Последнее испытание

Опираясь на трость с набалдашником из слоновой кости, Стерн делает шаг в направлении присяжных.

– Несмотря на легковесные замечания с моей стороны, – продолжает адвокат, – я уверен, что вы понимаете: для доктора Пафко этот судебный процесс – дело нешуточное. Вы слышали прекрасное вступительное слово моего друга Мозеса Эпплтона, предваряющее разбирательство.

Стерн указывает рукой на стол, за которым сгрудились представители обвинения. При этом Мозес, квадратный мужчина в готовом костюме, купленном в каком-то универмаге, кривит губы в некоем подобии недоверчивой улыбки. Он явно расценивает комплимент Стерна как тактический маневр, каковым он на самом деле и является, но в то же время не может отрицать и того, что слова адвоката не лишены искренности. За долгие годы противоборства с Мозесом, проведя с ним полдюжины процессов, Стерн уяснил, что федеральный прокурор в своих выступлениях обычно демонстрирует невозмутимость и прямоту, которые вызывают доверие у большинства присяжных – если не считать откровенных расистов.

– Мистер Эпплтон в общих чертах изложил аргументы и доказательства, которыми будут оперировать представители гособвинения, – гнет свое Стерн. – По его словам, компания «Пафко Терапьютикс», которую иногда сокращенно называют просто «ПТ», в течение почти целого десятилетия работала над созданием лекарства против рака под названием «Джи-Ливиа». И это истина. Неправдой же является заявление мистера Эпплтона о том, что препарат получил одобрение Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов в ускоренном порядке. Причем это якобы произошло по той причине, что доктор Пафко сфальсифицировал данные клинических испытаний «Джи-Ливиа», скрыв серию неожиданных смертей пациентов. Однако вам предстоит узнать, что Кирил Пафко ничего подобного не делал. Тем не менее мистер Эпплтон настаивает на том, что благодаря этой якобы имевшей место «фальсификации» цена пакета акций компании «ПТ», принадлежавшего доктору Пафко, выросла на сотни миллионов долларов – несмотря на то что жизни семерых пациентов с онкологией, имена которых перечислены в тексте обвинения, преждевременно оборвались. В итоге обвинение напустилось на моего подзащитного, семидесятивосьмилетнего ученого с мировым именем, с такой страстью, словно речь шла о главаре мафии. В пункте 1 подготовленного ими документа имеется даже некая весьма странная формулировка «рэкетирование». Этот термин включает в себя целый набор грубых нарушений федерального законодательства и законодательства штата. В общем, Кирила Пафко обвиняют в мошенничестве, которое обозначено в документе несколькими разными словами, использовании инсайдерской информации в биржевых торгах и, в довершение всего, как будто этого недостаточно, в убийстве. В убийстве, – с нажимом повторяет адвокат, после чего на несколько секунд умолкает, стоя совершенно неподвижно. – Нет, это в самом деле не смешно.

Сделав для пущего эффекта небольшую паузу, Стерн бросает взгляд на Марту, чтобы понять, насколько хорошо он справляется с делом. Если бы он действовал по уже давно отработанному сценарию, то на начальной стадии процесса перед присяжными выступила бы именно Марта. Но она вежливо уступила это право отцу, сказав, что ему должна быть предоставлена возможность провести максимальное количество времени на сцене в ходе последнего юридического спектакля с его участием. Стерн, по правде говоря, подозревает, что ее не очень-то заботит их клиент и что она рассматривает участие в процессе как некую блажь своего отца, который, по ее мнению, ввязался в это дело либо из чистого тщеславия, либо из-за недооценивания собственного возраста, либо по обеим этим причинам. Марта в самом деле считает, что суд над Пафко может оказаться для Стерна испытанием, к которому он на данный момент уже не готов.

В защиту своей позиции Марта могла бы сказать, что это дело однажды уже чуть не убило Алехандро Стерна. Восемь месяцев тому назад, в марте, он попал в аварию на федеральном шоссе, возвращаясь со встречи с одним из свидетелей из числа работников компании «ПТ». В результате столкновения «Кадиллак» Стерна вылетел в глубокий кювет. Когда Стерна в карете скорой помощи привезли в больницу, он не приходил в себя. У него обнаружили субдуральную гематому, то есть скопление крови под внешней мозговой оболочкой. Диагноз потребовал срочного нейрохирургического вмешательства. В течение нескольких дней Стерн страдал спутанностью сознания, но теперь, по словам врача-невролога, результаты сканирования мозга нормальные – по крайней мере, для человека в возрасте восьмидесяти пяти лет. Марта опасается, что травма могла негативно сказаться на квалификации ее отца, но Кирил, у которого, в конце концов, тоже есть медицинское образование, продолжает настаивать на том, чтобы его защитником на процессе был давний друг. Справедливости ради надо отметить, что Алехандро Стерну всегда удавалось полностью раскрыть свои лучшие качества именно в зале суда. Кроме того, сам старый адвокат знает, что именно в ходе судебного процесса, когда правда начнет одерживать верх в отчаянной борьбе с противной стороной, он получит стимул представить себя в самом выгодном свете и сработать на пределе своих возможностей.

До этого в течение пятидесяти девяти лет Стерн подходил к каждому из процессов так, словно перед судом представал не только его клиент, но и он сам. Такой режим работы ежедневно высасывал из него все душевные силы. По этой причине теперь, ложась в кровать, он спит неспокойно, то и дело просыпаясь, и ему все время снятся свидетели. Самый тяжелый момент перед судом по делу доктора Пафко, как всегда, наступил утром непосредственно перед началом процесса (у артистов это обычно происходит вечером перед премьерой спектакля). Беспокойство грызло душу и сердце адвоката, словно голодная крыса. В офисе царил бедлам. Внучка Алехандро Стерна, Пинки, громко выражала свое недовольство по поводу каких-то проблем со слайдами, подготовленными для демонстрации во время первого выступления пожилого адвоката на процессе. Марта сновала туда-сюда из конференц-зала, давая последние инструкции по поводу исследовательской работы четырем молодым юристам, временно прикомандированным к фирме «Стерн-энд-Стерн». Вондра, помощник Стерна, то и дело врывалась в кабинет босса, проверяя, все ли нужные бумаги упакованы в чемоданчик, который он собирался взять с собой на первое заседание суда. Между тем в коридорах весь вспомогательный персонал, казалось, был занят строительством пирамиды, загружая на длинную ручную тележку громадные чемоданы с документами и офисным оборудованием, которые также потребуются защите в суде. В те редкие мгновения, когда его все же оставляли одного, Стерн пытался сфокусировать внимание на своей вступительной речи, чтобы как можно четче зафиксировать ее в памяти. Однако все эти усилия пошли прахом, когда в офис фирмы для последнего брифинга прибыли Кирил и Донателла. Для его проведения Стерну пришлось выбросить из головы все остальное и сделать над собой огромное усилие, чтобы излучать спокойствие и уверенность.

И все же это была та жизнь, от которой ему очень не хотелось отказываться. Вопреки публикациям таблоидов, мотивами, которые заставляли его продолжать работать, оказались не самолюбие и не деньги. Мотивы эти имели более личный и сложный характер. Дело в том, что, какими бы частыми и жестокими ни бывали разочарования, которые Алехандро Стерн испытывал, занимаясь юридической практикой, он тем не менее обожал свою работу. В этом и состояла правда, простая и незатейливая. Суета, бесконечные телефонные звонки, моментальные озарения, случавшиеся во время распутывания сложнейших узлов из человеческих пороков и существующих законов и правил – все это было ему по вкусу. И потом, его клиенты. Его клиенты! Для Стерна не существовало ничего, что привлекало бы его сильнее, чем призыв о помощи от человека, попавшего в отчаянное положение. В начале своей юридической карьеры он охотно откликался на зов какого-нибудь хулигана, попавшего в камеру полицейского участка. Теперь к нему чаще обращались бизнесмены, на пороге дома которых вдруг появлялись федеральные агенты. В таких случаях он всегда произносил с величавым спокойствием супергероя: «Ни с кем не говорите. Я очень скоро буду у вас». Что это? Откуда такая невероятная готовность помогать людям, которые зачастую были негодяями, старавшимися избежать наказания, причем часто – даже по мнению Стерна – заслуженного? Тем, кто нередко пытался надуть его с гонораром, не выплатив ему заработанное? Кто просто-напросто лгал ему, своему адвокату? Кто, если дело не удавалось выиграть, тут же начинал демонстрировать ему свое презрение? Да просто он был нужен им. Да, нужен! Эти слабые, попавшие в беду, нередко под воздействием тяжелых обстоятельств срывающиеся в шутовство и ерничанье люди нуждались в помощи Алехандро Стерна, чтобы идти по жизни дальше. Они, по сути, балансировали на краю пропасти. Они рыдали у него в кабинете и клялись убить предавших их товарищей и партнеров. Затем, когда к ним возвращался разум, они, утерев слезы, с надеждой ждали, что Стерн посоветует им, что делать дальше. «Вот что я вам скажу…» – начинал он негромко и спокойно. И излагал свое видение ситуации. К этим словам и фразам при желании сводилась вся его работа юриста в течение шести десятилетий.

Центральными фигурами в его жизни были его первая жена Клара, мать его детей, которая покончила с собой в 1989 году, Питер, его старший сын, а также, наверное, Хелен, вторая жена, которая, умерев два года назад, вторично сделала Стерна вдовцом. Так вот, если бы они когда-нибудь услышали, как Стерн превозносит своих клиентов и, говоря о них, буквально поет им дифирамбы, они бы, вероятно, уязвленно спросили: «А как же мы?» На этот вопрос, в котором наверняка можно было бы без труда уловить обвинительные интонации, у Стерна нет ответа, защититься от него ему нечем. Очевидным фактом является то, что все его внимание, вся энергия очень часто уходили на его деятельность в залах суда, а на долю тех людей, которых он, по его словам, любил и любит, оставалось гораздо меньше, чем он хотел бы им дать. Все, что он может предложить им взамен, – это честный ответ, суть которого можно сформулировать так: я хотел и должен был прожить именно такую жизнь. В возрасте восьмидесяти пяти лет он абсолютно уверен, что без этого он не познал бы самого себя и не стал бы самим собой.

2. Свидетели

Хронология ключевых событий

9 декабря 2014 года

Управление по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов (УКПМ) отдает указание о проведении клинических исследований «Джи-Ливиа» в качестве препарата прорывной терапии

1 апреля 2015 года

Начало клинических испытаний препарата «Джи-Ливиа» продолжительностью восемнадцать месяцев

15 сентября 2016 года

Кирил Пафко узнает о случаях внезапной смерти пациентов, принимающих участие в клинических испытаниях «Джи-Ливиа»; в данные о тестировании вносятся изменения – из них удаляется информация о смертях

27 октября 2016 года

Компания «ПТ» представляет в УКПМ измененные данные для получения лицензии на «Джи-Ливиа»

16 января 2017 года

Получено разрешение УПКМ на продажу «Джи-Ливиа» через торговую сеть

7 августа 2018 года

К.?Пафко говорит репортеру о том, что никогда ничего не слышал о внезапных смертях нескольких пациентов, которые участвовали в клинических испытаниях препарата «Джи-Ливиа»: при этом он продает пакет акций компании «ПТ» за 20 миллионов долларов

12 декабря 2018 года

Кирилу Пафко предъявлено обвинение

В своем вступительном слове Мозес показал себя таким, как всегда, – его речь затрагивала все основные аспекты предстоящего судебного разбирательства, но при этом была лаконичной. Его великий дар в общении с присяжными позволял раскрывать все самые существенные моменты, и Мозесу удалось осветить их – даже в таком сложном деле. Во время своего выступления федеральный прокурор дублировал главные пункты на шестидесятидюймовом мониторе, который специально водрузили на тележку с колесиками и установили перед столом присяжных. Мозес начал с событий 2014 года, когда «Пафко Терапьютикс» представила УКПМ предварительные результаты тестирования «Джи-Ливиа». В отчете компании говорилось о том, что у пациентов с не мелкоклеточным раком легких, которые принимали препарат на регулярной основе в течение нескольких месяцев, было зафиксировано значительное улучшение состояния по сравнению с теми, кто подвергался лечению по стандартной методике. У тех, кого пробовали лечить с помощью «Джи-Ливиа», болезнь прогрессировала медленнее, а во многих случаях опухоли заметно уменьшились.

УПКМ одобрило проведение эксперимента с назначением «Джи-Ливиа» для проведения курса прорывной терапии – это могло ускорить процесс тестирования и, соответственно, приблизить решение вопроса об одобрении препарата. После консультаций с экспертами управления «ПТ» запланировала восемнадцатимесячные клинические испытания «Джи-Ливиа». В случае, если бы подтвердилось, что использование препарата дает существенные положительные результаты и продлевает пациентам жизнь, предполагалось представить его в УПКМ для окончательного одобрения, и врачи получили бы возможность назначать его на несколько лет раньше, чем это обычно происходит в подобных случаях.

Всего за несколько дней до завершения клинических испытаний, в сентябре 2016 года, Кирил получил от своего сына Лепа, медицинского директора «ПТ», тревожные данные. Начиная с тринадцатого месяца тестирования около десятка пациентов, проходящих лечение в различных медицинских учреждениях, разбросанных по всему миру, внезапно умерли по неизвестным причинам, которые, судя по всему, не имели отношения к их основному заболеванию – раку. Вместо того чтобы предоставить разбираться в этом вопросе группе независимых экспертов, которые, согласно протоколу, должны были расследовать эти данные, Кирил занялся этим сам. По словам Лепа, Кирил сообщил ему, что провел переговоры с представителями тайваньской компании, которая осуществляла общий контроль за проведением клинических испытаний препарата, и те быстро пришли к выводу, что о внезапных смертях речь не идет. Проблема вроде бы возникла из-за ошибки кодирования, по причине которой пациенты, отказавшиеся от приема препарата и участия в эксперименте и потому исключенные из первоначального списка (это часто случается), были отнесены к умершим в ходе тестирования.

В итоге базу данных эксперимента изменили – наверное, Кирилу в данном случае больше понравилось бы слово «скорректировали». Вскоре результаты были представлены в УПКМ. В январе 2017 года управление разрешило коммерческие продажи «Джи-Ливиа». Цена акций «ПТ» взмыла вверх, особенно после того, как между двумя транснациональными фармацевтическими гигантами началась борьба за приобретение компании, разработавшей препарат. Однако в августе 2018 года, до того как сделка по покупке «ПТ» компанией «Толливер», победившей в схватке, была завершена, Кирилу позвонила женщина-репортер из «Уолл-стрит Джорнэл». Она попросила прокомментировать результаты журналистского расследования, которое издание планировало обнародовать в ближайшие дни. Его автор утверждала, что некоторые пациенты с онкологическими заболеваниями после более чем годичного приема «Джи-Ливиа» внезапно умерли – предположительно от вызванной препаратом аллергической реакции. Кирил сказал репортеру, что ему ничего не известно о внезапных смертях пациентов. Однако, положив трубку, он буквально через несколько секунд отдал тайное распоряжение о продаже пакета акций «ПТ», который на тот момент стоил примерно 20 миллионов долларов. Когда в «Джорнэл» появилась статья, о которой говорила репортер, котировки акций «Пафко Терапьютикс» резко обвалились. Еще через несколько недель они практически полностью обесценились. Это произошло, когда УПКМ публично усомнилась в соответствии данных, представленных «ПТ», реальным результатам клинических испытаний «Джи-Ливиа». Вскоре после этого в округе Киндл федеральное жюри присяжных предъявило Кирилу Пафко обвинение.

Рассказывая обо всем этом в своем вступительном слове, Мозес укладывается всего в сорок минут вместо отведенных судьей Клонски для каждой из сторон пятидесяти. Краткость его речи должна дать понять присяжным, что, несмотря на всю сложность и запутанность незнакомого им мира клинических испытаний медикаментов, в действительности все ясно и тривиально – речь идет о преступлении. Однако упрощение, к которому прибег федеральный прокурор, дает кое-какие возможности защите. Стерн просит Мозеса вернуть на экран тезисы, которые присяжные видели на мониторе во время его выступления. Прокурор не может отказаться выполнить это требование, но оно вызывает у девяти человек, прокурорских работников и следователей, сидящих за столом обвинения, явное замешательство. Единственным из них, помимо Мозеса, кто может обращаться к присяжным, является помощник федерального прокурора по имени Дэниэл Фелд, худощавый молодой человек с густой кудрявой черной шевелюрой. Он в этот момент печатает что-то на клавиатуре портативного компьютера, орудуя пальцами с ловкостью пианиста, выступающего на концерте.

Стерн, обращаясь к присяжным, первым делом напоминает о презумпции невиновности, после чего указывает на весьма солидный набор доказательств, собранных представителями обвинения.

После этого он говорит:

– У этой истории есть две стороны, как и у любой другой. Имеются кое-какие принципиально важные факты, о которых мистер Эпплтон, когда обращался к вам, решил не упоминать. Главная суть предъявленных обвинений, обоснованность которых представители правительства, разумеется, должны доказать, состоит в том, что, согласно их версии, Кирил Пафко несет ответственность за искажение результатов клинических испытаний препарата «Джи-Ливиа» в сентябре 2016 года. Имеется в виду устранение из базы данных информации о дюжине внезапных необъяснимых смертей. Так вот, несмотря на весь шум, поднятый вокруг этого, – на показания коллег доктора Пафко, данные технических специалистов, изучавших содержимое офисного компьютера Кирила, записи телефонных звонков, – несмотря на все это, вы узнаете… – Тут Стерн, прежде чем закончить фразу, делает нарочитую паузу, чтобы тем самым подчеркнуть значимость своих следующих слов. – …что Кирил Пафко информацию в базе данных не изменял. Ни в сентябре 2016 года, ни когда-либо еще. Ничего подобного.

После этого Стерн кивает Пинки, и та через свой портативный компьютер начинает демонстрировать на гигантском мониторе, установленном в зале, слайды с изложением основных тезисов выступления адвоката. На экране появляется написанная крупными буквами фраза «Кирил ничего не менял». Пинки, которая часто бывает в доме своего деда и довольно много времени проводит в его комнате, отличается вспыльчивостью и очень быстро выходит из себя. Марта уже давно уволила бы дочь своей сестры, но Стерн не теряет надежды, что со временем она исправится. Тем не менее он вздохнул с облегчением, когда увидел, что Пинки в это утро появилась на своем рабочем месте и что нужные слайды имеются в наличии и разложены в правильном порядке.

– Вы спросите: но разве мистер Эпплтон не сказал, что результаты тестирования были изменены? – продолжает тем временем адвокат. – Да. Но это сделал не Кирил. Изменения в базу данных внесла на Тайване доктор Венди Хох, которая руководит компанией, проводившей клинические испытания препарата по заказу «ПТ». Вы увидите доктора Хох на этом процессе в качестве свидетеля, так что у вас будет возможность выслушать ее показания. И благодаря им вам станет очевидно, что причины, по которым она внесла изменения в базу данных эксперимента, были не теми, о которых говорят представители обвинения. Вы поймете, что мотивы, на которые ссылается обвинение, существуют лишь в воображении работников прокуратуры и потому таковыми и являются – вымышленными. Например, мистер Эпплтон предположил, что доктор Пафко пошел на подлог с целью стать мультимиллионером. Да, цена акций компании «ПТ» резко выросла, после того как ее препарат «Джи-Ливиа» одобрели УКПМ. Это замечательное лекарство, и неудивительно, что крупные игроки фармацевтического бизнеса немедленно захотели приобрести компанию, которая его создала. Но с того момента, как препарат был впервые назначен для прорывной терапии пациента с онкологией, с того самого дня и до сих пор лично Кирил Пафко, даже продав пакет акций «ПТ», не стал богаче ни на один цент. Мистер Эпплтон решил, что это не важно, и не рассказал вам об этом.

Пинки выводит на экран фразу о том, что Кирил ничего не заработал на истории с препаратом, а Стерн тем временем, тяжело опираясь на массивный набалдашник трости, снова направляется в сторону присяжных. Адвокату явно приятно осознавать, что ему удалось завладеть их вниманием. Присяжные заседатели – это в определенном смысле лицо Америки. Среди них представлены люди всех цветов кожи. Половина из них живет в сельской местности в окрестностях городов, семеро – выходцы из округа Киндл. Диапазон их возраста – от весьма бодрой и энергичной восьмидесятидвухлетней вдовы миссис Мэртаф до вполне современного вида паренька по имени Дон с длинными волосами, собранными в хвост, – он хочет стать преподавателем в средней школе. Похоже, он уже положил глаз на Пинки, которую сверстники считают привлекательной, хотя ее деду украшения в виде ярких цветных татуировок выше локтей и пирсинга в носу кажутся странными.

– Но разве мистер Эпплтон не сказал, что доктора Пафко обвиняют в мошенничестве по части использования инсайдерской информации в биржевых сделках? – продолжает тем временем гнуть свою линию адвокат. – Ведь он продал свой пакет акций «ПТ» сразу после первого звонка от репортера «Уолл-стрит Джорнэл». Да, верно, сказал. Но, боюсь, вы не узнали из выступления мистера Эпплтона, что проданный пакет акций находился в управлении страхового фонда, созданного в интересах внуков доктора Пафко.

Адвокат произносит слово «внуки» торжествующим тоном, хотя прекрасно понимает, что с точки зрения законодательства, направленного на борьбу с инсайдерской торговлей, тот факт, что бенефициарами сделки стали скорее внуки Кирила, чем сам Кирил, никакого значения не имеет. Правда, присяжные не будут знать об этом еще на протяжении нескольких недель – до тех пор, пока судья Клонски не проинструктирует их по поводу некоторых юридических тонкостей. Что же касается Марты и Стерна, то у них нет ясного представления о том, какие еще аргументы они на данный момент могут использовать, чтобы защитить клиента от предъявленных обвинений.

– Таким образом, я продемонстрировал вам, что имеющиеся доказательства можно трактовать по-разному, – продолжает адвокат. – Это вам следует иметь в виду на всем протяжении процесса. Пытаясь доказать свою правоту, обвинение будет первым вызывать в зал суда свидетелей и опрашивать их. Затем возможность задавать им вопросы получим мы с Мартой – эта процедура называется «перекрестный допрос». Пожалуйста, всегда обязательно дожидайтесь того момента, когда со свидетелями побеседуем мы, а уж потом делайте выводы и формируйте свои впечатления. В некоторых, да что там – даже во многих случаях показания свидетелей, приглашенных в суд обвинением, на самом деле будут работать на защиту.

Теперь второе. Относитесь к свидетелям так, как вы относитесь к продавцам всевозможных товаров, которые часто стучатся в дверь вашего дома. Вы обязательно должны всякий раз задаваться вопросом: может ли тому или иному человеку быть выгодно то, что он говорит. Например, по меньшей мере двоим свидетелям, которые оба являлись коллегами доктора Пафко по компании «ПТ», гособвинение пообещало, что их не привлекут к суду за собственную роль в тех фактах, которых будут касаться их показания. Вы узнаете, что именно правительство, и только оно – не судья, не вы и не я, – обладает властью обвинить конкретного человека в совершении преступления. Так вот, показания двоих бывших коллег подсудимого совершенно ясно продемонстрируют: эти люди прекрасно понимают, что их слова должны удовлетворить обвинителей.

Кстати, как ни странно, сотрудники руководства компании «ПТ», о которых я упомянул, отказывались дать показания, пока правительство не пообещало лично их не привлекать к ответственности. И будут утверждать, что сами они не сделали ничего противозаконного. Кирил, разумеется, считает так же. Он тоже уверен, что в рамках того дела, которое стало предметом разбирательства, не было совершено никаких преступлений, в том числе злонамеренных мошеннических действий на международном уровне – ни им самим, ни кем-либо еще. В том числе и потому, что одним из тех свидетелей, которых пообещали не наказывать, предстает старший сын Кирила и Донателлы, да-да, их сын Леп. Он, как и его отец, является дипломированным врачом и имеет ученую степень доктора наук, а также занимает должность директора по медицинским вопросам в компании «ПТ». Так что мы в данном случае сталкиваемся с очень странной и непростой ситуацией, когда сын свидетельствует в суде против отца. По его показаниям вы поймете, что Леп любит своего отца, а тот, в свою очередь, – Лепа. Оба они понимают, что эти противоестественные обстоятельства им навязало правительство.

– Протестую, – впервые с начала процесса произносит со своего места Мозес.

Сонни, судья, мгновение размышляет, после чего отрицательно качает головой:

– Протест отклонен.

Стерн, сделав секундную паузу, обращает в сторону жюри улыбку, полную спокойного удовлетворения по поводу косвенного признания своей правоты. Затем продолжает:

– Однако оставим пока в стороне Лепа. Второй свидетель, которого обвинение обещало не привлекать к ответственности, – также весьма достойный человек. Речь идет о докторе Макви, женщине, которая тоже является врачом и имеет научную степень. Она – бывший исполнительный вице-президент и операционный директор компании «ПТ» и вместе с Лепом и Кирилом участвовала в создании «Пафко Терапьютикс». Эта женщина работала плечом к плечу с доктором Пафко в течение последних тридцати двух лет – сначала в качестве исследователя в его лаборатории в Истоне, а затем в качестве его правой руки в компании. Когда в январе 2017 года «Джи-Ливиа» был допущен к распространению через коммерческую торговую сеть, она ушла из «ПТ». Так получилось, что после десятилетий работы бок о бок с доктором Пафко между нею и Кирилом возникли разногласия, подробности которых не должны нас интересовать.

Тут Стерн слегка взмахивает рукой, как бы давая понять, что речь идет о чем-то несущественном – пожалуй, этот жест немного лишний в данной ситуации. Получается так, что в соответствии с ходатайством защиты, которое судья Клонски рассмотрела в частном порядке в собственном кабинете еще до начала судебного процесса и решила удовлетворить, присяжные ничего не услышат о кое-каких деталях. А именно о том, что в течение почти всех тридцати двух лет своего близкого общения с Кирилом доктор Иннис Макви была его любовницей, которую некоторые называли его «женой на рабочем месте». Стерн и сам узнал об этом только тогда, когда подготовка к судебному процессу уже шла полным ходом. В течение последних двадцати месяцев работы в компании «ПТ» Иннис явно испытывала ненависть по отношению к Пафко – это началось после того, как он завел роман с гораздо более молодой сотрудницей компании, директором по маркетингу Ольгой Фер-нандес.

– В любом случае, – продолжает Стерн, – отношения между доктором Пафко и доктором Макви испортились. Для вас очевидным подтверждением этого может служить тот факт, что в августе 2018 года, после того как доктору Пафко позвонил репортер из «Уолл-стрит Джорнэл», Кирил связался по телефону с доктором Макви и попросил у нее совета, но она, как ни странно, решила записать их разговор. Мистер Эпплтон сказал, что вы услышите эту запись. Если мистер Эпплтон по каким-то причинам откажется предоставить вам такую возможность, не беспокойтесь – это сделает защита. Прослушав ту телефонную беседу, вы сможете убедиться, что именно доктор Макви первой предложила доктору Пафко продать акции «ПТ», это не было его спонтанным решением. Но правительство в лице обвинения предпочло ее к ответственности не привлекать.

Стерн поджимает губы и прищуривается таким образом, что выражение его лица не оставляет сомнений: подобная позиция властей ему кажется просто немыслимой и вызывает у него серьезное беспокойство.

– В общем, вы понимаете, что я хочу сказать. Всякий раз, слушая показания очередного свидетеля, задавайтесь, пожалуйста, вопросом, что именно может им двигать и не заинтересован ли он лично в том, чтобы сделать то или иное заявление. Вот вам еще один пример того, как может обстоять дело. Здесь будут выступать сотрудники и представители руководства УКПМ и ФБР. Помните, что они фактически будут давать показания в интересах своего босса, которым является правительство Соединенных Штатов – а ведь именно оно предъявило обвинения Кирилу. Полагаю, вы понимаете, что все они не хотят, чтобы их уволили с работы.