Остров Буян

– Сказывал.

– И рубль серебром тебе дал от Истомы?

– Брехал, окаянный! Купить хотел старую. Не от Истомы те деньги были. Клепал! – воскликнула бабка.

– Ин потом разберем – от кого. Ты, малец, теперь, сказывай, – обратился стрелец к Федюньке, – письмо в Рыбницку башню к Ульянке Фадееву нес?

– Нес, – насупясь и опустивши голову, буркнул Федюнька.

– И назад принес отписку?

– Приносил, – согласился мальчишка.

– Сидеть вам всею изменной семьей безотлучно, пока призовут в Земску избу к расспросу, – сказал старшина стрельцов. – Сказано при мирских понятых и при уличанском старосте, – подчеркнул он.

Стрельцы и понятые пошли к выходу. Вскоре шаги удалявшегося земского обыска стихли на улице. Дверь во двор осталась отворенной; из нее шел в избу ночной холод. Никто не запер дверь и не зажег светца. Все молчали. Только когда бабка громко вздохнула, Иванка, словно выйдя из забытья, тихонько промолвил:

– Эх, бабка, бабка!..

– Старая дура я! – громко воскликнула бабка. – Угадала ведь, Ваня, я, угадала, что он лазутчик, да сердце не повернулось. Мыслила так: Иванке скажу, и грех между братьями сотрясется. Горячая ты голова – погубил бы Первушку, а матке на том свете мука была бы какая! Опять же мыслила так: самой бежать в Земску избу? А что люди скажут? «Истома с Авдотьей не от достатка, не от богатства тебе кров и пищу дали – последним куском делились. Чем ты была? По папертям волочилась, давным бы давно без них смертью голодной загинула в богадельне. А чем же ты им отплатила? Сын без отца домой воротился, а ты на муку его послала!» Так-то, Ваня!

– Эх, бабка, бабка!.. – повторил Иванка.

– А чего он про бачку молол, что рупь от бачки, то набрехал. Прельстил он меня, лукавец, весточкой об Истоме…

Груня молча спустилась с полатей, притворила дверь, влезла обратно и улеглась без единого слова.

6

Груня в то утро зашла к соседке занять корыто – ей не дали. Бабка Ариша сунулась в лавку – ее прогнали из очереди за хлебом, и женщины ей кричали, чтоб она шла к Емельянову – он ей даст хлеба задаром…

Выйдя к воротам из сторожки, Иванка встретил Захара.

– Эх, Иван! – не здороваясь, произнес подьячий. – Кто бы ждал от тебя, Иван!.. – И он прошел мимо деловой поступью, направляясь в Кром.

Когда Иванка сказал об этом дома, передразнив походку и голос Захарки, бабка Ариша остановилась среди сторожки, поставила на пол горшок, который несла от печи к столу, села на лавку и прошептала:

– Детки, убей меня бог, Захарка был у Первушки!.. Господи!.. Самый Захар!..

– Что же ты молчала вчера? – вскочил Иванка.

– Стара стала, – всхлипнула бабка Ариша, – стара да глупа. Не признала вначале. Он не в своем приходил одетый да кособочился весь…

И, уже поставив горшок на стол, бабка села в сторонке, в общем молчании был слышен ее шепот:

– Он был, анафема, он… Захарка!..

– В Земской избе скажи, – сурово велел Иванка.

– Под пытку пускай поставят, под пыткой скажу! – воскликнула бабка. И, не по-старушечьи быстро собравшись, без обеда ушла из дому…

Но ее не стали пытать. Над ней посмеялись в Земской избе и прогнали вон, чтобы приходила, когда позовут, вместе со всеми.

– Неладно, старуха, затеяла, – сказал ей дворянин Иван Чиркин, сидевший в Земской избе. – Скажи своему Иванке – неладно тебя научил! Ступай, а заповедь божью помни: «Не послушествуй свидетельства ложна!»

– Крест целовать готова! – вскричала бабка.

– То горший грех, – поддержал дворянина старый поп Яков Заплева.

После обеда вся семья сидела дома без дела, дожидаясь возвращения бабки из Земской избы. Наконец пришла бабка в горьком сознании бессилья. Сморщенное темно-коричневое ее лицо было мокро от слез… Она без слов опустилась на лавку, и никто ни о чем ее не спросил, только Груня поставила перед ней миску со щами и положила ломоть хлеба. Но, не тронув еды, бабка сидела целый час у стола, и никто не сказал ей ни слова…

Вечерело. По улице с песней прошла молодежь… Железные лопаты, ломы и топоры были у всех на плечах – это после дневной работы собрались уличанские отряды на вечернюю работу по укреплению города.

Проходя мимо домов, каждый вечер выборный позывщик стучал в окошки, и из каждого дома выбегал уже готовый к работе парень. Так каждый день выходил и Иванка, едва успев возвратиться из кузни.

В тяжелой мрачности и унынии проведенный день сбил его с толку. Он потерял ощущение времени. Услышав песню парней, он быстро выскочил, подхватил рукавицы, надвинул шапку и, захватив лопату, шагнул в сенцы.

– Иванку Истомина кликнуть?! – услышал он возглас с улицы.

– А ну их, изменщиков! Брось, не зови! – отозвался второй голос.

И Иванка услышал, как пустился бегом от дома позывщик…

«Пойти самому? Не пойти?!» – подумал он.

Громкая песня парней раздавалась уже в отдалении.

Иванка швырнул на пол лопату и молча прислонился к стене головой… Чувство обреченности и одиночества больно сдавило ему грудь и горло…

Иванка был не в силах сидеть дома, несмотря на предупреждение земских людей. Он давно не встречал Гаврилы. Пойти к нему, рассказать ему все… потребовать от него защиты… В другое время Иванка зашел бы к Кузе, но Кузя был послан Томилой в Опочку и Остров в Земские избы, да так пока и не возвратился…

Идя к дому хлебника, Иванка готовил заранее все упреки, какие обрушит он на Гаврилу. «Ты сам не велел говорить про Первушку. Я бы сказал про все – кто бы меня попрекнул! И бабка знала бы, что Первушка корыстник, и в дом его не впустила б. Ты один виноват во всем – ты и скажи земским выборным, что не изменная наша семья…»

Иванка стукнул в дверь, вышла жена Гаврилы.

– Дядя Гавря… – начал было Иванка…

– Какой он тебе дядя! – оборвала его женщина. – Уехал Гаврила Левонтьич по земским делам. В городе нету…

«Когда вернется?» – хотел спросить Иванка.

– А коль что надо – ступай к нему в Земскую избу. А в дом пошто лезешь!.. – добавила женщина.

У Иванки перехватило дыхание, горло сдавило. Он сам не помнил, как повернулся от дверей, как не шел, а бежал по улице, сталкиваясь с прохожими, натыкаясь на тумбы и вызывая смех ребятишек, поздно заигравшихся в один из первых теплых майских вечеров…

Он не смел пойти в дом кузнеца, думая, что вместе со всеми другими и Аленка считает его предателем.

«Повидаться бы с ней на часок, рассказать бы ей все – неужто она не поверит!» – думал Иванка. Но как повидаться, как прийти в дом кузнеца, который вместе с другими в Земской избе уж, верно, корил их семью за измену городу и предательство… И Иванка поздно бродил один по темным пустеющим улицам, пока не начали запирать решетки. В последний миг он все же решился зайти к Аленке…