Вековая история. Из жизни Ивана Посашкова

И только вернулся в свою канцелярию, посыльный – срочно вызывает командир полка.

– Мне доложили, что твоя рота всю ночь пьянствовала?!

– Извините, товарищ полковник, кто доложил?

– А твоё какое дело?

– А потому что доложили неправду. Если это офицер, я буду с ним разговаривать по-офицерски. Он нарушил честь офицера.

– Ишь, какой ты задиристый!

– Я не задиристый, просто не терплю несправедливости. Если угодно, пойдёмте со мной на то место, где расквартированы солдаты. Или, если хотите, я всю роту построю и приведу сюда. Как прикажете.

– Построй роту в расположении.

– Есть!

Построил роту. Пришёл полковник. Солдаты все вычищенные, со свежими белыми подворотничками, побритые, всё как положено.

Полковник походил, поглядел…

– Так что, товарищ полковник, назовёте мне фамилию того, кто вам доложил?

– Нет.

– Как это понимать?

– А никак!

Повернулся и ушёл.

Вот какой подлец это сделал и зачем? Я знал, что мне подражали и завидовали. В моей роте была самая лучшая Ленинская комната, куда заходили с удовольствием. У меня солдаты ходили в вычищенных хромовых сапогах, в выстиранном отутюженном обмундировании. Я понимаю, что во мне «играла молодость».

Возвращаясь мысленно в детский дом, где мне пришлось побывать, я всегда вспоминал воспитателя, очень строгого мужчину. Дисциплина была строжайшая. Когда я, маленький мальчишка четырёх лет, ложился спать, всего один раз у меня оказались нечищеные ботинки. Воспитатель меня поднял и заставил вычистить обувь у всей группы – 20 пар ботинок! С тех пор на всю жизнь я усвоил, что обувку надо чистить и ставить на место!

Наверное, это и определило уже в военной жизни то, что у меня солдаты всегда были вымыты, вычищены, приведены в порядок, и пахло от них мужским духом, а не портянками.

Графин с водой

Запомнился такой смешной эпизод. Уже домой собирались. Офицеры обедали и ужинали в ресторане (ресторан был переделан под офицерскую столовую). И командиру полка оказалась непонятна одна ситуация. Все офицеры заходят в ресторан. На столах ни у кого спиртного нет, а выползают все оттуда на четвереньках. А на каждом столе стоял графин с водой. Так офицеры выливали воду, а заливали ракию – местную водку, а она по цвету, как вода. И сидели себе потихонечку, проводили политбеседу.

И уже в последний день подошёл к моему столу командир полка и спросил:

– Посашков, в чём дело?!

– Что, товарищ полковник?

– Почему они все выходят отсюда пьяные?

– Не знаю, товарищ полковник, может, до столовой куда заходят и принимают на грудь?

– Да нет! Тут что-то не так! Но ты можешь мне раскрыть секрет, всё равно же завтра уходим.

– Только ради того, что завтра уходим, мне и не хочется раскрывать секрет. Пусть сегодня досидят спокойно.

– Какое ты слово сказал? Досидят? Ага, значит, пока они сидят, здесь что-то происходит…

– Не знаю, товарищ полковник. Можете нас проверить.

А я сидел за столом со своими взводными. И у нас этот графин стоял. А у меня сердце аж зашлось. Ну, думаю, не дай Бог, полковник из нашего графина нальёт… Хоть под стол прячь! Но он поговорил и ушёл. А я быстренько из графина разлил. Мы выпили. Ну, пронесло!

И только когда на марше шли, на третий день вызвал меня к себе полковник.

– Так что же всё-таки там было в офицерской столовой?

– Товарищ командир, во всех графинах была водка. И официант всё время следил, чтобы они оставались полными. Поэтому вы никогда не видели полупустых или пустых графинов.

– Ну и безобразие! – только и смог сказать командир полка.

Членовредительство

Командир полка у нас, молодой и неопытный, на первый день назначил марш 60 километров – это вместо 20–25 км и не больше! Прошли! У солдат портянок не хватало, чтобы натёртые места замотать. Полк превратился в сплошной госпиталь! Потёртости между ног, потёртости самих ног, потёртости ступней… Полк оказался выведен из строя.

Собрал командир полка офицеров и спросил:

– Что будем делать?

Я ответил:

– Товарищ полковник, если мы не дадим возможности солдатам самим разобраться и найти способ, как двигаться дальше, нас всех ждёт беда. Нас будут судить за членовредительство. Мы по своему недомыслию вывели полк из строя.

– И что дальше?

– Дальше ничего. Надо, чтобы мы прошли завтра максимум 15 километров и с каждым днём прибавлять понемногу до тех пор, пока все солдаты не поправятся. Тех, кто не может двигаться, загрузить в санитарную машину и санитарные повозки. И только в этом случае мы сможем добиться того, чтобы они выздоровели. Иначе мы с ними просто до места не дойдём.

А надо было пройти 1 450 километров домой.

А домой идти было стыдно! Очень стыдно. Обмундирование изношенное, обувь изодранная – страх!

И что мы придумали со старшиной перед возвращением на родину? В Болгарии тепло, и зимнее нательное бельё не выдавалось. Остались у нас кальсоны и рубахи. Купили мы зелёной краски у болгар и перекрасили всё тёплое бельё в защитный цвет. Так заменили брюки и гимнастёрки на это вот крашеное бельё.

Когда проходили через населённый пункт, старались роту построить так, чтобы все эти крашеные и мазаные находились внутри, а во внешнем строю печатали шаг солдаты в настоящем обмундировании. Так и дошли к сентябрю до Одессы.

Ах, Одесса!

Одесса – город абсолютно неповторимый, не похожий ни на один из городов России и бывшего Советского Союза. Совершенно особенные люди и потрясающе своеобразные отношения. Если кто идёт по улице и несёт что-нибудь под мышкой, его обязательно остановят.

– А где вы это купили?