не лучше, не хуже, не гаже.
Икарами рифма щедра!
Шопеном. Есенинской плахой,
повешенным шарфом, рубахой,
расстрелянным небом в упор.
И файл и портал нынче стёрт.
И клинопись нынче в ожогах,
я выращу ухо Ван Гога.
И – в порт.
Там матросики бродят,
охранники на теплоходе.
Девицам продажным привет!
Наташе, Катюше, Ириске.
Я вся в Прометеевых искрах,
во мне Прометей ранил свет!
Я нынче продажных люблю.
Тебя и простых проституток.
Мне больше ни больно. Ни жутко.
Мне больше никак. По нулю!
***
О, я знаю
из каких артезианских скважин,
из каких биополей, чаш, ковшей, караваев
наполняюсь по горло, по плечи даже
из каких бездонных, бескрайних. Я знаю!
Из каких веков я цежу эти соки,
по лицу как они, по одежде стекают.
Я пропитана сквозь. Мной пропахли истоки.
Берега и пороги. И вся топь земная.
Золочёные жилы вдоль скважин разверстых,
мировые деревья – дуб, ясень и ели.
В них колядки, стихи, басни, притчи и песни.
Здесь старушки-соседки. О, как они пели!
Голоса их сливались в один общий говор.
Где квадрат моих солнц, где овал моих марсов.
Словно я – оголённый под токами провод.
Как я насмерть ласкаю. Люблю также – насмерть!
Расписная пыльца по ладоням, запястьям,
словно милого письма исторгнуты. Только
не в конверте бумажном, пропитанном страстью,
не в кувшине из глины, разбитом на дольки.
Не в бутылке, что вынес на берег песчаный
океан, что искромсанный острою солью.
Я, как тот наркоман, мак грызу конопляный
вместе с болью.
О, я знаю каких скважин артезианских.
Даже знаю, как ветки я их обрубала,
позвоночники роз, башен вымах Пизанских.
Снова корни росли из кругов моих малых.
И к системе всех мышц, всех моих кровотоков