Простите, я вас люблю…

***

– Мои родители говорят, чтобы я получил юридическое образование, но я не чувствую, что хотел бы этим заниматься.

Смотрю, как он крутит в руках снежный шар. Стекло переливается в его пальцах, ловит яркие блики от ламп.

– Где ты сам себя видишь?

Артем слегка пожимает плечами. Он выглядит раздосадованным.

– Мне хотелось бы приносить людям пользу. В нашем мире достаточно людей, разбирающихся в законах, умеющих разглагольствовать о правах и обязанностях, и слишком мало тех, кто делает свою работу изо дня в день, не вешая на грудь медали, не получая никаких знаков отличия, но трудясь на благо общества. Меня привлекает педагогика, но я не уверен, что у меня достанет великодушия для этой профессии.

Я слегка улыбаюсь. За окном снежинки падают в темноту.

– Лариса Ивановна не раз говорила, что химия и биология дается тебе легко. Подумай, чаще всего то, к чему мы относимся играючи и становится нашим призванием.

Артем задумчиво смотрит на шар в своих руках, вид у него удрученный.

– Будет слишком сложно заставить родителей отказаться от их намерений засунуть меня в юридическую академию.

– За свои мечты нужно бороться.

– Если бы было все так просто, – вздыхает он.

Я подаюсь вперед, дотягиваюсь через стол до его руки. Теплые пальцы с готовностью отвечают на мое робкое пожатие.

– Не позволяй никому диктовать тебе будущее.

Артем кивает. Мы молчим недолго, я забываю свою руку в его теплой ладони.

– А вы? Почему выбрали школу? – после паузы спрашивает он.

В памяти за секунду проносится яркое воспоминание идеально чистого пола и оборванных с карнизов штор, за которые я пыталась уцепиться, когда хлёсткий удар заставил меня отлететь в угол кухни.

Сжимаю его руку крепче.

– Это школа выбрала меня.

***

– Мама часто болела, я оставалась с отцом, который много работал. Став старше, я стала задумываться о том, что, возможно, он по-своему любил меня, но будучи маленькой девочкой, я этого не чувствовала.

Мы медленно идем по улице, огибая подмерзшие лужи. Вокруг голо возвышаются стройные тополя. Меж облупленных домов и детских площадок вьется неширокая аллейка вся в жухлой листве, припорошенной снегом. Мы сворачиваем на неё, перейдя дорогу. Под ногами шуршит по-осеннему, с неба то и дело падают редкие ледяные капли.

Взгляд Артема такой, словно ему не семнадцать, а на два десятка лет больше. Волосы выбиваются из-под черной шапки и падают на лоб, руки – в карманах брюк, тыльные стороны ладоней слегка обветрились.

– Понимаю, – негромко говорит он, – мои родители тоже постоянно в разъездах. С двенадцати лет я живу практически один. Мама каждый месяц уезжает в командировку в Москву, и пропадает там на две-три недели. Отец работает вахтовым методом. На дальнем севере. В этом году я видел его в мае, июле и октябре. Научился готовить себе суп, по вечерам занимаюсь и смотрю фильмы. Я помню в детстве у меня были бесконечные вереницы нянь, которых я терпеть не мог и всячески им портил жизнь. Теперь мне стыдно за это.

Я сочувственно киваю.

– В моих детских воспоминаниях прочно обосновались только гнетущие вечера, когда уставший отец пропускал рюмочку за ужином, и потом засыпал перед телевизором. А я стояла босая на пороге его спальни, в сиреневой ночной рубашке, спутанными волосами до пояса, и прижимала книжку к груди. Я всегда читала себе сама. – после небольшой паузы, добавляю, – у меня было все. Одежда лучше, чем у сверстниц, модные джинсы, богатое платье на выпускной вечер. Из класса у меня у первой появился компьютер последней модели. Подруги завидовали мне. Им было невдомек, что все это было получено ценой одиночества, и что я гораздо охотнее носила бы перешитые мамины платья вместо новых, модных, заграничных. – После недолгой паузы, продолжаю негромко, – наверное, я так и торопилась замуж, чтобы скрасить одиночество.

– Почему ты вышла за него? – Артем неизменно хмурится и сердится, когда речь заходит о моем муже.

– Мне было всего семнадцать лет, – говорю я, поддевая жухлые листья носками туфель, – и я думала, что встретила самого великолепного мужчину во всем мире.

Он задумчиво смотрит на меня и мне кажется тень сожаления в его лице.

– Почему я не родился на десяток лет раньше? – совсем тихо спрашивает Артем.

Мне не хочется, чтобы мы тратили вечер на грустные разговоры, и поэтому пытаюсь обернуть все в шутку, и говорю игривым тоном:

– Тогда бы ты любил меня еще сильнее?

Артем без улыбки поднимает взгляд в стремительно темнеющее небо и произносит:

– Вряд ли это возможно.

Моя улыбка тускнеет.

Вечер развертывается вокруг нас. Небо вбирает краски молодой ночи, в его вышине ветер гонит сонные облака. В тишине, прерываемой отдаленными звуками дороги, слышны наши шаги по хрустящей подмерзшей листве.

Я беру Артема под руку, он накрывает мою озябшую ладонь своей.

***

В конце декабря в школе становится так холодно, что дети сидят на уроках в варежках, но мой кабинет выходит на солнечную сторону, и даже в самые лютые морозы в нем тепло.

Дети забегают ко мне на переменах греться, возле учительского стола постоянно топчется толпа, а младшеклассники разворовывают мои запасы печенья.

Я каждый день остаюсь заниматься с отстающими, к концу четверти их всегда намного больше, и увидеться с Артемом становится труднее. Замечаю, что тоскую по нему, но это чувство чудесным образом греет мою душу. Из командировки возвращается Андрей, и я лишаюсь возможности засиживаться за работой до позднего вечера.

Школа наряжается к новогоднему празднику, в коридорах и классах ставят елки, на стенах пестрят гирлянды, дети в предвкушении каникул с интересом готовят друг другу сюрпризы, пишут тайные письма.

Последний рабочий день проходит в атмосфере эйфории. Я наблюдаю за младшеклассниками, которые носятся по школе нарядные и радостные. Ненавязчиво приглядываю за старшими и соглашаюсь на вечернее дежурство.

Школьный концерт заряжает добрыми эмоциями, я с улыбкой провожаю учеников по домам.

– До свидания, Мария Викторовна! – летит со всех сторон.

Меня обнимают детские руки, на душе хорошо и спокойно. Проводив учеников, я возвращаюсь в спортивный зал на дискотеку.

Старшеклассники танцуют в душной, радостной темноте, песни сменяют друг друга. Я стою в сторонке, с полуулыбкой наблюдаю как зажигательный, веселый танец сменяется медленным, а потом в моем поле зрения вдруг появляется раскрытая ладонь.

Поднимаю удивленные глаза.

Музыка звучит. Она нежная и проникновенная. Медленный темп слегка покачивает мелодию, и основная толпа расходится, огибая нескольких парочек старшеклассников, которые не стесняются танцевать вдвоем.

– Разрешите, Мария Викторовна.