– Да со временем ни единой партии не мог выиграть.
– А ну давай, попробуем.
– Воля твоя.
Три партии подряд царь мне проиграл, что, разумеется, изрядно испортило ему настроение. Но у меня в рукаве был запасной козырь.
– Теперь, государь, ты опять можешь меня ночевать приглашать. Я спрашивала у батюшки, он дозволил.
Недовольная гримаса моментально слетела с лица моего супруга, и он с несвойственной ему вообще-то пылкостью схватил меня в охапку и повалил на ложе. Дождаться ночи терпения не хватило.
– Только вечером снова приходи, – просительно сказал он, когда мы закончили наши ласки. – Истосковался я по тебе, Марьюшка.
– А завтра утром кофе попьем, – лукаво сказала я.
Прошел почти месяц, прежде чем я набралась смелости рассказать мужу о признании царевны Елены. И причина для этого была веская: страх. Я поняла, что все-таки наконец забеременела и испугалась, что царевна Елена, ныне старица Леонида в Ново-Девичьем монастыре, повторит свою попытку отравить царя и царицу. Просто из мести и зависти.
Наконец, я решилась.
– Государь, – сказала я за ставшим уже традиционным кофе, – поговорить с тобой хочу. Вернее, попросить.
– Проси, сама знаешь, отказу тебе ни в чем не будет. Хотя ты и не просишь никогда ни о чем.
– Сейчас попрошу не гневаться и выслушать меня.
Брови царя сошлись на переносице. Дурной знак.
– Опостылел я тебе за этот месяц? – хрипло спросил он.
– Не о том думаешь, муж мой грозный. Зачем, по-твоему, царевич Иван, царствие ему небесное, в Александровскую слободу перед смертью ездил?
Царь пожал плечами.
– За ядом сильным.
– Что?!
– Они с супругой замыслили нас с тобой отравить. Очень царевна Елена боялась, что я забеременею. И не нравилось ей, что мое лечение тебе впрок пошло.
– Да ты в уме ли, Марья?
– Царевна сама мне о том сказала, когда после родов очнулась. Решила, что так ее Бог наказал за злой умысел.
– Правильно решила, – процедил Иван Васильевич сквозь зубы. – За такое я бы родного сына не пожалел.
– Если бы от яда уберегся, – вскользь заметила я.
– Так чего же ты хочешь? Елена постриг приняла, в монастыре грехи замаливает. А Иван вообще в могиле.
– Слишком близко от нас она грехи замаливает. А яд и в монастыре добыть можно.
– Теперь-то зачем?
– А затем, что у нас с тобой ребенок будет.
Какое-то время царь сидел в оцепенении, а потом повалился к моим ногам.
– Душенька, любушка моя, услышал Бог наши молитвы. Теперь я на тебя пылинке упасть не дам.
– Лучше сошли старицу Леониду в какой-нибудь скит подале. И чтобы ни с единой живой душой не общалась. Я боюсь.
– Не бойся, голубушка моя. Никто тебя пальцем не тронет.
На следующий день государь издал указ, от которого Москва вздрогнула. Половина – старшая – семейства Шереметевых отправилась прямиком на плаху. Остальные – в сибирскую глушь, где птицы на лету замерзают. А старицу Леониду, бывшую царевну Елену – в подземную камеру Белозерского монастыря, на хлеб и воду, с глухонемой послушницей в услужении.
– Говорил же я Ивану – не бери жену из Шереметевых. Род сей зело вреден и злокознен. Не послушал…
– Сердцу не прикажешь, – только и нашлась я сказать, ошеломленная жестокостью царской расправы.
Там ведь и дети малые, и старики. Они-то в чем виноваты? Знала бы, что дело так обернется, промолчала бы.
Бояре притихли до удивления. Молились по церквам за здравие царской семьи. И, как выяснилось, не зря: царевна Ирина, наконец, сообщила благую весть: в тягости она.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: