минут. Он услышал странные звуки, похожие на судорожные вздохи. С минуту он лежал в догадках, потом его осенило: она плакала, плакала в подушку, чтобы он не услышал… Тихо стуча когтями по полу, поднялся со своего места и ушёл за перегородку Волчок. Теперь Тарас знал наверняка.

– Сима! Не плачь, пожалуйста!

Она не отзывалась, из-за ширмы доносились только чавкающие звуки собачьего языка. «Ясно, Волчок слизывает слезинки. Утешитель пушистый…»

– Сима! Подойди, пожалуйста, ко мне! Ты же знаешь, мне сложнее… – громко попросил Тарас.

И снова молчание. Тогда он подтянулся на руках и пересел в инвалидное кресло. Минута, и он уже был рядом. Девушка лежала на боку, подтянув колени к животу и вытянув руку. Другой она гладила собаку за ушами. Лицо и правда было мокрым от слёз. Тарас почувствовал себя последним подонком.

– Прости меня… Я с ума схожу от ревности! Прости меня, дурака!

Он наклонился, сгрёб её в охапку, достал из постели и посадил к себе на колени, прижав к груди.

– Даже Забелин понял, что у него нет шансов. Когда же ты поймёшь, что у тебя нет конкурентов?! Что ты для меня самый…

Дальше она не смогла договорить, потому как он уже целовал её. Потом они перебрались в его удобную постель и полночи разговаривали о свадьбе, о ночном вызове в клинику, о сложной операции, о том, как она догоняла поезд. О подаренном платье Серафима умолчала, чтобы не ранить самолюбие своего мужчины.

Проснулись Тарас и Серафима поздно и только оттого, что Волчок стягивал с них одеяло: «Хватит дрыхнуть, я хочу гулять!» После ссоры, как после грозы, легко дышалось. Они как будто стали ближе друг другу. Впереди их ждали девятнадцать дней восстановления и дорога домой.

* * *

В последний день пребывания в «Дубраве» главврач пригласил Тараса и Серафиму к себе в кабинет.

– Кое-кто хочет с тобой поговорить, – загадочно подмигнул он Остапенко и набрал номер. – Илья Абрамович, он здесь, даю трубку.

Тарас понял, что сейчас будет говорить с профессором Шляхтером.

– Ну, здравствуй, боец! – весело поприветствовал он Тараса.

– Здравствуйте, Илья Абрамович! Спасибо, что не забываете.

– Как же, герой! Тебя забудешь! Помнишь свои слова? «Я не буду жить, так и знайте!»

– Погорячился, – вспомнил тот страшный день Тарас. – Каюсь!