Сколько раз доставалась соседским котам
от него! То уши порвёт, то искусает лапки.
Да что котам, орущим с пеной у рта?
Моего кота боялись даже собаки.
Он себе добывал из моего супа кур,
нанизывал мясо на острые когти.
Если бы я умела рисовать картины в стиле сюрр
или лечить людей, как Болотов в декокте.
Если б умела. Но я не лечебна. И не пишу
пушисто. Так предательски верно.
Так солнечно. Что заточенному карандашу
курится нервно.
Кот пропал в тот день, когда я бросила тебя.
Это было в декабре, в пятницу, тринадцатого.
Мы помирились в первых числах сентября.
Кот вернулся – вальяжно, гарацево.
По-Державински мудро, по-Пушкински так светло,
архидеево, архимедово. О, счастье,
это ты так дразнишь!
Отбираешь. Уводишь. А когда совсем сожгло,
даришь все семь Египетских казней!
Я же тебя выводила из себя
тетрациклином, зелёнкой. Бациллы. Ферменты.
А ты лежал у ног. Я кота, любя,
долго мыла в ванной. Где был он? А где – ты?
Кот орал. Царапался. Таращил глаза.
И однажды совсем не нарочно умер.
И в ту ночь мы поссорились. Так нельзя
ссориться ночью! Неумно, но шумно.
До сих пор мне слышится певучее, мяучее «привет»,
я выхожу на улицу, всем кискам «Виска-с»,
словно нищим на паперти горсть монет.
И тогда я вижу твой серебряный свет
близко!
***
Всех на суд приглашаю я свой. Да, я жду, приходите!
Это будет в четверг. Или вторник. О, как ноет темя!
Я не помню за что. Но звенит оглашено будильник.
Время!
Время камни сбирать. Время класть эти камни в корзины.
Что из ивовых прутьев, из листьев тугих винограда.
Ах, жена вы Троянская, место вам посередине,
Менелай будет в партере, в первом ряду три наяды.
Слишком много шипов и ножей вы мне в сердце кидали,
вдоль эпохи летят, пепелищей, где Троя сгорела.
Этот суд – мой последний. А ваш приговор на металле –
я не помню, чтоб золото кто-то дарил пред расстрелом!
Вы смеётесь, Троянка? Не я вам на сайте, на файле,
на портале вбивала осиновый клин в стиле excel,
я сама против стилей – футболок, заниженных талий,