– Ты это… давай побыстрее, – слышится голос Димы. – Если так будешь ехать, менты нас точняк остановят. Подумают, мол, пьяный старается ехать аккуратнее. Газуй, здесь ограничение шестьдесят. А то мы так до города никогда не доедем.
Катя увеличивает давление на педаль газа. Машина набирает ход. Сумерки набирают силу, видимость становится хуже. Но Катя не спорит. Она еще только учится водить. У Димы стаж – целый год, ему виднее. Если бы он еще был повнимательнее… и трезвее.
Впрочем, поездка протекает хорошо. Катя ни разу не заглохла, не выехала на встречную полосу, не запуталась в коробке передач. С такими навыками можно смело поступать в автошколу. Правда, она сомневается, что отец разрешит.
До города остается меньше пяти минут езды. Со стороны пассажирского сиденья слышится шорох. Дима тянется к приборной панели, пару раз тычет мимо нужной кнопки, затем у него получается. Стекло с его стороны плавно уходит в дверь.
– Что-то мне совсем плохо, – говорит Дима и высовывает голову в окно.
Сперва Катя думает, что он собирается проветриться, но протяжные кашляющие звуки рвоты дают ей понять, что она не права.
Теперь придется отмывать машину. Хорошо, что не ей.
– Может, мне остановиться? – спрашивает Катя. – Дима, я лучше приторможу.
Он не отвечает. Тело недвижимо висит на двери, голова снаружи. Она поворачивается к нему, спрашивает вновь. В этот момент впереди на дороге мелькает силуэт в полосатой футболке.
Катя замечает его лишь краем глаза, но мозг пытается подсказать – силуэт слишком маленький для взрослого человека, а машина едет слишком быстро.
Она выкручивает руль вправо, автомобиль кидает в сторону. Через секунду слышится грохот и мир вокруг гаснет. Затем плавно, с шипением появляется вновь. Катя не сразу понимает, что сдувается подушка безопасности.
Лобовое стекло покрыто трещинами, сквозь которые невозможно ничего рассмотреть, кроме бетонного столба, словно вырастающего из машины. Из-под капота поднимается серый ручеек дыма.
Катя поворачивается к Диме. Он не двигается. Левой стороной головы он тесно прижат к краю оконного проема. Череп в месте соприкосновения деформирован, напоминая гнилую картофелину с ямкой от лопаты.
Она продолжает звать Диму, в надежде, что он очнется. Затем, втягивает тело внутрь и пронзительно кричит.
Левая половина лица представляет собой сплошную кровавую вмятину. Глаз выглядит неестественно крупным, он навыкате торчит из черепа.
Катя чувствует, как перехватывает дыхание. Она толкает дверь и вываливается наружу. Следом к ней приходит воспоминание о подозрительно маленьком силуэте, бегущем через дорогу.
Она заставляет себя встать. Получается не сразу, перед глазами висит пелена. Она медленно обходит автомобиль.
Между бампером и бетонным столбом зажат мальчик лет семи. Полосатая футболка густо пропитана кровью. Пространство между столбом и автомобилем настолько узкое, что Катя сперва не понимает, как он туда поместился. Она ужасается своим мыслям.
Мальчик еще жив. Он смотрит на нее непонимающим, полным боли взглядом. Пытается что-то сказать, но рот открывается без звука, как у рыбы, выброшенной на берег.
Катя судорожно роется по карманам, пытаясь найти телефон. Дрожащими руками набирает номер экстренной службы.
К тому времени, как в трубке раздается голос, мальчик умирает.
Глава 15
На последних словах своей истории Катя не смогла сдержать слез. На поляне посреди леса стояли четыре человека, каждый из которых хранил молчание.
Она не хотела рассказывать про то, что случилось после. Как весь город ополчился против нее. Как по всем телеканалам журналисты смаковали жестокие детали этой новости. Как из-за травли ей пришлось удалить страницы из всех социальных сетей.
После этого, угрозы из интернета перетекли в реальный мир. Ей разбивали стекла в квартире, гадили под дверь, поджигали почтовый ящик. Отец рвал и метал, писал заявления в полицию, но все это было без толку. Против Кати ополчились все.
Она не стала рассказывать и про то, что последние несколько месяцев не может заснуть без хорошей дозы снотворного. Про то, как таблеток становилось все больше и больше, равно как и пустых пузырьков от них. Иногда Катя размешивала снотворное в алкоголе. Лучше всего подходило виски с колой. В один из таких моментов она проспала больше двадцати четырех часов, а когда проснулась – думала, что умерла.
Нет, про это она рассказывать не будет. По крайней мере, не сейчас.
Она ощутила сначала легкое прикосновение, а затем объятия, от которых ей стало немного легче. Это был Максим. В его взгляде не было осуждения, только грусть и сочувствие.
– Не переживай, хватит, – мягко произнес он. – Это был несчастный случай. Ты не хотела никого убивать. Такое могло произойти с каждым.
– Это не так, ты ведь понимаешь, – ответила Катя. – Я действительно виновата. Села за руль без прав. Вечером. Да еще с пьяным парнем в роли наставника! Тут и без дара ясновидения можно было догадаться, что произойдет трагедия. Отец, конечно, каким-то образом договорился с полицией, и дело замяли. Помню, как следователь смотрел на меня с отвращением, когда подписывал постановление.
Она подавила желание разрыдаться.
– А травля так и не прекращалась. Соседи, журналисты, родители мальчика… Невозможно было выйти из дома, чтобы на меня не набросились с оскорблениями. Про социальные сети я и не говорю.
Катя чувствовала себя гораздо спокойнее. Может, из-за объятий Максима. Может, из-за того, что выговорилась. Где-то за спиной кашлянул Доминик, привлекая внимание.
– Теперь вы видите, я был прав, – удовлетворенно сказал он. – Седой, Аделина, Катя. Все они – убийцы. Прошу прощения, я говорю это только для констатации факта. Не для того, чтобы обидеть. Вот я и нащупал причину, по которой мы все собрались.
– А ты кого убил? – бросил Максим.
– Ну-у, энергомантами так просто не становятся. Всегда нужна какая-то темная история. Трагедия, так сказать, которая открывает двери потустороннему.
– И что же это за трагедия? Я вижу, ты не собираешься нам поведать?
– Почитай в интернете на досуге, – махнул рукой Доминик. – Там все про меня есть. Среди кучи фейков может и найдешь правду. Да и вообще, не пора ли нам уже убираться? Никого не беспокоят, скажем, волки или чудовища, преследующие нас?
– Зачем нам интернет? У нас ведь есть Аделина, – сказала Катя.
Аделина была занята делом поважнее. С помощью камеры смартфона она пыталась рассмотреть багровый разрыв на щеке.
– Он отравил своего отчима, – она тронула рану рукой и поморщилась. Не могла перестать это делать.
На лице Доминик появилась мрачная ухмылка.
– И он это заслужил. Когда этот мерзавец нажирался, то лупил меня и мою маму. А нажирался он каждый божий день. Маму он бил особенно жестоко. Иногда она не могла встать с кровати неделями, а мне приходилось бегать в магазин и готовить для всех. Даже для этой свиньи. Хотя, кроме водки он почти ничего не ел, – с отвращением заметил Доминик. – В один прекрасный день, я стащил у бабушки пачку таблеток от сердца и размешал их в водке. Коктейль получился на славу. Ночью у мерзавца случился сердечный приступ, но скорую помощь я, конечно, не вызвал.
Доминик выдохнул. Когда он откинул прядь волос со лба, рука дрожала.
– Знаете, почему меня не посадили? Мне было всего тринадцать. Я должен был ходить в школу, как нормальные дети. Не заниматься убийством. Даже забавно, что расплата наступает десятилетие спустя, – горько сказал он. Затем посмотрел на Максима: – Ну что, герой? Теперь твоя очередь рассказывать!
Вместо ответа Максим потянулся за пистолетом. Его взгляд был напряженным и сосредоточенным.
– Эй, приятель! Ты что такой нервный? – Доминик дернулся в сторону, но понял, что Максим смотрит не на него.
Он вглядывался в лес. Катя посмотрела в том же направлении, но не заметила ничего странного.
– Доминик, у тебя еще есть что-нибудь, наподобие того дыма, который ты пустил в поезде? – тихо спросил Максим.
– Найдется пара трюков в рукаве.