Премудрая царица. Историческая фантастика

– Слава Богу, – размашисто перекрестился царь. – А ежели сегодня вечером ко мне в опочивальню?

– Прикажи, государь, – слегка поклонилась я.

– Не приказываю – прошу. Истосковался без тебя, свет мой. И за Ивана тревожусь.

Похоже, Иван Васильевич пребывал нынче в спокойном настроении.

– Чем занималась сегодня, голубка?

– Сначала молитвенник читала. Потом княжна Ирина в гости пожаловала.

Царь слегка нахмурился.

– Опять жалиться на нее будешь?

Я покачала головой.

– Прости меня, государь, дуру грешную. Бес гордыней попутал. Сегодня отцу Василию покаялась.

– Значит, мир у вас с Ириной?

– Да и не ссорились мы, во всем моя спесь виновата. Она – супруга младшего наследника, значит, я ее должна почитать, а не она меня.

– Ну, она тебе тоже должна уважение выказывать, – совершенно размягчившись отозвался супруг. – А с Еленой не виделась?

– Там я тоже кругом виновата. Она вот-вот сына породит, а я к ней – не с добром, а с завистью. Сама-то еще не брюхата.

– Бог милостив – и ты понесешь в срок. Елена-то из Шереметевых, у них женщины, как кошки, плодятся, чуть ли не по два раза в год рожают.

И царь расхохотался, страшно довольный своей шуткой. Я позволила себе тихий смешок.

– Скажи мне, голубка, чего бы тебе хотелось к вечеру? Вина заморского, али фруктов каких необычных? Да что мы стоя-то беседуем?

И Иван Васильевич с комфортом расположился в самом удобном кресле. Я чинно присела на скамеечку у его ног.

– Чем попотчуешь, тому и рада буду, – уклонилась я от прямого ответа. – Дозволь, государь, рассказать тебе то, что сама слышала.

– Говори.

– Сказывают, что в стране Италии чудные ягоды есть под названием «рейзин». Сладости необыкновенной, а еще силы прибавляют, сердце лечат, чадородию способствуют. Вот бы достать…

– Сегодня же накажу послать в Вену нарочного. У них-то наверняка есть, с французами давно торгуют. Чаю, венский цесарь мне не откажет.

– Пошли, государь. Ты уж не серчай, что мне такая блажь пришла. Вот захотелось – спасу нет, во сне вижу.

Царь долго вглядывался мне в лицо, потом изрек:

– То примета добрая: либо понесла уже, сама того не ведая, либо понесешь вскорости. Будут тебе ягоды заморские, Марьюшка. Потерпи немного. Найду, чем сладеньким тебя сегодня побаловать.

Царь поднялся с кресла и я уловила легкую судорогу боли, пробежавшую по его лицу. Спина-то, небось, болит, а у него амуры в голове порхают. Что ж, совместим приятное с полезным.

Супруг благопристойно поцеловал меня в лоб и отправился по своим делам. А я хлопнула в ладоши:

– Эй, кто там есть!

Тут же вбежали две прислужницы.

– Чего изволишь, царица-матушка.

– Баню мне приготовьте, да не простую, а с разными ароматами. Сегодня вечером государь приказал мне к нему в опочивальню явиться. Нужно, чтобы я, как роза благоуханная была.

– Сей момент все исполним.

Девицы умчались, а вместо них явилась Агафья.

– Что это ты удумала, Марьюшка? Тебе еще отдыхать надо.

– С царем не поспоришь, Агаша. Да и в благостном расположении он нынече.

– Так-то оно так…

– Да у меня уже все прошло

– Ну, смотри сама. Потом не жалуйся.

– Не буду, – весело пообещала я.

Потом… потом был рай земной. Девки расплели мне косу, вымыли волосы в трех водах (две я не запомнила, а третья была розовая). Замотали голову чалмой из полотенца и принялись распаривать меня в травяных душистых настоях, точнее, в их пене. Потом окатили росной прохладной водицей и повели в светелку – сушить да расчесывать волосы, а после из короной в три обхвата на голове укладывать.

К великому огорчению Агафьи, краситься я отказалась наотрез. Ни белиться, ни румяниться, ни брови углем подводить, ни ресницы чернить. И так хороша. Но набившиеся в светелку ближние боярыни моего мнения не разделяли.

– Что же ты, государыня, к царю как девка худая пойдешь?

– Не как девка, – огрызнулась я, – а как жена послушная.

– Ну хоть щечки-то нарумянь.

– И так хороша!

Как выглядели женщины того времени, я знала еще до того, как в него попала… Превращаться в одну из окружающих меня боярынь я не собиралась. У них косметика из средства украшения стала средством устрашения. Белая маска из свинцовых белил, алые пятна на щеках, будто кто кистью провел, углем нарисованные брови… Нет, спасибо.

При этом, разумеется, мало кто связывал частые недомогания и раннюю смерть московских красавиц с «невинными» свинцовыми белилами. Температура, боль в животе, не проходящая по две-три недели, тошнота и бессонница объяснялись либо несвежей пищей, либо сглазом, порчей от недобрых людей. А на самом деле это была «свинцовая колика» от накопившегося в организме металла. Помочь им уже никто не мог.

Осуждение просто выплескивалось из глаз окружающих женщин, но слово молвить поперек никто не смел. Царица ведь! И матушка родная далеко, да и ее, поди, на послушает.

Но ведь государь зовет ее в свою опочивальню, и словечка не вымолвил, чтобы прихорошилась. Тут уж всем смириться приходится: перечить царю – себе дороже.

Зато нарядили меня так, что я вздохнуть не могла. Поверх нарядной рубашки еще и выходное платье, расшитое золотом и самоцветами. Весило это чудо не меньше пуда и удобно в нем было, как в каменном мешке. Но тут уж пришлось прикусить язык мне: не оборванкой же перед светлые государевы очи являться. Другие вон тоже на себя по десятку килограмм парчи, бархата и самоцветов носят – и ничего. Придется и мне потерпеть.