Французский перец

– Карин, я просто спросил! Никаких других женщин!

– Вот и хорошо! – ворчу я, поглядывая исподлобья на Жильбера.

– Когда ты дуешься, то похожа на маленькую девочку, – приподнимается, обнимает меня за шею, валит на подушки и целует. Нежно, долго, томно. Низ живота медленно подогревают разгорающиеся угольки желания. Отрывается и ласково смотрит.

– Что?

– А если это будет не женщина?

– Ты опять? – по-доброму злюсь на него. Хватаю подушку и несильно ударяю Пуавра по голове.

– Ах ты! Вздумала со мной драться? – отнимает мое оружие и прижимает меня к матрацу, держа за запястья. Наклоняется и снова целует.

– Ну, а всё-таки? – внимательно смотрит в глаза. Хочет услышать, что я думаю. Ну что же, раз заставил меня ревновать, то теперь пусть сам поскрежещет зубами! Хитро ухмыляюсь и закусываю нижнюю губу.

– Если двое мужчин… – хмыкаю, глядя на его застывшее в ожидании лицо. – Наверное, я бы согласилась… А что? Разве плохо, если не только ты будешь доставлять мне удовольствие?

– Правда? – сощуривается и криво ухмыляется мне в ответ.

– Правда! – я хочу подразнить его, пощекотать самолюбие. Отпускает меня и молча встаёт с кровати. Я недоуменно таращусь на его прелестный мужской зад. И что это значит? Пуавр обиделся?

Берёт со стула вещи.

– Ты куда? – я удивлена.

– Мне пора. Надо ехать! – натягивает брюки. На меня не смотрит. Я ничего не понимаю. Он что, всерьёз обиделся? В растерянности лохмачу на затылке волосы.

– Жильбер, – блею я, глядя на то, как мой любовник сосредоточенно одевается.

– Что, Карин? – застёгивает пуговицы на манжетах сорочки.

– Ты что, обиделся?

– Нет. С чего ты взяла?

– Просто ты так… неожиданно встал… и-и-и… начал собираться…

Вскидывает на меня взгляд. Глядит внимательно, продолжая одеваться.

– Мне действительно пора ехать, – надевает пиджак, ботинки и идёт к двери. Берёт с вешалки пальто. – Ну, всё! Пока! – кидает мне и выходит за дверь.

– Пока… – шепчу я растерянно. В голове отчаянный вопрос – что я сделала не так? Почему он встал и ушёл? Неужели его так расстроил мой ответ? А если да? А если Жильбер обиделся на меня? Ведь все эти дни я клялась ему в вечной любви. И после всего услышать от меня такое! Прикрываю рот рукой, понимая свою роковую ошибку. Что же я наделала? Зачем я решила так подшутить над ним? Наверное, Жильберу было неприятно слышать, что я не против секса с другим мужчиной. Какая же дура! Дура! Дура! Дура! Ругаю себя за феноменальную тупость. Как я могла обидеть мужчину, которого так долго люблю. И вот теперь, когда Жильбер почти сдался, я сама всё испортила! Какой чёрт дернул меня за язык! Мне безумно хочется всё вернуть назад. Отмотать пленку на несколько кадров. Но, увы, это невозможно! Всё уже сделано! На глаза наворачиваются слезы.

Я ругаю себя последними словами остаток воскресного дня и всё утро понедельника. Ужасно переживаю, что оскорбила Жильбера в лучших чувствах.

Моё самобичевание достигает апогея ко вторнику. Я подавлена, не хочу никого ни видеть, ни слышать. Жильбер не звонит. Разве он станет мне звонить после такого? Как я могла разрушить всё, что досталось мне таким трудом? Как? Я не могу найти себе оправдания. С расстройства почти не ем. Пью галлонами кофе. Мне ужасно плохо. Так плохо мне ещё не было. Когда Пуавр обижал меня, я злилась на него. Но сейчас он ни при чём. Это я! Я во всем виновата! Я сама виновата во всех своих бедах!

По ночам рыдаю в подушку. Знаю – Жильбер не вернётся. Все кончено! Мне не на что надеяться! Какая дура!

Утром среды в полной апатии плетусь на работу. Я раздавлена и потеряна. Кажется, уже ничто не может радовать меня. Сижу за рабочим столом, медитируя над отчётом, который обещала Драка ещё неделю назад. Веки горят после бессонной, полной слёз, ночи. Нос распух. Временами глаза застилает мутной пеленой.

Звонок мобильного заставляет встрепенуться. Сердце подпрыгивает и пускается отплясывать джигу. Жильбер! Хватаю трубку.

– Алло! – выдыхаю в надежде услышать знакомый надтреснутый баритон.

– Карин, это я… – Господи, только не это! Мычу от досады. Я не хочу сейчас говорить с Эммануэлем. Честно говоря, я так увлеклась любовью с отцом, что совсем позабыла о сыне. Боже, за что ты караешь меня? Когда уже этот сопляк оставит меня в покое?

– Что тебе нужно? – небрежно отвечаю я.

– Карин… я… я… я…

– Ну? – Эммануэль злит меня.

– Карин, можно я приеду сегодня?

– Зачем? Ещё не все сказал? – так нельзя разговаривать с влюблённым юношей. Но у меня нет ни сил, ни желания расшаркиваться перед ним. Будь он хоть трижды сыном Жильбера! Воспоминание о Жильбере отзывается в моём организме новым приступом слёз.

– Я скучаю, – шепчет в трубку.

– Нет! Не приезжай! – рублю я. Мне надо прекратить эти ненужные встречи.

– Ты не хочешь меня видеть, потому что у тебя кто-то появился?

А в интуиции мальчику не откажешь. Как появился, так и исчез! Я сама всё испортила! Размазываю сырость по щекам, не силах сдержаться. Всхлипываю.

– Карин, ты плачешь?

– Нет! У меня насморк! И вообще, я болею! Не приходи ко мне! Понял?

– Может, тебе привезти чего-нибудь?

– Мне ничего не нужно! – раздражение нарастает. Мне нельзя пить столько кофе. Он плохо сказывается на моей эмоциональной стабильности. – Всё, Эммануэль! Мне надо идти!

Сбрасываю звонок, не дожидаясь ответа. Головой понимаю, что не должна так поступать с Эммануэлем, но слушать его блеяние у меня просто нет сил – ни моральных, ни физических.

Подпираю подбородок кулаком и отрешённо смотрю на текст договора с моими пометками. Надо собраться с мыслями и закончить отчёт. Драка уже заждался.

Словно разбуженный мыслями, на столе звонит телефон. Внутренняя линия. Драка! Начинаю лихорадочно придумывать отмазки, почему я до сих пор не предоставила ему отчёт.

– Пьер! Добрый день!

– Здравствуй, Карин! Поднимись, пожалуйста, ко мне! – голос серьёзный, даже слишком. Привожу свой внешний вид в порядок и плетусь наверх, в полной готовности получить взбучку.

Захожу в кабинет. Пьер сидит за столом, листая бумаги.

– Карин! Проходи, присаживайся! – делает приглашающий жест рукой. Сажусь на диван напротив Пьера.

– Ты же у нас специалист по международному праву?